Обвиняется в убийстве - Гарри Картрайт

Узнав, что из местного справочника высшего общества исключили ее имя (оставив, однако, имя Каллена), Присцилла рассмеялась. Ей, конечно, было наплевать, но где-то в глубине души она почуяла что-то недоброе. Группа "уважаемых граждан", включая наследника местной издательской компании Эймона Картера-младшего, крупного маклера Бейба Факуа и нескольких ведущих банкиров, обратилась с петицией освободить Каллена под залог. Это не был акт благотворительности или знак дружбы с их стороны — просто этого требовали интересы бизнеса. Все эти люди были кровно заинтересованы в благополучии человека, который владел многими миллионами долларов и который, даже находясь в тюрьме, все еще контролировал один из крупнейших в городе финансовых конгломератов. Впервые за всю его историю большинство завсегдатаев клуба "Колониал" заговорило вдруг о правах заключенных. А жена одного очень богатого и влиятельного бизнесмена даже позвонила как-то Присцилле по телефону и попросила ее "не впутывать Каллена во всю эту историю".

Каллена Дэвиса поместили в специально оборудованную камеру в центральной тюрьме города. В его распоряжении был цветной телевизор и целая батарея телефонов. Там он ежедневно проводил свои деловые совещания и именно там принял важнейшее для себя решение: включить в бригаду своих адвокатов Ричарда Хейнса — легендарного юриста из Хьюстона.

Хейнс заинтересовался делом Каллена Дэвиса еще до того, как был приглашен принять участие в его защите. Впервые об убийствах он услышал лишь несколько недель спустя на вечеринке членов Техасской коллегии адвокатов в Форт-Уэрте. "Я адвокат, работающий по найму, — сказал он тогда. — Я берусь не за все дела подряд, а только за те, которые меня интересуют и которые обещают приличное вознаграждение. К тому же в данном случае дело происходит в Техасе, в особняке стоимостью 6 миллионов долларов. Когда в телевизионных репортажах фигурирует человек с шестимиллионным состоянием, это уже само по себе интересно, не правда ли?" Хейнс был абсолютно уверен в том, что, имея в своем распоряжении достаточно времени и денег, он сможет выиграть любой судебный процесс, где бы он ни происходил. Так, например, он успешно защитил банду мотоциклистов, обвинявшихся в том, что они распяли на дереве преследовавшую их женщину; полицейских из Хьюстона, которые так избили ногами черного заключенного, что тот умер; спикера палаты представителей сената штата Техас и "великого дракона" ку-клукс-клана. Так что дело Каллена Дэвиса ничем особенным не выделялось, если не считать, конечно, его огромного состояния: это был самый богатый в Америке человек, когда-либо обвинявшийся в убийстве. Хейнсу нравилось представлять, что после его смерти на его надгробном камне будет помещена эпитафия: "Он запрашивал баснословные гонорары, но дело свое знал отлично".

С Калленом Дэвисом Хейнс встретился в конце сентября. Решение судьи Тома Кейва, запрещавшее освобождать Каллена под залог, было обжаловано в судах высшей инстанции. Обвиняемый тем временем уже четыре недели находился в тюрьме. Подача апелляционных жалоб отнимала массу времени, поэтому на подготовку к предварительным слушаниям оставалось всего два месяца. Некоторые наблюдатели считали, что, помимо этих объективных трудностей, защита столкнулась с проблемой своего рода соперничества. Ведь Бэрлсон тоже был в некотором роде знаменитостью. К тому же он возглавлял защиту уже в течение семи недель, и вот теперь в центре внимания вдруг оказался Хейнс. Сам Бэрлсон, однако, не видел здесь ничего особенного: ведь он сам рекомендовал обратиться за помощью к Хейнсу. Единственная трудность, признавался он, заключалась в том, что Хейнса необходимо было теперь подробно знакомить с уже проделанной работой.

Пока Хейнс, Бэрлсон и Майк Гибсон разрабатывали юридические аспекты защиты, молодой Стив Самнер прочесывал город, собирая всевозможные обрывки информации, проверяя полученные частным образом сведения и беседуя с потенциальными свидетелями. Имея в своем распоряжении пятерых следователей, работавших с полной нагрузкой, и от 15 до 20 тайных осведомителей, привлекавшихся к работе эпизодически, Самнер сумел незаметно проникнуть в подпольный мир наркоманов и торговцев наркотиками. Сведения, собранные им в течение первого месяца, особой радости не принесли. "Мы получали всевозможную информацию о злоупотреблениях наркотиками и происходивших в особняке оргиях, — говорил он, — но концов так и не могли отыскать. Нам не удалось найти ни одного человека, который согласился бы выступить с показаниями в суде". Адвокаты Каллена понимали, что, по сравнению с обвинением, они были поставлены в куда менее выгодное положение: прокурор мог вызвать в суд любого, кто, по его мнению, должен был давать показания перед тайным составом большого жюри, в то время как защита не могла заставить говорить никого.

