Тайна Найтингейла - Филлис Джеймс

Глава четвертая

Вопросы и ответы

I

Комнаты Главной и старших сестер находились на четвертом этаже Дома Найтингейла. Дойдя до верхней площадки лестницы, Далглиш увидел, что юго-западное крыло отделено деревянной перегородкой, покрашенной белой краской; в ней была дверь (слишком маленькая и хлипкая по сравнению с высоким потолком и обшитыми дубом панелями стен) с табличкой «Квартира главной сестры». Сбоку был звонок, но прежде чем нажать кнопку, Далглиш бегло осмотрел коридор. Такой же, как на третьем этаже, только красный ковер на полу, несмотря на поблекший и потертый вид, создавал иллюзию комфорта.

Далглиш бесшумно двигался от двери к двери. На каждой имелась медная пластинка с окошком, в которое была вставлена написанная от руки именная карточка.

Он увидел, что сестра Брамфетт занимала комнату, непосредственно примыкающую к квартире главной сестры. Потом шла ванная комната, разделенная на три крохотные кабинки, в каждой из которых имелась своя ванна и туалет. На соседней двери значилось имя сестры Гиринг, а следующие две комнаты были незаняты. Комната сестры Ролф была в северном конце коридора, рядом с кухней и подсобкой. Хотя Далглиш не имел разрешения входить в спальни, он попробовал повернуть ручки на каждой двери. Как он и ожидал, они были заперты.

Не прошло и нескольких секунд, как на его звонок главная сестра сама открыла дверь, и он проследовал за ней в гостиную. Размеры и великолепие гостиной поразили его. Она занимала всю юго-западную башню: громадная восьмиугольная комната с белыми стенами, потолок, украшенный звездным узором в золотых и бледно-голубых тонах, и два огромных окна с видом на здание больницы. Одна стена от пола до потолка была уставлена белыми книжными шкафами. Далглиш удержался от дерзости как бы невзначай подойти к ним в надежде составить мнение о характере мисс Тейлор по ее литературным вкусам. Но с того места, где он стоял, было видно, что здесь нет ни учебников, ни переплетенных деловых отчетов, ни завалившихся к стенке папок скоросшивателей. Это была жилая комната, а не рабочий кабинет.

В камине горел огонь, еще потрескивали недавно зажженные поленья. Но в холодном неподвижном воздухе комнаты пока не чувствовалось изменений. На главной сестре поверх серого платья была надета короткая алая пелерина. Она сняла свой форменный головной убор; огромное кольцо золотистых волос тяжелым грузом спускалось на хрупкую бледную шею.

Ей повезло родиться, подумал Далглиш, в эпоху, когда можно по достоинству оценить особенности ее внешности и фигуры, которыми она целиком обязана природному строению костей, а не тонкостям женских ухищрений. Сто лет тому назад ее назвали бы некрасивой, даже безобразной. Но сейчас большинство мужчин нашли бы ее интересной, а некоторые назвали бы даже красивой. В глазах Далглиша она была одной из красивейших женщин, которых он когда-либо видел.

Точно посередине между тремя окнами стоял прочный дубовый стол, а на нем большой черно-белый телескоп. Далглиш видел, что телескоп не просто любительская игрушка, а дорогой и сложный прибор. Он занимал центральное место в комнате. Мисс Тейлор заметила его взгляд.

— Вы интересуетесь астрономией? — спросила она.

— Не очень.

— «Le silence eternel de ces espaces infinis m'affraie»?[9] — сказала она с улыбкой.

— Скорее сковывает, чем страшит. Возможно, здесь говорит мое самолюбие. Мне не интересно то, чего я не только не понимаю, но и не надеюсь когда-либо понять.

— А меня именно это и привлекает. Думаю, для меня это некая форма эскапизма или даже вуайеризма — я погружаюсь в объективный мир вселенной, где ни на что не могу повлиять, ничего не могу изменить и, главное, где никто не требует от меня этого. Там я ни за что не отвечаю. И это помогает понять, что личные проблемы не столь велики.

Она жестом пригласила Далглиша подойти к черному кожаному дивану у камина. На низеньком столике перед диваном стоял поднос с кофеваркой, горячим молоком, сахаром и двумя чашками.

Усевшись на диван, он с улыбкой сказал:

— Когда меня одолевают мысли о собственной ничтожности или о сути непостижимого, я предпочитаю смотреть на примулу. Расходы пустячные, удовольствие получаешь сразу, а мораль та же.

— И по крайней мере, — подхватила она насмешливо, — опасность таких философских размышлений сводится лишь к нескольким неделям весной.

Разговор превращается в словесную игру, подумал он. Надо быть осторожнее, чтоб не увлечься. Интересно, когда она заговорит о деле? Или она ждет, что я сделаю первый шаг? А почему бы и нет? Ведь это я — проситель, незваный гость.

