Символ и ритуал - Виктор Тэрнер

Ко времени окончания расследования у него есть полная картина нынешней структуры деревни и положения, занимаемого в ней жертвой и теми, кто пришел на консультацию. Поскольку у представителей каждого из важных сегментов линиджа, так же как у родни (по браку) членов его матрилинейного ядра, принято обращаться к гадальщику в случае смерти важного человека и поскольку эти представители чаще всего по-разному отвечают на ключевые вопросы, гадальщику не приходится забираться слишком далеко, чтобы опознать нарушения в структуре деревни. Гадальщики также уверены в том, что существует общая связь между видом несчастья, по поводу которого к нему обратились, и полом жертвы, составом группы клиентов, а также размером и структурой политической или поместной единицы, из которой они происходят. Так, естественно, что лишь небольшое число близких родственников по крови и по браку обратится к гадальщику по поводу бесплодия женщины или неудачи охотника. Однако большая партия представителей всех сегментов субвождества придет к нему, если умрет вождь. Эта-связь, правда, не всегда такова, поскольку иногда и смерть ребенка или даже его болезнь может послужить поводом к тому, чтобы вскрыть главный конфликт в большой деревне, если ощущается, что время для этого пришло. Гадальщики научились на опыте — своем собственном и опыте общества, которые объединены в гадательной процедуре и символике, сводить данную социальную систему к нескольким основным принципам и факторам и жонглировать ими до тех пор, пока они не придут к решению, согласующемуся со взглядами большинства клиентов на любой консультации.

Они руководствуются, однако, не объективным анализом социальной структуры, а скорее интуитивным ощущением того, что справедливо и достойно как с точки зрения нравственных ценностей ндембу, так и в этическом кодексе, который мог бы быть признан всеми человеческими группами.

Подобно тому как африканцы показали, что в своих правовых процессах они оперируют универсально признанным понятием «здравомыслящего человека»6, или «человека здравого смысла», точно так же они в своих гадательных процессах оперируют универсально признанным понятием «хорошего человека», или «нравственного человека», muntu wamuwahi. Это человек, который не испытывает злобы, зависти, высокомерия, гнева, алчности, скупости, жадности и т. д. и который блюдет свои родственные обязанности. Это открытый человек, у него «белая печень», ему нечего и не от кого скрывать, он не бранит своих родичей, уважает и помнит предков. Гадальщик ищет колдунов и ведунов среди тех, кто не подходит под это мерило нравственности. На деле он ищет их среди явных грешников, среди тех, кого клиенты склонны считать «жуликоватыми». В случаях болезни, бесплодия и неудачи на охоте гадальщик применяет к людям ту же мерку «нравственного человека», хотя он пользуется также критерием «нравственной группы», которая живет во взаимном согласии, коллективно чтит предков и уважает свои политические власти. Однако здесь, по-видимому, разыскивается человек, совершивший не столько «смертный», сколько «простительный грех»; злоба его не стала убийственной, — оскорбления, нанесенные им, могут быть прощены, ссоры еще не раскололи группы.

Грешник (mukwanshidi) определяется ндембу как «человек, испытывающий дурные чувства по отношению к другим людям» (mukwanshidi watiyang'a kutama nawakwawu antu). Kutama — «быть скверным, злым, неприятным, уродливым» — связано с символикой черноты, темноты, смерти, бесплодия и ночи в ритуале ндембу. Это противоположность kuwaka — «быть добрым, нравственно достойным, приятным, прекрасным»7. Это связано также с ведовством/колдовством, воровством, прелюбодеянием и убийством. Kutama ассоциируется с «тайными вещами» (yiswamu), с сокрытием мыслей или имущества от других. «Хороший» для ндембу — это открытый, публичный, нескрытый, искренний. О человеке говорят, что он «хороший», когда он исполняет свои обязанности «от печени», а не из рассчитанной политики с показной и внешней вежливостью, под которой скрывается злой умысел. Человек плох, когда обнаруживается явное противоречие или разнобой между его общественным поведением и частными мыслями и чувствами. Первое внешне корректно, однако под ним скрываются злоба и зависть. Итак, лицемер — подлинный грешник. Мы находим в корзине гадальщика изображение плачущего лицемера, намекающее на двурушничество «плохих» людей, т. е. ведунов и колдунов.

