Введение в дзэн-буддизм - Дайсэцу Судзуки

Дао — это совершенное просветление, и все, что мы можем сказать о дао, в равной мере относится и к просветлению. Когда вы направляете на него внимание (то есть когда задаете вопрос о нем), то там, где вы его ищете, его уже нет. Но, с другой стороны, если вы не будете искать его, сознательно направляя свое внимание на то, чтобы его распознать, вы никогда не ухватите его сути. Дао выходит за пределы логического понимания и сферы деятельности интеллекта. Все это означает, что если вы будете ограничены последними, то никогда не достигнете просветления.

Я бы назвал это логикой просветления. Именно тогда, когда эта "логика" понята, мы можем более разумно подойти к вопросу о просветлении, которого некогда достиг Будда и с которого начинается весь буддизм со всем его дальнейшим развитием не только в Индии, но и в Китае.

Именно по этой причине Будде никак не удавалось решить стоящую перед ним проблему, пока он ограничивался уровнем антитезного мышления, на котором вопрошающий отделяет себя от вопроса. Это означает что перед ним вставали все новые и новые вопросы, требующие удовлетворительного ответа. История Будды является типичным примером того, через что проходит человек, ищущий истину.

Поиски истины мы обыкновенно начинаем с изучения философии, так как раскрытие наших мыслительных способностей идет параллельно нашим размышлениям о реальности. Мы изучаем сначала историю человеческой мысли и узнаем, что говорили древние мудрецы относительно этой проблемы, которая их также очень сильно волновала. Будда тоже начал с этого, и первое, что он сделал, когда оставил дом и светскую жизнь, это отправился в лес, где можно было встретиться с лучшими учеными людьми того времени. Однако этим он не был удовлетворен. Философия по своей природе не в состоянии отправить нас туда, где вопрос еще не задан. Такая задача ей не под силу; так как она имеет свои определенные пределы. Она может дать нам только очень смутное и поверхностное представление о самой реальности, причем, возможно, что чем ближе мы будем подходить к ней, тем туманнее она будет становиться. Это напоминает танталовы муки. Вполне естественно поэтому, что Будда в конце концов должен был оставить своих учителей.

Затем он предается аскетизму. Большинство из нас почему-то думает, что подчинением себе плоти мы очищаем ум, превращая его в инструмент, способный видеть реальное в истинном свете. Но в случае такого самоистязания наше "я", вопрошающий, превращается в своего рода врага, которого нужно сокрушать. Этот враг постоянно предстает перед вопрошающим, и никакая отчаянная борьба в этой смертельной битве не в состоянии обеспечить победы над ним, так как "я" или вопрошающий жив, он породит нового врага и будет вынужден также бороться и с ним.

Кроме того, убить врага — не означает спасти себя или получить ответ на вопрос. "Я" живет только тогда, когда существует "не я", которое и является врагом, порожденным "я". Вопрошающий всегда остается вопрошающим или творцом вопроса.

В аскетизме вопрошающий — это "я". Далее этому "я" противопоставляется то, что не есть "я", то есть враг, и этого врага человек во что бы то ни стало старается победить. Но враг этот не может быть побежден, покуда существует "я". Это "я" никогда не останется наедине с собою: оно всегда стремится найти что-либо, в противовес чему оно могло себя утвердить в доказательство своей силы и первостепенной важности. Оно теряет свое лицо при отсутствии других "я", в сравнении с которыми оно должно показать себя. Аскетизм — это своего рода гордость или самоутверждение. Аскетизм и нравственное очищение никогда не могут идти за пределы "я", а если мы не пойдем за его пределы, мы не будем иметь ни малейшего шанса найти решение той проблемы, с которой начались поиски истины. "Я" должно быть совершенно остановлено и лишено всего того, что о нем хоть как-то напоминает. Я имею в виду отсутствие противопоставления "я" и "не я".

Будда дошел до этого самым практическим образом. Однажды он попробовал подняться с места, на котором сидел, и не смог этого сделать, потому что из-за недостатка нормального питания он очень ослаб, пытаясь принимать минимальное количество пищи с целью подчинить себе тело настолько, чтобы оно не могло себя утверждать. Цель была достигнута, и тело настолько ослабло, что даже встать было невозможно. Но проблема реальности и истины по-прежнему оставалась нерешенной: самоистязание не привело к ее решению. Тогда он подумал, что "если он умрет, то вопрошающий исчезнет, а вопрос так и останется неразрешенным".

