Приключения вампирши Элеоноры - Злата Линник

– Но ведь сейчас ночь, все закрыто. И…

– Сюда я могу входить без приглашения.

Я подношу руку к двери и замок послушно открывается. У вещей тоже есть своя память, а, когда общаешься с ними много лет подряд, то они понимают тебя без лишних слов. Особенно, когда у тебя есть некоторые способности убеждать. Способности, которые, как правило, даются в обмен на жизнь.

В комнате охраны за обшарпанным столом дремлет старичок с орденскими планками на пиджаке. Я протягиваю руку в его сторону. Старичок приподнимается, поворачивает рычажок на пульте управления, отчего на нем загораются зеленые лампочки, а потом опять засыпает, что-то бормоча и беспокойно вздрагивая. Потом на лице у него появляется счастливая улыбка.

– Что это с ним?

– Ему снится сон. Он молод, силен и отважен. А сейчас, если не ошибаюсь, он встретил свою будущую жену.

– Элеонора, я же говорил, что ты добрая на самом деле. Ой, а это что?!

На стенде, прислоненном к стене, мутная черно-белая фотография в траурной рамке. На фотографии невзрачная молодая женщина из тех, на кого никогда не обращают внимания. "Сотрудница нашей библиотеки Марина Курочкина"… "Трагически погибла… пользовалась заслуженным уважением трудового коллектива… похороны состоятся"…

В самом углу за шкафом с производственными романами маленький столик, за которым давно никто не работает. На столике такая же фотография, как на стенде, только поменьше, и букет из двух засохших гвоздичек. На крышке стола еле заметная надпись карандашом: "Марина, прости нас!"

Трясу головой, чтобы отогнать ненужные воспоминания, затем беру со стола подставку для карандашей в виде ракеты; такие были популярны в годах, примерно, семидесятых. Вытряхиваю карандаши, отвинчиваю полукруглую часть с точилкой. Там внутри лежит маленький ключик, больше похожий на ключ от шкатулки с драгоценностями, чем на ключ от хранилища списанной и не пользующейся спросом литературы.

Все тем временем разбрелись и изучают содержимое книжных полок. Валера, держа дочку на руках, листает книгу по истории русского народного костюма. Худенькая блондинка, его жена, присохла к полке с литературой для родителей. Толик, сидя прямо на полу, впился в какую-то компьютерную книгу, Сергей просматривает детективный сборник. Придется их поторопить:

– Эй, народ, а вы случайно не забыли, зачем мы здесь?

Все с неохотой отрываются от книг и выходят вслед за мной, сначала в коридор, поворот, еще коридорчик, налево под арку, потом подходим к мраморной лестнице с коваными перилами, узор которых составлен из непонятных значков и символов. Здесь, под лестницей, когда-то была каморка для привратника, а сейчас книгохралилище. Зажигаю свет. Нет, здесь за это время ничего не изменилось, разве что, порядка стало гораздо меньше, а так – те же стеллажи с книгами, газетные подшивки на полу, в углу куча ящиков с устаревшими и разрозненными каталогами.

– Вот это круто – прятаться в таком месте – подает голос Сергей. Здесь хоть неделю сиди – не соскучишься!

– Мы еще не пришли. Это здесь, за стеллажом с техническими журналами за последние двадцать лет.

Запыленная лампочка под потолком почти не дает света, а все эти кучи, стопки и ящики кажутся полным хаосом, но старые привычки никуда не деваются, а дорожку к этому шкафу я нашла бы и с закрытыми глазами. Сдвинуть стеллаж, снизу доверху заваленный стопками с журналами, которые, к тому же, от сырости стали гораздо тяжелее, было бы непосильной задачей для хрупкой женщины, но не для меня. С тихим скрипом стеллаж отъезжает в сторону, сверху сыпется мелкая книжная пыль, мужчины восхищенно ахают и делают рывок, чтобы помочь мне, но стеллаж уже сдвинулся на метр и открыл удивленным взорам собравшихся темную деревянную дверцу, покрытую изящной тонкой резьбой. Дверца крест-накрест забита двумя неоструганными досками.

– Какими же варварами надо быть чтобы такую красотищу и гвоздями – впервые подает голос женщина. Да тут, если как следует реставрировать – работы не меньше месяца!

– А это была целая история – начинаю увлеченно рассказывать я. Несколько лет назад все вдруг бросились освящать учреждения, ну, и руководство библиотеки решило тоже не отстать от моды; пригласили священника, он по всем помещениям прошел, а как эту дверцу увидел, так ему чуть плохо не стало. Почему – а вы поближе посмотрите, что тут вырезано. Вот, видите – нет, это не звезда, это пентаграмма – символ власти, часто использовалась массонами, вот глаз в треугольнике, тоже что-то важное означает. Одним словом, дверь признали насквозь нечестивой и пользоваться помещением за ней не рекомендовали. Уничтожить символы или дверь заменить нельзя по закону – она часть исторического здания и находится под охраной государства. Гвозди – ну, наверно, можно сказать, что так всегда было. Поэтому задвинули шкафом и забыли. И, кстати, что еще интересного – эта дверь никогда не открывалась; во всяком случае, пока здесь была библиотека. Ключ-то есть, но, то ли замок проржавел, то ли еще по какой-то другой причине, но открыть дверь не удалось никому.

– Вы рассказали просто потрясающие вещи, откуда вам это все известно?

– Мне дальняя родственница рассказала, она здесь работала.

– Но как же мы войдем сюда?

– Попробуем, до сих пор у нас все получалось.

Я без особого усилия вынимаю доски с толстенными гвоздями, потом легонько тяну на себя дверь. Не успеваю я применить вампирскую силу, как в старом проржавевшем замке что-то со скрежетом поворачивается и дверь открывается сама.

За дверью была комната без окон. Кто-то из мужчин чиркнул зажигалкой, вероятно, в поисках выключателя. Электричества не оказалось, зато на полу стояло несколько канделябров со свечами. Мы зажгли свечи и стали с интересом осматривать необычное помещение. Это была даже не комната, а, скорее, небольшой зал. На стенах висело несколько портретов мужчин в костюмах восемнадцатого или девятнадцатого века, было два дамских портрета, изображавшие, скорее всего, наших соотечественниц, но в очень необычной одежде. Из мебели здесь находилось только несколько жестких деревянных кресел. Но самым странным был в этой помещении мозаичный рисунок, покрывавший пол от стенки до стенки.

– Ух, ты, ну и абстракция!

– Вовсе не абстракция, это предназначалось для какого-то очень важного ритуала; здесь задействованы планеты, стороны света, и еще много тонких материй. Сначала перед каждым ритуалом все это вычерчивалось мелом на полу с соблюдением величайшей точности, потом чертили уже на куске ткани, который сворачивался и хранился до следующего ритуала, а впоследствии, значит, до мозаики додумались. По-моему лучше здесь ничего не трогать, мало ли что…