Итак, гадальщик должен принимать в расчет как специфическую социальную структуру ндембу, так и набор их нравственных ценностей и норм. Оба эти референта представлены в символике гадания. Символы гадания — мнемонические, они напоминают об определенных общих рубриках культуры ндембу, помогающих гадальщику классифицировать специфические образцы поведения, с которыми он сталкивается. Более того, они должны быть такими, чтобы их можно было подвергнуть конфигурационному анализу. Именно созвездие символов скорее, чем индивидуальный символ, является типичной единицей истолкования. Символ может оказаться субстантивом и в этом качестве обладать, например, полудюжиной основных смыслов. Отмечая реакции клиентов и присутствующих на консультации, гадальщик может высказать догадку или «сформулировать гипотезу», которая даст ему возможность установить особый частный смысл субстантивного символа; после этого он может закрепить определенный смысл и за модификаторами (видоизменителями). Здесь неопределенность и подвижность серии референтов каждого символа дают гадальщику свободу подробного истолкования конфигурации символов, соответствующего тому диагнозу, которым он определяет состояние отношений между его клиентами и покойным, а также между живущими родственниками, замешанными в деле. И раз уж он установил chidimbu, определенный пункт в гадании, и добился согласия клиентов относительно его истинности или правдоподобия, у него теперь есть отправная точка для дальнейшего расследования, есть твердая почва, от которой можно отталкиваться. После этого он может выводить логические следствия из chidimbu, рассматриваемого как ряд посылок. Кроме того, он уже установил определенную психологическую власть над аудиторией, которая становится менее осмотрительной в своих ответах, так как по мере возрастания доверия к его гадательной силе людям не терпится поскорее сообщить ему те сведения, которых он добивается. Я уверен, что в этом одна из причин, по которой гадальщик с корзиной пытается отыскать имя покойного на самых ранних этапах сеанса. Гадальщики, как мы видели, понимают, что огромное большинство имен ндембу можно расклассифицировать по относительно небольшому числу рубрик — «вода», «копытные животные», «вождество» и т. д., — и, подобно тому как это происходит в английской игре «двадцать вопросов», гадальщики могут быстро продвинуться от общего к частному. В обществе, не отличающемся специальными наклонностями к абстрактному мышлению, способность к этому гадальщика должна казаться почти чудом. Назвав имя покойного, гадальщик завоевывает доверие своей аудитории до такой степени, что может без труда добыть ключевую информацию. Иными словами, логик воспринимается как волшебник.

В заключение можно сказать, что гадальщик занимает центральное положение в определенных областях социальных и культурных отношений. Он действует как механизм восстановления и социального урегулирования в локальных родственных группах, поскольку он локализует районы и точки напряжения в их актуальных структурах. Кроме того, он реабилитирует или обвиняет членов этих групп, исходя из системы моральных норм. Поскольку он действует в эмоционально нагруженных ситуациях, эти нормы заново подтверждаются запоминающимся, поражающим воображение способом. Поэтому о гадальщике можно сказать, что он играет жизненно важную роль в поддержании нравственности племени. Нравственный закон лучше всего осознается через его нарушение. Наконец, роль гадальщика центральная и в системе ритуалов бедствия и антиведовских/антиколдовских ритуалов, так как он решает, какой из ритуалов должен быть исполнен в данном случае, определяет время его исполнения, а иногда — и кто должен его исполнять. Поскольку с гадальщиками консультируются во многих случаях, ясно, что их роль как хранителей племенной морали и восстановителей нарушенных социальных отношений — как структурных, так и случайных — жизненно необходима для общества без централизованных политических институтов.

Цветовая классификация в ритуале ндембу

В последнее время заметно оживился интерес к тому явлению, которое Дюркгейм [6] назвал «первобытными формами классификации», и этому оживлению чрезвычайно способствовали Леви-Стросс, Лич, Нидэм и Эванс-Притчард. Большое внимание было сосредоточено на дихотомической классификации в системах религии и родства или на других типах изометрических единиц, основанных на четверичном или восьмеричном принципах. Этот интерес очевиден и в том, как Нидэм воскресил труды Р. Герца [10], и в недавних исследованиях самого Нидзма [18] и Бейдельмана [2], посвященных символике латеральности и оппозиции правого и левого, а также социальной обусловленности этой символики. Во время моих собственных изысканий в области ритуальной символики ндембу я часто сталкивался с образцами латеральной символики и совершенно иными формами дуальной классификации, с которыми оппозиция правого и левого могла или не могла быть соотнесена. Поскольку одним из основных предметов моих изысканий была проблема социального конфликта и способов его разрешения, то я также не мог пройти мимо проблемы символизации и формализации этого конфликта. Множество конфликтов основывается на оппозиции принципов матрилинейности и вирилокальности и, стало быть, логично предположить, что оппозиция между полами служит источником ритуала и символа. Наблюдения подтвердили это, однако мне пришлось заодно убедиться, что не только половой дуализм, но практически и любую форму дуализма следует рассматривать как часть более широкой, трехчленной классификации.