Записки одессита - Игорь Свинаренко

Так вот самое серьезное на ГЭС – это носок водослива. Это такой трамплинчик, туда вылетает вода с диким ревом, с огромной высоты, метров со ста пятидесяти. Это самый сложный участок плотины, вот его и надо было сделать. Но кому это поручить?

Оказалось, что эту миссию берегли для меня: Вот сейчас Владимир Иванович Москвин дает тебе академ на год, и ты делаешь этот водослив., Ты тут начинал, песню про Зею написал, построишь – и уедешь с почетом, может, * даже орден получишь!

Я представил себе на минуту, что покидаю Москву, Москву 80-го года. Высоцкий блистал на Таганке, Олимпиада на носу, у меня такие телки и еще, чтобы не забыть, готовая » диссертация… Бросить все это, чтобы снова жить в общаге, уходить в котлован на 12 часов, смотреть пробы бетона, ебать какую-то пьяную нормировщицу… Нет, друзья! Второй раз пойматься на старую разводку с комсомольско-в " молодежной стройкой, со всей этой fill советской блатной романтикой? После того как они сами не дали мне романтически бороздить моря и привозить с чужих берегов джинсы и мохер на продажу? У меня был замечательный тонкий баланс между полюсами. Я еще пару лет после этого сочинял лирические песни про тайгу, по инерции, но потом батарейка, видно, села.

Я скажу тебе начерно шепотом,Потому что еще не пора,Достигается потом и опытомБезотчетного неба игра.

Я не думал о том, что я еврей, что моя мама еврейка. Пока меня в это не ткнули носом. Что же, еврейский вопрос, он всегда актуален. Сколько проходит времени в русской компании за бутылкой, пока не дойдет до евреев? Полчаса? Максимум.

Евреи… Как я их понимаю? Вот жизнь – это ток между двумя полюсами. Гессе говорил о том, что чем сильнее минус отличается от плюса, по цифрам, тем сильнее напряжение.

Так это как раз про евреев, евреи – самая полярная нация в мире, другой такой нет. Евреи – самые большие прагматики и в то же время самые большие идеалисты. Для меня в этом смысле роскошный пример – Гобсек и его племянница Эстер. Алчный дядя сдирает шкуру с живого человека, грабит его. Но для чего? Чтобы оставить деньги любимой племяннице. Но что ей эти деньги, когда она готова проходимцу Люсьену отдать все от часов до трусов? Между ними пропасть! И с этим мы сталкиваемся постоянно.

Взять меня. Что значит – еврей я или нет? Какой я еврей? Если б я был сионист обрезанный и ходил бы в синагогу…

Но я же космополит! И сам по себе, и потому что полукровка. Я в принципе не являюсь по ощущениям ни евреем, ни русским. Я чувствую себя полукровкой, суржиком. . Но все говно, что русскому положено, я съел.

На Зее работал. А ты сидел в парткоме все это время! Как на вечную мерзлоту, в котлован – так мне можно, я типа русский. А как в аспирантуру – так меня не пускают, нельзя туда, я уже еврей! За что? Почему? Как это несправедливо… Говори же!»

Это старая история, еще с тех времен, когда мы с Севастопольским помногу пили. И напившись орали и спорили. Вот и в тот раз… Он орал, я тоже. Я возмущался:

– А чё ты наезжаешь, что я в парткоме сидел? Не знаю я никакого парткома, я вообще беспартийный всю жизнь.

– Ну это я так, образно. Я к тебе обращаюсь, потому что ты не еврей. Тебя б и на Запад выпустили, и в аспирантуру взяли б без вопросов… И потому ты! Должен! Мне! Ответить! Почему так?

Я долго отнекивался и сопротивлялся, я ни в чем не виноват, евреев я не притеснял и вообще очень мало о них думаю – что мне до них? Но Севастопольский все призывал меня к ответу.

– Ладно, – говорю, – давай подумаем, давай постараемся понять. Вот почему ж тебя не брали в аспирантуру? Гм…

Я выпил еще и задумался, я молчал минут пять, а потом дал версию:

– Может, так. Если б ты был русский, то ты бы до сих пор на вечной мерзлоте размешивал бетон, деваться тебе было б некуда. А так тебя выучили, на казенные деньги, но вместо того чтобы горбатиться на комсомольских стройках, ты вон в Нью-Йорке золотом торгуешь! Пропали казенные денежки, и бетон без тебя говно теперь. Не поехал ты на Бурею на десант – и все, заморозили объект на тридцать лет. За это время народились новые Ивановы, подросли, выучились, закончили аспирантуру и теперь достроили-таки Бурейскую ГЭС. Под руководством Чубайса. Во как!