Он начал после этого принимать достаточное количество пищи, желая окрепнуть физически и продолжить поиски ответа на вопрос, который поглощал все его существо. Но что же делать дальше? Интеллект не дал ему ответа, аскетизм — тоже. Он был в полном замешательстве и не знал, что делать, а стремление получить ответ на вопрос стало как никогда сильным. Если бы он обладал более слабым умом, то он, возможно, не выдержал бы такого сильного напряжения. Все силы его существа были крайне напряжены в реакции на такого рода положение. Теперь он чувствовал, что у него нет никакого вопроса, который нужно решить, а также никакого "я", которое должно противостоять врагу. Фактически все его существо, его "я" и интеллект превратились в вопрос. Другими словами, он сам стал вопросом.

Подразделение на вопрошающего и вопрос, "я" и "не я" исчезло. Осталось только одно неразделенное "неизвестное", в котором он был похоронен. Не было, если мы можем себе это представить, ни Шакьямуни — вопрошающего, ни самосознающего "я", ни вопроса, стоящего перед интеллектом и угрожающего всему существованию, а также ни неба над головой, ни земли под ногами. Если бы мы смогли заглянуть в это время к нему в душу, мы увидели бы там только один гигантский вопросительный знак, занимающий собою всю Вселенную. Таково было его умственное состояние, если только можно сказать, что у него был тогда вообще какой-либо ум. Он находился в этом состоянии некоторое время, пока его взгляд случайно не остановился на утренней звезде. Ее свет привел его в чувство, и к нему вернулось обычное сознание. Вопрос, который прежде его так сильно беспокоил и волновал, совершенно исчез. Все приобрело совершенно новое значение. Весь мир предстал перед ним в новом свете. Говорят, что он сказал тогда:

Много раз я рождался, будучи прикованным к колесу сансары,

Ища и не находя строителя этого дома.

Постоянно рождаться — значит страдать.

О, строитель дома найден.

Ты больше не будешь строить дом.

Все твои балки поломаны, все распорки сметены.

К растворению движется ум.

Я достиг того, к чему так страстно стремился.

То, что заставляет человека чувствовать, что он проходит через множество циклов рождения и смерти, вызвано тем, что он цепляется за идею индивидуального самосознания (атман). Когда эта идея исчезает, по мере того, как человек начинает понимать ее природу, преходящую, нереальную, условную и вовсе не самосущую, он уже не станет больше цепляться за нее, потому что все балки и опоры совершенно и навсегда разрушатся. Все они являются продуктами дуалистического мышления. Такое исчезновение дуализма называют "растворением", или "пустотой" (шуньята). Однако термин "растворение", может быть, плохо передает значение санскритского термина "вишанкхара". "Вишанкхара" означает "исчезновение вещей, условно существующих" (шанкхара). По мнению ученых-буддистов, этот феноменальный мир представляет собою совокупность условий, а не самосущую реальность (атман).

Когда ум достигает "растворения", это означает, что он переходит в состояние "абсолютной пустоты" (шуньята), то есть совершенно освобождается от всех условностей. Это состояние можно назвать "трансцендентальным". Другими словами, ум достигает конечной реальности, становясь выше рождения и смерти, "я" и "не я", добра и зла. "Я достиг абсолютной победы" — эта идея хорошо выражена в следующих стихах (гатхах), которые, как гласит предание, изрек Будда в момент просветления:

Всесильный, всезнающий я теперь.

Свободный от всякого заблуждения.

Все вещи отброшены, желаний нет.

Зачем мне учитель — я сам все постиг.

Нет равного мне во Вселенной.

Я высший учитель, или архат,

Мое просветление ни с чем не сравнится.

Достиг я блаженного мира в Нирване.

"Всесильный" или "всепобеждающий" не знает поражения. Он абсолют, стоящий выше всяких форм и сравнений. Ничто с ним не может сравниться. Он также "всеведущ", но это, однако, не означает, что он знает каждую вещь в отдельности. Знание частного — это обычное знание, которым обладают все и которое находится на уровне относительного и ограниченного.

Знание, которым обладает "всеведущий" и которое я назвал "праджня-интуицией", — это знание вещей во всей их совокупности и единстве, знание, лежащее в основе всякого конкретного знания. Оно, собственно и делает наше относительное знание возможным. Это, так сказать, чистое знание, лишенное какого-либо "заблуждения". Такое знание доступно лишь тому, кто не отделяет вопрос от вопрошающего, то есть Будде, или "просветленному".