Словно читая его мысли, она вдруг сказала:

— Странное совпадение — обе девушки были так одиноки, обе сироты. Это делает мою задачу менее тягостной. Слава Богу, не надо утешать несчастных родителей. У Пирс только бабушка с дедушкой, которые и воспитали ее. Он — шахтер, на пенсии, живут довольно бедно, в небольшом домике под Ноттингемом. Они принадлежат к очень пуританской религиозной секте, и, когда им сообщили о смерти девочки, они лишь ответили: «На все воля Божия». Довольно странная реакция на трагедию, которая, совершенно очевидно, произошла по воле человека.

— Значит, вы считаете, что Пирс — жертва убийства?

— Не обязательно. Но я не обвиняю Господа в том, что Он приложил руку к желудочному зонду.

— А у Фаллон есть родственники?

— Насколько мне известно — нет. При зачислении в училище ее спросили о ближайших родственниках, и она сказала, что она круглая сирота и никого из кровных родственников нет в живых. У нас не было оснований сомневаться в этом. Возможно, это правда. Однако известие о ее смерти появится в завтрашних газетах, и, если имеются какие-нибудь родственники или друзья, мы наверняка о них услышим. Полагаю, вы уже разговаривали с учащимися?

— У меня была с ними лишь общая предварительная беседа. В демонстрационной. Это помогло мне получить представление об обстановке, в которой все произошло. Они все согласились, чтобы у них сняли отпечатки пальцев, и сейчас это делается. Мне нужны будут отпечатки пальцев всех, кто находился в Доме Найтингейла вчера вечером и сегодня утром, хотя бы для того, чтобы исключить ненужные. И разумеется, надо будет побеседовать с каждым в отдельности. Но я рад возможности поговорить сначала с вами. Когда Фаллон умерла, вы были в Амстердаме, а это значит — для меня одним подозреваемым меньше.

Он с удивлением заметил, как побелели ее пальцы, сжимавшие ручку кофейника. Как вспыхнули щеки. Она закрыла глаза, и ему послышалось, что она вздохнула. Он смотрел на нее в некотором замешательстве. То, что он сказал, должно быть очевидно для такой умной женщины, как она. Он даже не понимал, почему сказал это. Если вторая девушка умерла от рук убийцы, то, значит, любой, у которого есть алиби на весь вчерашний вечер и ночь, вне подозрений. Как бы почувствовав его удивление, она сказала:

— Простите. Я, наверное, веду себя по-дурацки. Конечно, глупо испытывать такое облегчение оттого, что тебя не подозревают, хотя сам знаешь, что невиновен. Видимо, все дело в том, что никто из нас не может чувствовать себя по-настоящему невиновным. Психолог наверняка сумел бы объяснить это. Но следует ли вам быть настолько уверенным? Разве не мог попасть яд — если это был яд — в бутылку с виски в любое время после того, как Фаллон купила ее, или разве не могли подсунуть ей другую, отравленную бутылку вместо той, что она купила? Это могло быть сделано еще до того, как я уехала в Амстердам во вторник вечером.

— Боюсь, вам придется смириться с собственной невиновностью. Мисс Фаллон купила именно эту бутылку виски в винном магазине Сканторпа на Хай-стрит вчера после обеда и отпила из нее в первый и единственный раз именно в ту ночь, когда умерла. Бутылка почти полная, оставшееся в ней виски, насколько нам известно, вполне доброкачественное, а все имеющиеся на бутылке отпечатки пальцев оставлены самой мисс Фаллон.

— Вы работаете очень быстро. Значит, яд был подмешан или в стакан после того, как она налила свой горячий напиток, или в сахар?

— Если она была отравлена. Пока не получим результаты вскрытия, а вероятно, даже и после этого, мы не можем быть ни в чем уверены. Сахар сейчас проверяется, но это на самом деле только формальность. Большинство учениц брали сахар из той же сахарницы, когда готовили себе утром чай, и по крайней мере две из них успели отпить из своих чашек. Значит, на подозрении остается стакан с виски и горячий лимонный сок. Мисс Фаллон была легкой добычей для убийцы. По-видимому, все в Доме Найтингейла знали, что если она никуда не уходила вечером, то смотрела телевизор, пока не кончится программа. Она страдала бессонницей и никогда не ложилась спать рано. Когда телепередача кончалась, Фаллон обычно шла в свою комнату и раздевалась. Потом, в тапочках и халате, она шла в маленькую подсобку и готовила себе напиток на ночь. Она хранила виски у себя в комнате, но не могла там же и приготовить напиток — там нет воды и не на чем ее подогреть. И у нее была привычка брать с собой отдельный стакан с уже налитой порцией виски и добавлять в него горячий лимонный сок в подсобке. Там в шкафу всегда имеется запас лимонов, а также какао, кофе, шоколада и всего прочего, с чем девушки обычно делают себе напитки на ночь. Потом она относила стакан к себе в комнату и оставляла его на прикроватной тумбочке, а сама шла в ванную. Она всегда мылась быстро и любила забраться в постель сразу после ванны, пока еще не остыла. Думаю, именно поэтому она и готовила свой напиток перед тем, как идти в ванную. К тому времени, как она возвращалась в комнату и ложилась в постель, напиток как раз остывал до нужной температуры. Судя по всему, этот порядок никогда не менялся.