Старые девы в опасности - Найо Марш

— О большем я и не мечтаю.

— Почему вы не хотите, чтобы они знали, кто вы такой?

— Это может испортить мой отпуск.

— Вас можно понять по-разному.

— Вы правы.

— Почему вы сказали, что я боюсь?

— Вы дрожите. Возможно, конечно, вас трясет с похмелья или у вас ломка, но, думаю, дело в другом. Вы ведете себя как испуганная женщина. И ударили меня тоже с перепугу.

— Вы говорите отвратительные, непростительные вещи.

— Разве здесь прозвучало хоть слово неправды?

— Моя жизнь принадлежит мне, и я имею право делать с ней все, что мне заблагорассудится.

— Что случилось с вашими мозгами? Вы должны отлично понимать, что такого рода образ жизни не замыкается исключительно на вас одной. А как насчет тех двух молодых людей? Девушки?

— Я их сюда на аркане не тащила.

— Ну ладно, — бросил Аллейн, направляясь к двери, — мне надоело выслушивать этот вздор. Пойду спущусь вниз и посмотрю, не пришла ли моя машина. До свидания.

Аннабелла остановила его, взяв за локоть.

— Постойте! — сказала она. — Посмотрите на меня. Выгляжу жутко, да? Развалина? Но я все еще многих заткну за пояс, потому что во мне есть то, чего нет в других. Разве не так?

— Этот озабоченный Баради и его дружки от вас, несомненно, млеют.

— Баради! — презрительно бросила Аннабелла.

— Я не решился оскорбить вас, упомянув еще и Оберона.

— Что вы знаете об Обероне?

— Я видел его.

Аннабелла по-прежнему держала Аллейна за руку. Взгляд ее смягчился. Аллейн физически ощущал мелкую дрожь, сотрясавшую актрису.

— Вы не знаете, — сказала она, — вы его совсем не знаете. Его нельзя судить по обычным меркам. Роковыми бывают не только женщины, но и мужчины. Он ужасен, но и великолепен. Вам этого не понять…

— Нет. По-моему, если бы он не был столь отвратителен, то был бы смешон. Жалкое зрелище.

— Вы верите в гипноз?

— Разумеется. Но загипнотизировать можно только того, кто этого хочет.

— О, по-видимому, я этого очень хочу. — В голосе Аннабеллы звучала безысходность. Она опустила голову и стала похожа на пристыженную девочку. Аллейн не мог разобрать всего, что она бормотала, но уловил фразу: —…возвышенная деградация…

— Что вы несете? — усмехнулся Аллейн.

Аннабелла нахмурилась и подняла на Аллейна трагический взгляд.

— Вы можете мне помочь?

— Понятия не имею. Скорей всего, нет.

— Я на пути к гибели.

— Без сомнения.

— А если я помогу вам? Не знаю, что вы задумали, но если я все-таки не скажу им, кто вы такой? Даже если это приведет меня к краху? Тогда вы смогли бы помочь мне?

— Вы хотите знать, могу ли я вам помочь излечиться от наркомании? Не могу. Это дело специалиста. Если вы сохранили достаточно характера и здравого смысла, то, возможно, у вас хватит храбрости, чтобы пройти курс лечения.

— Наверное, вы думаете, что я предлагаю вам сделку?

— В некотором смысле… да.

— Известно ли вам, — недовольным тоном начала Аннабелла, — что вы единственный мужчина из всех, что я встречала… — Она умолкла, задумавшись. — Не знаю, как сказать. Вы ведь не разыгрываете спектакль?

Впервые с начала разговора Аллейн улыбнулся.

— Я не пытаюсь применить избитый трюк: оскорблять даму с целью ее соблазнить, — сказал он. — Вы об этом?

— Скорее всего, да.

— Вспомните классику. Шекспировские женщины не падали в объятия грубиянов и хамов. Ох, простите, позабыл про Ричарда III.

— А Беатриче и Бенедикт? Петруччио и Катарина?

— Комедии я не имел в виду.

— И правильно. В моей ситуации нет ничего забавного.

— Наоборот, она кажется удручающей.

— Что мне делать? Скажите, что мне делать?

— Уезжаете из замка сегодня же. Прямо сейчас, если хотите. Внизу меня ждет машина. В Париже пойдите к врачу и начните лечиться. Осознайте свою ответственность и, покуда не случилось большего вреда, расскажите мне, или местной полиции, или любому, кто облечен властью, все, что знаете о здешних обитателях.

— Предать моих друзей?

— Глупая фраза. Защищая их, вы потакаете человеческой мерзости. Как вы можете в присутствии этой девочки, Джинни Тейлор, сомневаться в том, что вам делать?

Аннабелла попятилась назад, словно Аллейн представлял собой физическую угрозу.

— Вы здесь не случайно, — сказала она. — Визит был спланирован заранее.

