Спаситель - Владимир Лосев

— Это точно, — сказал Майк, беря ложку. — Если мы хотим жить, то пора самим начинать что-то выращивать для еды, а не пользоваться тем, что осталось от лучших времен.

— Крестьяне выращивают, но только им самим этого не хватает, — сказал Вик. — Пока не появится солнце, вряд ли урожаи будут хорошими.

— У нас в городе пока не стоит вопрос голода, — сказал Майк. — Мы используем стратегические запасы, благо, что склады находятся недалеко.

— Вам повезло, — сказал Вик.

— Но, за это везение нам пришлось воевать за то, чтобы не захватили нашу землю, — сказал Майк. — В том числе мы воевали и за вас.

— За нас вряд ли, — сказал Вик. — Наши радиоактивные земли никому не нужны.

— Возможно, в этом ты прав, — сказал Майк, беря ложку. — Как ты думаешь сейчас сколько времени? Утро уже настало, или нет? Теперь, когда солнца не видно, время стало измерять нечем.

— Сейчас раннее утро, — сказал Вик, садясь рядом за стол. — Примерно шесть часов, мы с тобой вчера легли спать около восьми часов вечера.

— Откуда ты это знаешь? — спросил Майк. — У тебя, что есть часы?

— Часов нет, они испортились сразу после взрыва, поэтому пришлось их выкинуть, — сказал Вик. — А время я просто чувствую.

— Ты постоянно говоришь о своих чувствах, — улыбнулся Майк. — Чувствую это, чувствую то, откуда у тебя появились такие чувства.

— Все это идет от души, — сказал Вик. — Во мне просыпается какое-то знание, которое, возможно, всегда было во мне, только я его раньше не ощущал. А может быть это что-то другое. Этот мир очень сложен, и мы успели понять только малую часть, а уже возомнили себя венцом вселенной.

— Да уж венец, — горько усмехнулся Майк. — Харкающий кровью, умирающий от всевозможных болезней, гниющий заживо от своей же глупости. Сейчас бы найти того венца вселенной, кто придумал эту страшную бомбу и показать ему то, что он натворил со всеми нами.

— Люди, которые придумали атомную бомбу, уже все благополучно умерли, — сказал Вик. — И, когда они её придумывали, то думали, что делают это для блага своей страны.

— Давно сказано, что дорога в ад вымощена благими намерениями, — сказал Майк. — И только сейчас эта мысль обрела свое практическое воплощение, мы создали ад на самой земле.

— А я подумал о том, что, когда люди уничтожили всех хищников, которые им угрожали, — сказал Вик — Тогда они сами разделились на группы и стали хищниками друг для друга.

Мы, как один биологический вид, не должны уничтожать друг друга, но мы это делаем. Самое забавное в том, что стоит появиться какой-то угрозе, мы сразу объединяемся, забыв все распри, а потом снова ссоримся и делимся на группы. И из этого сразу понятно, что против программы размножения работает программа нашего уничтожения.

— Как-то перед войной я прочитал книгу, — сказал Майк. — В ней автор с непонятной мне горячностью пытался объяснить, что люди, это биологические роботы, созданные инопланетянами для каких-то своих целей. А теперь и ты рассказываешь мне то же самое.

— Не то же самое, — пожал плечами Вик. — Мы не более роботы, чем все, что нас окружает, или окружало. И животные, и насекомые, и растения, все вокруг работает по одной программе, просто используются разные ее вариации.

Считать, что только люди запрограммированы, это наша обычная человеческая спесь.

А мы ничем не отличаемся, мы такие же, как всё живое вокруг. Единственная разница в душе, но это просто следующий этап развития.

— Вчера ты начал рассказывать об этом, но я тебя перебил, — сказал Майк. — Значит, ты считаешь, что все-таки душа и есть наш путь дальнейшей эволюции?

— Надеюсь, что это так, — сказал Вик. — Иначе все теряет смысл. С момента появления человека на этой земле, за многие тысячи лет он почти не изменился, тело осталось тем же, как и мозг, мы не стали умнее, сильнее, быстрее. А все в этом мире построено на развитии и на изменении. Если не меняется тело, то значит, должно меняться что-то другое.

— Конечно, — рассмеялся Майк. — И, в конце концов, мы все должны стать богами, так? То есть душами переростками?

— Не все, — вздохнул Вик. — Единицы из нас, или никто. Это только путь развития, но это совсем не значит, что мы сможем его пройти.

— Как-то не набираешься оптимизма после разговоров с тобой, — сказал Майк, он встал и стал собирать свой рюкзак. — Нам нужно идти. Я ничего не знаю про эволюцию души, но знаю, что, если мы не покинем эту радиоактивную клоаку, мы умрем.

