Легенды о призраках (сборник) - Коллектив авторов

– Я уверена, этот город хранит много тайн, – говорит она, снова морозя меня этими своими невозможными сине-серыми глазами и улыбаясь той же безупречной улыбкой.

– Да. Плюнь – попадешь в какую-нибудь тайну, – говорю я, и она смеется.

– А это хоть приносило пользу? – спрашивает Эбби. – Я имею в виду выкапывание мертвых из земли, осквернение их тленных останков ради покоя и безопасности живых. Эти методы помогали?

– Нет, – отвечаю я. – Нет, конечно. Но об этом мало кто задумывался. Под воздействием страха люди совершают странные поступки.

Она продолжает задавать мне вопросы о вампирах колониального периода, ньюпортских городских легендах и моих исследованиях. Надо радоваться хотя бы тому, что она не задает обычных вопросов из разряда «неужели за это еще и деньги платят?» – из вежливости ли или благодаря своей проницательности – не знаю. Она рассказывает мне историю об оборотне, появившуюся в начале XIX века: как одного местного священника после совершенного им ужасного убийства заперли пожизненно в Портсмутской лечебнице для умалишенных и не повесили только потому, что люди верили в то, что он оборотень и, следовательно, не может отвечать за свои действия. Она даже рассказывает, что видела его могилу на кладбище в Миддлтауне – на безымянном надгробном камне была высечена голова волка. Я не говорю ей, что уже слышала эту историю раньше.

Наконец я замечаю, что дождь закончился.

– Прошу меня извинить. Мне нужно вернуться к работе, – говорю я, и она кивает и говорит, что нам нужно как-нибудь вместе по ужинать. Я соглашаюсь, но день и время мы не назначаем. В конце концов, у нее есть номер моего сотового, мы можем обсудить это позже. Она также упоминает о том, что в кинотеатре имени Джейн Пиккенс идет фильм, который она еще не видела и который, как она думает, может мне понравиться. Я ухожу, а она остается сидеть в кофейне в своем коротком пальто и зеленых галошах и заказывает еще одну чашку кофе. По дороге в библиотеку я вижу дерево, на котором сидит целая стая шумных, каркающих ворон, и почему-то это дерево наводит меня на мысли об Эбби Глэддинг.

Это было в понедельник, а вторник не приносит ничего примечательного. Я еду из Провиденса в Ньюпорт, на пути к Конаникуту пересекая восточный рукав залива Наррагансетт, а на пути к острову Акиднек и Ньюпорту – западный. Большую часть дня я провожу в Рэдвудской библиотеке на Беллевю, среди газетных вырезок и микрофишей, среди ветхих пожелтевших книг, напечатанных еще до Войны за независимость. Мне выдали специальные белые хлопковые перчатки, предназначенные для работы с архивными материалами, и я накропала несколько страниц заметок, относящихся в основном к тому, как лечили чахотку в Ньюпорте в первые два десятилетия восемнадцатого века.

По вторникам библиотека работает допоздна, и я ухожу только в восьмом часу. Но сведения, записанные мною сегодня, нисколько не приближают меня к подтверждению гипотезы, что в 1785 году на Ньюпортском общинном кладбище было эксгумировано тело предполагаемого вампира. На пути домой – а дорога эта долгая – я стараюсь не думать о том, что она не позвонила и что, скорее всего, и не позвонит. Ужинаю консервированными равиоли с пивом. Вполглаза смотрю что-то моментально забывающееся по телевизору. Стою под горячим душем и чищу зубы. Если мне что-то и снится – хорошее ли, плохое, какое-нибудь другое, – то утром я этого не помню. День солнечный, не очень холодный, и я собираю по закоулкам собственной личности остатки оптимизма, их хватает на то, чтобы выбраться из дому и сесть в машину.

