Исповедь русской американки - Валентина Попова-Блум

Я почему-то, никогда ранее не участвуя в конгрессах, тем более всемирных, была уверена, что придут человек шесть-десять и я прочту текст по-английски. Уговорила переводчицу на двадцать минут — помочь с вопросами.

Но когда мы вошли в огромную комнату с софитами, микрофонами, где находилось более ста пятидесяти человек, да еще опоздали, а нас ждали, я сильно струхнула.

Прочла свой текст кое-как. И представила книжку, по которой работала с детьми, «Откуда берутся дети?»

И тут начался шквал одобрения, вопросов и прочей активности. Книжка взяла удар на себя и очень мне помогла.

Японская делегация целиком, человек двадцать, захотели со мной и с книжкой в руках сфотографироваться. Был успех!

Может, поэтому на следующий конгресс (через 2 года, в 1995 году) я и была приглашена в Японию.

Это было чудо! Оказалось, что мой 20-минутный семинар в Амстердаме произвел впечатление и Всемирная ассоциация ждала продолжения.

Мне опять предложили участие в семинаре и попросили прислать тезисы — пару абзацев с оглавлением темы и пояснениями.

Я прислала; тогда послать факс за границу было большой проблемой, и мне помог друг дочери, у которого была уже частная фирма.

Буквально через несколько дней я получила письменное предложение расширить рамки моего выступления, прислать более пространные тезисы (на страницу). Я, окрыленная интересом к нашим проблемам, накатала своих идей и внезапно получила официальное предложение «прочесть пленарную лекцию» на Всемирном конгрессе в Йокогаме, Япония.

При этом меня проинформировали, что все расходы (авиабилеты, отель, питание, взносы на участие в Конгрессе и даже на культурную программу) берет на себя Всемирная ассоциация. Я, простая душа, порадовалась бесплатной поездке в Японию, потому что перед этим были попытки подсчитать стоимость такой поездки, и кто-то сказал, что за тысячу баксов слетать стоило бы. Мол, потом расплатишься с долгами.

Эта сумма была невероятной и нереальной. Потом уже я узнала, что обошлась Конгрессу почти в 5 тысяч долларов.

Мало того, мне нужна была виза в Японию. Это занимало месяц и стоило денег. Я подала документы, ждала и получила отказ.

Тогда в Японию трудно было получить визу, даже временную. Я даже обрадовалась, потому что уже волновалась, что «сажусь не в свои сани». Всех спрашивала, что такое пленарная лекция, но никто не знал, даже мой муж — ученый секретарь Союзного НИИ.

Я опять отправила факс — сообщила о том, что не еду. Не поверите, через несколько дней мне позвонили по поручению посла Японии и пригласили зайти получить визу. Мне казалось, что все происходящее со мной — это сон.

Но ни радости, ни предвкушения счастья от будущей поездки в Японию я не испытывала. Все виделось зыбким, трудным и казалось нереальным.

Во-первых, проблемы с мамой: оставить ее одну дома не представлялось возможным и надо было устраивать в специальное медицинское учреждение.

Во-вторых, мне предстояло представить лекцию на 40 минут, а я — не ученый, а практик, придумавший и создавший новую для России и Москвы структуру помощи подросткам, и мне нужен был научный материал (статистика и так далее), который обещали написать коллеги — члены Ассоциации, ученые сексологи, а отловить их, договориться и забрать текст у каждого — огромная проблема. Все заняты до смерти. А мне еще предстояло перевести все материалы на английский язык, для чего требовался переводчик (читать лекцию надо было по-английски). Я была на грани срыва, но меня держало в тонусе мое болезненное чувство ответственности. Потом я даже не могла поверить, в какой авантюрный план я вписалась.

В это время я еще «бэбиситила» с внуком на даче, и никто не хотел понимать, какую ответственность я на себя взяла (я тогда еще не знала, что буду одна от России на Всемирном конгрессе, а то вообще бы отказалась), и все посмеивались, сомневались и относились к моим планам с недоверием.

Но я подготовила доклад. Назвала его «Сексология в России. От идеологии к прагматике». Коллеги название приняли. Они тоже сомневались в реальности происходящего. Особенно удивляло, что за меня платят и не надо клянчить деньги у Минздрава, который найдет сто причин не дать, урезать и потом послать своего человечка с моим докладом.

Это уже мы проходили…

Мне отдали перевод моего доклада за ночь перед отлетом!

Я даже не проконсультировалась с англоговорящими людьми (их было мало в то время), чтобы разметить ударения и произношение.

Маму только накануне я наконец-то устроила. Не спала несколько ночей. Была похожа на безумную. И на меня, наверное, так и смотрели окружающие.

Дочка знакомого, журналистка с журфака, прожившая в Штатах несколько лет, приехала со своим приятелем к ночи, мы один (только один!) раз прочли текст, и я разметила карандашом произношение почти каждого слова.

Рано утром должна была прийти машина. Ждать пришлось долго, я сомневалась, что она придет, и меня уже била падучая.

Как ни странно, машина все-таки пришла, и меня отвезли в аэропорт Шереметьево. Я прошла все кордоны, села в зале около нужного выхода и уснула глубоким сном.

Проснулась, потому что меня сильно трясли за плечо! Открываю глаза: передо мной милиционер.

Я понимаю, что проспала всё на свете; оглядываюсь — ни одного азиата или японоподобного пассажира рядом.

Значит, мой самолет уже на пути к Токио. Обреченно закрываю лицо руками, но страж порядка заявляет, что самолет на Токио скоро отправится с другого выхода. Несусь туда, мысленно благодаря того, кто наверху рулит всем и дает мне шанс.

Отдышавшись от стресса и беготни, сажусь на лавку и решаю просмотреть текст моего доклада, который я должна прочитать в очень скором будущем.

Внезапно я слышу тихий мелодичный свист, поднимаю голову и вижу шагающего широким шагом взад-вперед высокого худого европейца с рюкзаком за спиной, видимо, ожидающего тот же самый рейс. «Паганель», — подумала я.

Мужчина плюхается на лавку рядом со мной и бесцеремонно заглядывает в мои бумажки. «А, — произносит он, — ты