Денарий кесаря - Анатолий Дроздов

— Ты подведешь меня! — взмолился Юний. — Консул поймет, что вас предупредили, и накажет меня. Иди к форуму и жди! Я скажу охране, где вас искать…

Отец кивнул, и мы перешли на другой край площади. Солнце уже показалось над домами, но было холодно, мы с отцом шагали вдоль портика, стараясь согреться. Из короткого разговора с Юнием я понял, что нас ждет встреча с консулом, и вновь пустился в давние мечтания. Мне нестерпимо хотелось поговорить с отцом о предстоящей аудиенции, но лицо его было хмурым, и я не решился.

Внезапно отец насторожился. Я посмотрел на дворец. Два преторианца стояли у лестницы, вертя головами. Они заметили нас и торопливо зашагали через площадь.

— Чтобы ты не услышал, молчи! — торопливо сказал мне отец. — Говорить буду только я!..

— Ты префект Луций Корнелий! — спросил один из преторианцев и, получив утвердительный ответ, добавил торжественно: — Консул ждет тебя!

Преторианцы стали по обеим сторонам от нас, мы вместе пересекли площадь. Прохожие оглядывались, в их взглядах читалось любопытство и насмешка; теперь я понял, почему отец привел меня к дворцу заранее. Нехорошее предчувствие заползало мне в душу. Нас вели, как преступников.

Мы поднялись по лестнице, вошли в огромный зал с колоннадой, миновали его, и преторианцы ввели нас в зал поменьше. Вдоль стен его стояли бисселии, некоторые из них были заняты людьми в тогах. Один бисселий стоял посредине, на нем восседал человек в пурпуре. Я присмотрелся. Человек был примерно одних лет с отцом, но крупнее телом; лицо его, тяжелое, с толстым носом и квадратным подбородком, было хмурым. В нем не было ничего величественного, наоборот: встреть я Сеяна на улице и в простой одежде, то принял бы его за волопаса. Но присутствовавшие в зале сенаторы поглядывали на консула со страхом, я вспомнил рассказы Элия и решил строго следовать приказу отца.

Сеян протянул руку и подскочивший Юний вложил в нее небольшой свиток. Консул развернул и быстро пробежал глазами.

— Назовись! — велел он отцу, опуская свиток.

— Луций Корнелий Назон Руф, префект Лугудумского монетного двора, сенатор, с сыном Марком.

— Знаешь, зачем ты здесь?

— Нет, консул.

— Ты обвиняешься в оскорблении Тиберия Цезаря Августа, сына Божественного Августа, императора, народного трибуна, консула и великого понтифика. Тебя также обвиняют также в участии в заговоре против императора с целью его убийства…

Сеян говорил монотонно, словно читая, хотя свиток он давно отдал Юнию. Я понял, что такое обвинение он произносил много раз.

— Что скажешь, префект? — спросил консул, и я уловил в его голосе интерес — впервые, как он заговорил.

— Кто обвиняет меня?

Голос отца был спокойным.

— Это важно? — усмехнулся Сеян.

— Да, консул! Обвинения ложны. Поэтому я хочу, чтобы обвинитель повторил их здесь, передо мной.

Сеян сделал знак, и преторианец ввел в зал женщину. Она была одета в некогда богатую, но теперь грязную и изорванную столу. Шла она медленно, шаркая ногами, и, присмотревшись, я понял, что это старуха. Лицо ее было цвета земли и все в морщинах.

— Она обвиняет тебя, префект!

— Не знаю ее. Никогда не видел!

— Знаешь, префект, — вновь усмехнулся Сеян. — Посмотри внимательнее!

Отец подошел к незнакомке и несколько мгновений внимательно рассматривал ее. Затем повернулся к консулу и покачал головой.

— Нет, консул!

— Как зовут тебя? — обратился Сеян к старухе.

— Корнелия, — голос женщины был тихим и сиплым.

— Знаешь человека, что стоит перед тобой?

Корнелия взглянула на отца и не ответила.

— Я спросил тебя! — повысил голос Сеян.

— Мои глаза плохо видят… — забормотала старуха. — Я столько месяцев в подземелье… — она еще что-то бубнила себе под нос, но по всему было видно, что Корнелия боится.

— Ты отказываешься узнать человека, которого обвиняешь в соучастии в заговоре? — помог ей консул. — Я правильно понял?

Старуха вместо ответа подошла к отцу и в свою очередь стала рассматривать его.

— Ты Луций? — спросила тихо.

— Меня так зовут.

— Не узнала тебя, — продолжила старуха, — столько лет прошло. У тебя морщины и ты с сединой. А когда-то был маленький, пухлый и рыжий. Как я ненавидела тебя тогда!

Отец побледнел.

— Ты Корнелия?!

Вопрос был глупым, имя женщины было названо ранее, но никто в зале не удивился.

— Вспомнил! — хмыкнул Сеян. — А говорил «нет»!

— Прошло более тридцати лет, консул! — твердо сказал отец. — Когда я в последний раз видел эту женщину, мне было шестнадцать.

— Но ты ее знаешь?

— Она моя дальняя родственница.

— Какие отношения вас связывают?

— Я ее ненавижу.

— За что?

— Она отравила мою мать, чтобы занять ее место. По ее наущению отец отослал меня из Рима под присмотр отставного легионера. Я прожил одиннадцать лет на ферме, так больше не увидев отца. К тому же он подписал «эманципацио», лишив меня наследства. В этом я тоже вижу влияние этой женщины. Когда мне исполнилось шестнадцать, Корнелия отравила моего отца и завладела его богатством. Я, единственный сын всадника, одного из богатейших людей Рима, был вынужден поступить в легион, чтобы не умереть с голоду. Эта женщина разрушила мою жизнь. Ты считаешь, консул, что после всего того, что она сделала, я вступил бы с ней в заговор? Найдется ли хоть один человек в Риме, который поверит этому?

В зале стало тихо. Речь отца была не просто смелой, она прозвучала, как обвинение.

— Что скажешь? — обратился Сеян к Корнелии.

Старуха молчала.

— Говори! — нахмурился консул. — Это правда?

— Я отравила их! — вдруг выкрикнула старуха. — Это правда. Почему он должен жить в довольстве и богатстве, а мои дети — в нищете?! Разве его отец добыл свое золото честно? Он предавал людей, посылал их на смерть и завладевал их имуществом! Разве не так?

— Моя мать никого не убивала! — воскликнул отец. — Она была доброй и добродетельной!

— Люди, которых твой отец обрек смерти, тоже не убивали! Тем не менее, их зарезали.

— Эти люди были преступниками! Они выступили против императора Августа, и Цезарь приговорил их к смерти. Мой отец только помог их отыскать.

— Враги Цезаря — враги Рима! — в голосе Сеяна звучал металл. — Тот, кто помог отыскать врагов, заслуживает награды. А какая награда причиталась тебе, женщина?

— Если б ты знал, консул!.. Его отец заставлял меня делать такое!.. Каждый день… Распутный старик!

— Ты могла уйти.

— Обречь своих детей на нищету?

— Но ты терпела одиннадцать лет!

Корнелия замолчала.

— Отвечай! — раздраженно воскликнул Сеян.

— Позволь мне, консул!

Сеян удивленно глянул на подошедшего Юния.

— Говори!

— Дорогой из Лугдунума у меня было время поговорить с префектом Корнелием. Мне показалась странной внезапная смерть его отца. Я попросил рабов из канцелярии проверить записи. Вот! — Юний достал из-за пояса свиток.

— Что это?

— «Адопцио». Марк Корнелий Назон усыновил Луция Корнелия, то есть принял его обратно в семью. Он сделал это за два дня до своей смерти.

— Будь он проклят! — завопила старуха. — Мне сказал, что только собирается!..

— Почему же наследство досталось Корнелии? — удивился Сеян.

— Луций Корнелий Назон не знал о свитке. О нем никто не знал, кроме свидетелей и чиновника, составлявшего документ. Марк Корнелий попросил всех хранить тайну и оставил «адопцио» в канцелярии. Там его и нашли сегодня.

— Зачем ты оговорила префекта, женщина? — повернулся Сеян к Корнелии. — Ты утверждала, то Луций Корнелий Назон писал тебе письма, в которых оскорблял великого Тиберия, а также выражал желание всячески содействовать убийству императора. Писем не оказалось, но ты заявила, что уничтожила их из опасения перед наказанием, однако помнишь их содержание. После того, что мы здесь услышали, трудно поверить, что префект писал тебе. Ты лгала! Ты завладела чужим наследством, твои сыновья жили в довольстве и роскоши. Они погрязли в распутстве. Думаю, они превзошли в нем несчастного старика, которого ты отравила. Чего им не хватало?

Корнелия молчала.

— Я отвечу за тебя, — продолжил консул. — У них было богатство, которое они растратили, и они пожелали власти, чтобы вновь обогатиться. Поэтому составили заговор против императора…

— Они всего лишь бахвалились на пирах! — завопила Корнелия. — Пьяная болтовня!

— Они во всем признались.

— Их морили голодом! Твои тюремщики это умеют! Мои мальчики… Они не привыкли голодать…

— Признание сделано ими в присутствии свидетелей и записано, — спокойно сказал Сеян. — Вина их не вызывает сомнения. А вот префект невиновен. Зачем ты его оговорила?