Хотя количество фактов и всевозможных сведений продолжало увеличиваться и до начала предварительного слушания, то есть до декабря, оставалось менее двух недель, у защиты еще не было рабочей версии. Самнер разыскал водителя "скорой помощи", который согласился выступить в суде с заявлением о том, что Бубба Гаврел не смог сказать, кто в него стрелял, но все же сообразил, что надо избавиться от имевшейся у него марихуаны. К этому времени защита уже знала об аборте Бев Басе, а также о том, что по счету за него уплатила Присцилла и что обе женщины сговорились зарегистрировать Бев в больнице под именем ее сестры. Но только Каллен с его математическим умом сумел увязать все эти разрозненные факты с убийством.

За несколько дней до начала предварительного слушания Самнер спросил у Каллена, говорит ли ему что-нибудь имя Уильяма Таскера Рафнера. Тот ответил "нет".

— А Лэрри Майерс? Или Санди Гатри?

— И эти имена мне ни о чем не говорят, — сказал Каллен. — А в чем дело?

Самнер ответил, что пока не знает сам. На данной стадии это были лишь ни о чем не говорящие фамилии.

К тому времени, когда 20 декабря судья Том Кейв пригласил стороны на предварительное слушание дела, защита уже представила на рассмотрение суда 102 ходатайства. Среди свидетелей, вызванных защитой, была и Бев Басе. Ее засыпали целым градом вопросов, что казалось вполне естественным. Ни один из репортеров, освещавших ход слушаний, не придал особого значения вопросу Хейнса: "Подвергались ли вы каким-либо операциям за последние пять лет?" Бев пожала плечами и ответила: "У меня как-то вырвали зуб мудрости. Вот, пожалуй, и все". Хейнс был более чем доволен, когда ответ проскочил незамеченным. Тот факт, что Басе солгала и скрыла, что в сентябре 1975 года ей был сделан аборт, не должен был пока предаваться широкой огласке. Защите было важно занести это ложное показание в протокол. Хейнс хотел быть абсолютно уверенным в том, что какой-нибудь репортер не станет копаться в этом в поисках темы для своей статьи в утренней газете. Поэтому он сам подсказал заголовок для такой статьи. Беседуя с газетчиками в коридоре, он раскрыл им существо своей тактики. Невзначай, как бы оговорившись, он сказал, что в нужный момент "назовет имя настоящего убийцы".

Приближался Новый год, а поданное в октябре ходатайство о передаче дела в другой суд все еще не было рассмотрено. Оно было внесено просто так, на всякий случай, как средство, позволяющее защите просить о переносе назначенной судьей даты, но Кейв, конечно, об этом и не подозревал. Оглядываясь назад, можно предположить, что он был готов удовлетворить просьбу защиты, поскольку было очевидно, что любой судья в Форт-Уэрте, который должен будет решать судьбу такого человека, как Каллен Дэвис, окажется мягко говоря, в весьма незавидном положении. А участие в процессе Хейнса еще более усугубляло ситуацию. Судья и этот знаменитый хьюстонский адвокат уже скрестили шпаги по целому ряду вопросов, связанных с предварительным слушанием дела, но худшее, однако, было еще впереди. Уже сейчас было ясно, что перебранка между этими двумя юристами не сводилась к простым разногласиям в интерпретации закона — они просто невзлюбили друг друга. Хейнс пока еще не сформулировал тех многочисленных версий, которыми он забросает присяжных, но Кейв совсем не собирался позволить ему дурачить кого бы то ни было в суде, где он будет председательствовать. Когда защита официально взяла назад свое ходатайство о передаче дела в другой суд, Кейв очень расстроился.

К тому времени, когда 20 февраля начался отбор присяжных, Каллен Дэвис уже полгода находился в тюрьме. Хотя он и сидел в одиночной камере, одиноким себя он не чувствовал. Согласно тюремным записям, в течение ноября, декабря и января Дэвиса навещали 399 раз. Шериф Лон Эванс отрицал, что Карин Мастер было разрешено навещать своего возлюбленного, и всячески оправдывал частые визиты его коллег по работе. "В данном случае речь идет не о каком-то обыкновенном заключенном, а о человеке, которому принадлежат 83 компании, — говорил он. — К нему каждый день ходят люди и приносят то бумаги на подпись, то какие-то чертежи для просмотра. Это очень занятой человек".