— Ты прав, — сказал Вик. — Пойдем дальше, а оптимизма в моих словах гораздо больше, чем в твоих.

Потому что тело смертно, оно всего лишь временное вместилище, а душа имеет возможность пожить не в одном теле, а в нескольких, а значит приобрести опыт и знание. Те души, что потеряли свое тело в этой войне, воплотившись снова, будут помнить о ней. А значит, может быть, люди сумеют сделать так, чтобы это больше никогда не произошло.

— Единственное, чему учит история человечества, так это тому, что оно ничему никогда не учится, — сказал Майк. — У человечества очень слабая память, и даже, если наши души будут что-то помнить, то кто их услышит? Кто из живых помнит о своих прошлых жизнях, если они были?… Вот-то и оно, что никто, если не считать тебя. Но тебя можно и не считать, ты у нас чокнутый, поэтому проходишь совсем по другим законам.

Глава четвертая

Они вышли из дома, по-прежнему было сумрачно, трава и земля были влажной после ночного дождя.

— Что ещё интересно, так это то, что от радиации не погибли растения, деревья, да и мелкие животные, — сказал Майк. — В городе я видел много крыс, а здесь только что видел мышь.

— Крыс, действительно, развелось много, — сказал Вик. — У них теперь много пищи, они никогда не отказывались от мертвечины.

Растениям, конечно, не сладко, им нужно солнце, а его нет. Когда солнце только начало исчезать, все деревья в городе по несколько раз за год сбрасывали листву, считая, что наступила осень.

А нет солнца, значит, нет и тепла. Я думаю, что тот страшный холод, который наступит года через два, деревья, да и многие животные не перенесут.

— Это очередное твое пророчество? — спросил Майк.

— Не мое, — улыбнулся Вик. — Это опять Нострадамуса, а звучит оно так. —

Настанет большой ледниковый период,Весь мир нарядив в горностаевый мех,Костры среди льдов машут красною гривой,Четверг надевает военный доспех.

— Новый ледниковый период? — удивленно поднял брови Майк. — Должно быть, ты перепутал времена, нам костры разводить нечем. Леса мы давно вырубили.

— Может быть, я и ошибся, — пожал плечами Вик. — У Нострадамуса все даты зашифрованы.

— Хотя все возможно, — сказал задумчиво Майк. — Может это относится и к нашему времени… Странно, это все. Но, если будет такой лютый холод, то вообще мало, кто выживет.

— Тепло будет у тех, у кого есть запасы каменного угля, или нефти, или те, у кого будут работать электростанции, — сказал Вик. — В этих местах, вероятно, не выживет никто, у них-то точно ничего этого нет. Я читал в какой-то книге, что раньше глубоким стариком считался тот, кому исполнялось сорок лет. Больше никто не жил, не хватало еды, было много болезней, да и жизнь была суровой. Я ни в одной своей прошлой жизни не прожил больше сорока…

— Я думаю, что тогда жизнь была не более суровой, чем сейчас, — ответил Майк. — Все повторяется.

— Все так и будет повторяться, — сказал Вик. — Пока не разовьется душа у всех людей, или у большинства.

— Интересно, что по твоему мнению развитая душа изменит? — спросил Майк. — Если, как ты говоришь, в нас работает программа хищников для самих себя.

— Душа все чувствует, — сказал Вик. — Человек не сможет убивать другого человека, потому что будет ощущать при этом боль того, кого он убивает. Мы же все связаны между собой, просто не понимаем этого.

— Как мы связаны? — удивленно поднял брови Майк. — Каждый из нас сам по себе, каждый живет своей жизнью, и каждый одинок по-своему.

— Понимаем мы это, или нет, но при всем своем одиночестве, мы ещё и единое целое, — сказал Вик. — Если кому-то из нас плохо, то это передается другим. Мы не понимаем этого, но это так, а когда плохо многим, вот тогда происходят совсем уж страшные вещи, революции и разные войны.

— Да, — вздохнул Майк. — Ты точно чокнутый.

Они шли по дороге, обходя брошенные ржавые машины. Затянутое тучами серо-черное небо висело совсем близко к земле, и от этого все вокруг выглядело сумрачно, уныло и блекло.

— Да, кстати, — сказал Майк. — Ты рассказываешь про будущую холодную зиму, но вряд ли она наступит. Для этого слишком влажно, дожди идут почти каждый день, да и грозы не редкость.

— Снега будет много зимой, — согласился Вик. — И холодно будет, одно другому не мешает.