Севастопольский изменился в лице и прошептал:

– Бля, об этом я не думал…

– Вот видишь, ты не подумал, а нашлись люди, которые подумали. Не одни вы, евреи, такие умные.

Он молчал и смотрел задумчиво в темное окно. Настал момент истины, и на свидетелей момента такое всегда производит впечатление, даже если истина постарела и никому уже не нужна.

Мафия

В прошлом веке, только переехав из Советского Союза в Штаты, я еще застал там старых итальянских бандитов.

В начале 90-х в Нью-Йорке, как и в тогдашней Москве, некоторые серьезные дела держали бандиты. Четыре крупнейшие строительные фирмы NYC принадлежали итальянским семьям.

Lucrative part – самый лакомый кусок этого дела – был бетон. Вы спросите: почему? Не только потому, что из этого материала получались замечательные concrete shoes – ну, человека ставили в тазик с раствором, а когда все схватывалось, выкидывали эту готовую конструкцию в море; портовый город, что вы хотите.

Советский человек начнет строить догадки насчет махинаций с цементом и частичной заменой его на песок, но в Америке давно перестали работать на таком примитивном уровне. Русские эмигранты из Жмеринки, которые за океаном принялись разбавлять бензин ослиной мочой, давно уже отсидели свои срока и живут у себя на Брайтон-Бич относительно честно.

Нет, итальянцы действовали сугубо в рамках приличий. Дело не в воровстве, в другом. Бетон – единственный стройматериал в мире, который свои свойства приобретает на стройплощадке. Когда платят за бетон, он a priori отличного качества, высшего. Но есть допуски, есть люфт – и вот на этом зазоре между отличным и допустимым итальянцы делали миллионы. Надо только иметь свои бетонные заводы – и чтобы были схвачены «независимые» лаборатории. Схема давала сумасшедшие деньги, какие не снились одесским цеховикам.

Я работал в те годы в City (это как у вас Моссовет) инспектором, ездил по объектам и проверял, как соблюдается building code, то есть, грубо говоря, СНиП. Конечно, я был в эйфории оттого, что удалось вылезти из котлована, где я орудовал лопатой; в Союзе я был солидный персонаж, начальник участка и кандидат наук, но в Штатах долго не мог никому этого объяснить по той простой причине, что не знал языка. И вот я начал болтать, выучился кое-как писать и зазубрил пару сотен терминов, без которых никак. Вчера еще с нелегалами из Палестины я месил грязь, и мне объясняли, что по утрам вообще-то надо принимать душ, а тут я вдруг стал американским инженером и езжу на работу в костюме с галстуком да еще и на казенном авто, правда без шофера, такие номера там проходят, только если ты одной ногой в Белом доме. Не говоря уж о такой приятной детали как рост благосостояния: было семь долларов в час, а стало тридцать. Я чувствовал себя крутым парнем и не думал о том, что могу не понимать каких-то важных вещей… Иначе б я не поехал инспектировать итальянский бетонный завод, который принадлежал одному авторитетному парню – Джону Сопрано (фамилия изменена от греха подальше, а то не ровен час засудит. – И.С.). Я собирался ногой открыть там дверь, но охранник без внимания глянул в мою ксиву и послал меня на хуй.

– Ты в своем уме? Да я строительный инспектор!

– Да мне по хер, кто ты. И моим овчаркам по хер. Щас я на тебя их спущу. Если не уберешься.

Неделю назад меня еще и не так посылали, и это было правильно. А теперь я был уже белый человек! Я был огорчен и решил проехать на стройку, куда шли бетоновозы как раз с этого заводика. Я уже видел, как итальяшки ползут ко мне на коленях и долго извиняются… К моей радости, в бумагах с завода ребята как раз и напортачили. Опа! Я спокойно так спрашиваю главного инженера:

– А почему вы разрешаете бетон укладывать с такими параметрами?

Он перессал. И остановил укладку. Там такими вещами не шутят: вот номер страницы, вот параграф, вот такие-то вещи нарушены, если что – он потеряет license и пойдет в котлован, там как раз место освободилось, ха-ха. Я уехал чрезвычайно довольный собой.

На другой день приезжаю в офис, а там у нас работал такой Irish guy, и он меня спрашивает:

– Ты еще жив?

Я думал, это шутка, и даже в ответ улыбнулся. Меня же голыми руками не возьмешь, тем более на моей стороне закон, – я уже заметил, что они там свихнулись на соблюдении формальностей, и думал, что это серьезно. Значит, вот шутка такая, не очень смешная, но в тему, в итальянскую тему, ну, кино насмотрелись ребята про мафию и вот шутят так. А зря, это же не Сицилия какая-нибудь пыльная, а великие и могучие Соединенные Штаты!

Потом ко мне подходит Пол, мой шеф, берет меня за рукав и говорит: