Остров отложенной гибели - Сергей Владимирович Возный

Идти к этим людям — прямо по грязному мелководью!

Бежать, проваливаться, падать — пока еще песня не закончилась! Нельзя опаздывать, иначе, иначе, иначе…

Живот зачесался так, что судорогой свело. Руки сами задрали рубаху, горсть черпанула холодной грязи из-под ног, растерла по долбаному орлу-татухе. Чуть легче стало. Что с ним не так — воспаление началось от жары?! Голова перегрелась тоже, уши горят, надо умыться. Бр-р, вонища какая! Тухлая вода, белесый ил, тут и там поднимаются пузыри сероводорода. До людей теперь недалеко: очень слаженно движутся, красиво, в такт музыке, да и сами они…

Ноги вдруг подкосились, присел на корточки. Захотелось орать и спрятаться — одновременно.

Разглядел, наконец, танцующих: кривые, нелепые фигуры, каждая обхвачена вокруг пояса чем-то узким, прозрачным, вроде щупальца. Скелеты, распухшие мертвецы, но есть и пара еще живых, с застывшим на лицах ужасом. Каждый движется и машет руками, у иных конечности давно отвалились, но черепа улыбаются мертвым оскалом. Музыка зовет и приказывает. Волшебная, жуткая, нечеловеческая. Надо встать и идти — вместо этого снова выхватил грязи, мазанул себе по ушам. Стало потише, будто туман рассеялся. Наконец, получилось рассмотреть певца.

Что-то большое, блестящее, в самом центре хоровода — помесь медузы со спрутом. Глянцевый бок торчит из воды, прозрачные щупальца тянутся к «танцорам», узкая щель раскрывается и сжимается, издает звуки.

— Прикольный у вас тамада и конкурсы интересные…

Прошептал, но хоровод, вдруг остановился, фигуры замерли в нелепых позах. На глянцевой шкуре раскрылись еще отверстия — уши, рты, а может, глаза — начали двигаться, будто в поиске. Нашли. Компания трупов разной степени спелости зашагала ко мне будто в фильме про зомби-апокалипсис, только без пива и телеэкрана.

— Ну, и куда вы, такие красивые? В догоняшки будем играть?!

Двинулся прочь по колено в грязи, гнилая компания топала следом, пока «куканы» не натянулись.

Ум-м-м-м-м-м! Тяжелый, утробный вздох, будто само болото застонало. Я оглянулся — чтобы увидеть, как спрут-медуза шевелится, поднимается, пробует выбраться из своей лужи. Впечатлило настолько, что мои ноги врубили сразу третью скорость: через отмели, через камыш, с падениями ниц и ползком на карачках. Пока не очухался перед совсем уж глубокой заводью — только плыть. Ни спрута, ни его зомбаков позади не слышно, музыка сквозь затычки не пробивается.

Отдохну, пожалуй.

Широкий плес — вправо тянется почти до моря, в левую сторону краев не видно, дымка. Скальной стены не видно тоже. Прямо передо мной из воды торчат какие-то палки, уходят прочь изломанной линией на пару стадий — к очередному островку суши. Слишком упорядоченно торчат, не сами тут выросли.

— Лю-юди-и! — позвал я осипшим голосом на манер героя Фарады из бессмертной комедии. — Здесь есть люди, и я их найду-у!

Выковырял, наконец, из ушей грязевые пробки, осмотрел себя и всё, что рядом. Печальное зрелище, скажем прямо. Одежда пропитана илом, сухпай и бурдюк потерял, неизвестно где, хорошо хоть оружие не выронил! Воинский инстинкт, ага. Вторая классная новость — татуха теперь вообще не чешется. То ли вода помогла, то ли… стоп! Что там шаман говорил насчет предупреждения об опасности? Может именно так оно и выглядит? Чего еще ждать от «друга и защитника», готового разорвать тебе пузо, если в срок не уложишься?!

Кстати, полдня из отпущенных уже прошло, а Вторая Челюсть выглядит всё такой же далекой — за плесом, островком и прочими пейзажами Пасти. За неведомой фауной и населением, которое может оказаться похлеще спрутомедузы.

— Слушай, а может, ты меня и в ту сторону отнесешь? — спросил я у татухи интимным шепотом. — Не, ну что за приколы в духе товарища Толкина? Обратно, значит, на орлах, а в Мордор своим пешком, через горы и орков?! Я ж не хоббит, я не дойду!

Татуха в ответ смолчала, как ей и положено. Лечь бы и подремать, но не угадаешь, кто еще сюда вылезет из окрестных водоемов. Поднял себя с кряхтением на ноги. Когда вернусь домой — если вернусь — принципиально не буду бегать, да и пешком постараюсь ходить поменьше, вот что! Возьму еще кредит, куплю машину, живот отращу больше прежнего!

Мой организм сибаритских фантазий не одобрил, аж в печени кольнуло.

— Тебе-то фигли претензии выражать?! Ты уже неделю насухую, как в санатории… ну, ладно-ладно, чуть меньше, но это не повод, чтобы так вот!

Печень тоже не ответила, зато ноги среагировали неслышным стоном — когда я снова полез в воду. Надо бы снять мокасины и поберечь, но теперь уже поздно. Да и не знаешь, что там на дне. Меньше думать и меньше болтать с частями собственного тела, просто идти. До первого колышка, до второго, до третьего. На четвертом нога соскользнула, и я опрокинулся всем весом. Громко, наверное. Пару секунд барахтался, пока не вылез обратно на скользкую подводную гряду. Ухватился за палку, хотел матюкнуться, но разглядел, вдруг, в воде отчетливое движение — кто-то крупный и быстрый, прямо ко мне.

Хопеш до сих пор в руке, рубануть наудачу, если цапнет! Или замереть?! Многие хищники видят только подвижные цели: насекомые, к примеру, и динозавры в «Парке Юрского периода». Насчет крокодилов не знаю, да и не факт, что плывет ко мне именно крокодил — возможно, совсем безобидная живность, дружелюбная, которой поиграть не с кем…

…Какая же чушь в голове опять! Замереть, не дышать, держаться за шест! Орел на груди зудится, но как-то умеренно — нет опасности, или она не из тех, что я способен преодолеть? Подсказка высшего уровня, блин! Нострадамус отдыхает!

Большое тело изменило, вдруг, направление, ушло без единого плеска куда-то в сторону. Может, охотничья хитрость, но стоять уже невозможно, да и ноги соскальзывают. Напрягся, выдернул шест из грунта, сделал затекшими конечностями шажок — очень плавный. Еще и еще, на цыпочках. Дорогу теперь прощупывал палкой, суша впереди неуклонно близилась, да и меня, наконец, заметили. Очередные аборигены числом трое выбрались из камыша, оперлись на копья и ждали без видимой агрессии. Худые, загорелые до черноты, в набедренных повязках — стандартный здешний «look», короче.

— Гой еси, добры молодцы! — крикнул я прежде, чем прикусил язык, но аборигены и ухом не повели. Оглядели окрестный