— Любопытно, как я мог спланировать воспаление аппендикса у незнакомой старой девы. Стоит взглянуть на вас, и все становится ясно как божий день. Зеваете так, что вот-вот скулы свернете, потому что испытываете потребность в новой дозе героина. Зрачки с булавочную головку, восковая физиономия…

Аннабелла, слушавшая его затаив дыхание, с облегчением выдохнула:

— И это все?

— Мне действительно пора. До свидания.

— Я не могу. Я не могу сделать то, что вы просите.

— Очень жаль. — Аллейн открыл дверь.

— Я не скажу им, кто вы такой, — сказала Аннабелла. — Но не возвращайтесь сюда. Не возвращайтесь. Я не шучу…

— До свидания, — повторил Аллейн и, не встретив никого по дороге, вышел из замка и спустился по проходу на открытую площадку.

Рауль ждал его в машине.

Вернувшись в сад на крышу, Аннабелла Уэллс застала там всю мужскую половину компании. Ее с нетерпением ждали. Доктор Баради приблизился и мягко сжал ладонью ее предплечье.

— Оставьте, — сказала Аннабелла. — От вас пахнет больницей.

— Аннабелла, кто он такой? — воскликнул Карбэри Гленд. — То есть мы все знаем, что он муж Агаты Трой, но, ради бога, кто он?

— Мне известно не больше, чем тебе.

— Но ты же говорила, что пересекала Атлантику вместе с ним и между вами даже было что-то вроде дорожного романа! Кто может устоять перед тобой, мой ангел, и не выболтать всех своих секретов?

— Он был одной из моих редких неудач. Говорил только о своей жене, упоминал о ней к месту и не к месту, словно провинциал из самой глухой деревушки. Я бросила его. Не хватило терпения. Скучный малый.

— А мне он даже понравился, — с вызовом произнес Робин Херрингтон.

— Опасный человек, — высказался доселе молчавший мистер Оберон. — Кто бы он ни был и кем бы ни оказался, в данных обстоятельствах он опасен.

— Согласен, — подхватил Баради. — Чего стоят расспросы о человеке по имени Гарбель.

— А может быть, они жаждут приобщиться, — предположил Гленд, — и кто-нибудь назвал им это имя.

— Они вовсе не жаждут приобщиться, — сказал Оберон.

— Нет, — согласился Баради.

— Господи, неужто нет другого выхода? — взволнованно спросил Херрингтон.

— Подумай сам, — отозвался Гленд.

Мистер Оберон встал.

— Другого выхода нет, — спокойно произнес он. — Нельзя допустить, чтобы они еще раз пришли сюда. Это очевидно. Они не должны вернуться.

— Вы неплохо потрудились сегодня утром, Рауль, — сказал Аллейн по дороге в Роквиль. — Похоже, на вас можно положиться.

— Мсье переоценивает мои заслуги, — весело отвечал шофер. — Египтянин тоже, кажется, умеет неплохо работать. На войне санитар много чего начинает понимать, а талант сразу виден. Очень часто пациентов вскрывают, словно молнию расстегивают. Вжик! — открыли. Бемц! — закрыли. Но тут все было по-другому.

— Баради опасается, что она не поправится.

— На ее лице не было печати смерти.

— А вы знаете, как выглядит такая печать?

— Думаю, да, мсье.

— Моя семья благополучно добралась до гостиницы?

— Благополучно, мсье. По дороге мы останавливались на улице Фиалок. Мадам спрашивала о мистере Гарбеле.

— Она виделась с ним? — встревожено спросил Аллейн.

— Как я понял, его не было дома, мсье.

— Она оставила записку?

— По-видимому, мсье. Я видел, как мадам вручила листок бумаги консьержке.

— Понятно.

— Она не простая штучка, — задумчиво произнес Рауль.

— Кто? Консьержка? Вы ее знаете?

— Да, мсье. В Роквиле все друг друга знают. Большая оригиналка эта старуха Бланш.

— В каком смысле?

— Тертый калач. У нас поговаривают, что сидение при дверях не единственное ее занятие и что у нее имеются делишки на стороне. Толстые не всегда ленивые. Но в доме ничего предосудительного не случалось, — вежливо добавил Рауль. Видимо, он считал дурным тоном порочить дом, где обретался один из знакомых Аллейнов.

— Я намерен, Рауль, — сказал Аллейн, тщательно подбирая французские слова, — сделать вас своим доверенным лицом.

— Весьма польщен, мсье.

— Мне показалось, что талант доктора Баради произвел на вас большее впечатление, чем он сам.

— Точно, мсье.

— На меня тоже. Вы видели Оберона?

— Несколько раз.

— Что вы о нем думаете?

— Мне ничего неизвестно о его талантах, но как о человеке я думаю о нем еще хуже, чем о египтянине.