Когда я подъезжаю к ньюпортской библиотеке, у меня уже болит голова. Подозреваю, что это начинается мигрень: в глазах как будто застряли железнодорожные костыли, и я сильно жалею, что вообще сегодня вылезла из постели. Я нахожу удобное место в читальном зале имени Родерика Терри – одно из тех темно-зеленых кожаных кресел – и, не снимая очков, пролистываю книги, которые наугад снимаю с полки справа. Романы Уильяма Кеннеди и Элии Казана – знакомые, дружелюбные книги, но когда я пытаюсь сосредоточиться на написанном, голова начинает болеть сильнее. Я возвращаю «Сделку» на место и беру книгу, которую раньше не читала, – «Тысяча журавлей» японского писателя Ясунари Кавабаты.

Я не открываю ее, но и не ставлю обратно на полку. Она мирно лежит у меня на коленях, а я закрываю глаза и так сижу под восьмиугольным световым люком, поднимающимся над крышей библиотеки. Может, пять минут, может, больше; я слышу приглушенные шаги, кашель старика, сирену проезжающей мимо полицейской машины, шепот библиотекарши за стойкой – чуть более громкий, чем обычно. Или это мигрень усиливает ее голос, а на самом деле он звучит как всегда. И вообще, все эти незаметные, привычные звуки кажутся громче – наверное, это из-за библиотечной тишины.

Я открываю глаза, и мне приходится несколько раз мигнуть, чтобы комната обрела резкость. Поэтому я не сразу замечаю женщину, которая стоит за окном, на улице, и смотрит на меня. Или просто заглядывает внутрь, а я оказалась на линии ее взгляда. Может, она не смотрит ни на что конкретно или разглядывает бронзовую статую Фидиппида на деревянном пьедестале. Может, она ищет кого-нибудь, но уж никак не меня. Окно – в другом конце зала, далеко, футах в сорока от меня. Но, даже находясь на таком расстоянии, я почти уверена, что это бледное лицо и эти прямые длинные волосы принадлежат Эбби Глэддинг. Я поднимаю руку для неуверенного приветствия, но если она меня и видит, то никак не показывает этого. Просто стоит, не шевелясь, и смотрит.

Я встаю с кресла, и «Тысяча журавлей» слетает с моих коленей; от звука упавшей на пол книги несколько человек отрываются от журналов и смотрят на меня. Я жестом прошу прощения – жест состоит из пожимания плечами и робкой, глуповатой гримасы, – и они качают головами, практически синхронно, и снова углубляются в чтение. Когда я снова смотрю на окно, темноволосой женщины там больше нет. Вдруг моя головная боль усиливается (наверное, из-за того, что я слишком резко поднялась на ноги), и я ощущаю неожиданный, вызывающий тошноту прилив адреналина. Нет, даже не только это. Это самый настоящий страх. Сердце колотится, во рту пересыхает. Всякое желание выйти на улицу и проверить, не Эбби ли это действительно заглядывала в окно, немедленно исчезает, и я опять сажусь в кресло. «Если это Эбби, – думаю я, – то она зайдет внутрь».

Поэтому я жду, и – очень медленно – пульс возвращается к своему нормальному ритму, но адреналин оставляет после себя напряжение, а боль в глазах не стихает. Я подбираю с пола книгу Ясунари Кавабаты и ставлю ее обратно на полку. Думаю о том, чтобы пойти в туалет – он находится недалеко от абонементного стола, – но часть меня все еще боится чего-то, и это, кажется, именно та часть, которая управляет движениями ног. Я остаюсь на месте и жду, когда женщина, глядевшая в окно, зайдет в читальный зал имени Родерика Терри. Я жду, что это окажется Эбби, что ее зеленые галоши будут скрипеть на паркетном полу. Она скажет, что сперва хотела позвонить, но затем подумала, что я наверняка в библиотеке и мой телефон, естественно, отключен. Она скажет что-нибудь про погоду и спросит, когда на этой неделе я буду свободна и мы сможем вместе сходить в кино и поужинать. Я расскажу ей про мигрень, и конечно же она предложит мне выпить экседрин или тиленол. Наше перешептывание кому-нибудь помешает, и он на нас шикнет. Потом мы над этим посмеемся.