Красное на красном - Вера Викторовна Камша

скромности зависит очень многое. Даже если у вас появятся друзья, они не должны знать о вашей встрече с кансилльером.

– Так мы едем к Шта́нцлеру?!

– К графу Штанцлеру, Дикон. Вас ждет хороший вечер и знакомство с настоящим другом, но учтите – тайно принимая сына Эгмонта, он рискует больше нашего.

– Я понял, – заверил юный герцог. – Я никому не скажу.

– Надеюсь. Нам выпало жить во времена стервятников, такие люди, как Август Штанцлер, наперечет. Они слишком драгоценны, чтобы ими рисковать. Я не хотел ставить кансилльера под удар, но он весьма настойчив, если не сказать упрям.

– Поэтому мы и поехали впереди свиты и в чужих плащах?

– Да. У ворот Роз нас встретит человек Штанцлера и проводит к нему.

– Ворота Роз? Это уже они?

– Да. Придержите лошадь, мы приехали точно к назначенному времени.

Ричард послушно остановил измученного Баловника. Жеребец был, мягко говоря, не из лучших, но нынешнее положение Окделлов требовало если не самоуничижения, то скромности. Молодой человек знал, что без заступничества кансилльера и королевы семье мятежника пришлось бы еще хуже, но вообразить это «хуже» было трудно.

– Не пожертвуют ли добрые господа на храм Святой Октавии Олларийской? – Герцог, вздрогнув, уставился на ухватившегося за его стремя человека в олларианском черном балахоне и торопливо вытащил монетку. Окделлы, как и большинство Людей Чести[28], тайно исповедовали эсператизм и потому, несмотря на стесненные обстоятельства, редко отказывали жадным святошам. Истинная вера в Талиге была под запретом, равно как и Честь.

– Святая Октавия не забудет вашей щедрости, – заверил клирик, опуская суан[29] в опечатанную глиняную кружку, и зашептал: – Поезжайте вдоль городской стены. Увидите гостиницу «Мерин и кобыла», спроси́те две комнаты окнами во двор и ждите.

Олларианец отпустил стремя Дика и завел свою песню о пожертвованиях перед каким-то торговцем.

– Ричард, – в голосе опекуна слышалась тревога, – учитесь властвовать собой, на вашем лице все написано. Впрочем, чего еще ждать от сына Эгмонта? Поехали!

2

Гостиница «Мерин и кобыла» оказалась небольшой и уютной. На вывеске красовалась игривая молодая кобылка, за которой уныло наблюдал седой от старости мерин. Вывеска была веселой, физиономия трактирщика – тоже. Граф Ларак занял две предложенные ему комнаты и заказал туда баранину, тушеные овощи и красное вино. Дик наслаждался отдыхом, не слишком веря, что кансилльер почтит своим вниманием придорожную гостиницу, но он ошибся. Едва на ближайшей колокольне отзвонили десять, как в дверь коротко и властно постучали. Ричард отворил, и на пороге возник еще один клирик, пожилой и тучный.

Переступив порог, олларианец отбросил капюшон, открыв некрасивое отечное лицо – впрочем, умное и приятное. Глубоко посаженные глаза гостя подозрительно блеснули.

– Дикон! Совсем большой… Одно лицо с Эгмонтом, разве что волосы потемнее. Эйвон, вам не следовало соглашаться на эту авантюру.

– Я был против, но кузина считает, что Окделлы не могут отказаться, когда их призывает Талигойя.

– Талигойя. – Густые брови кансилльера сдвинулись к переносице. – Талигойя, вернее, Талиг безмолвствует. Ричарда вызвал кардинал. Что у аспида[30] на уме, не знаю, но добра вам он не желает. Ричард, – Август Штанцлер пристально посмотрел на юношу, – постарайся понять и запомнить то, что я скажу. Самое главное – научиться ждать. Твое время еще придет. Я понимаю, что Окделлы ни перед кем не опускают глаз, но ты должен. Ради того, чтобы Талиг вновь стал Талигойей. Обещай мне, что последуешь моему совету!

– Обещаю, – не слишком уверенно пробормотал Ричард. – Но если они…

– Что́ бы они ни болтали, молчи и делай, что приказано. Ты хороший боец?

– Со временем он превзойдет Эгмонта, – вмешался Эйвон, – но пока его подводит горячность.

– Я бы предпочел, чтобы он превзошел Ворона, – вздохнул кансилльер, – но это вряд ли возможно. Дик, постарайся употребить эти месяцы на то, чтобы догнать и перегнать большинство своих товарищей. Смотри на них, пытайся понять, что они за люди, возможно, от этого когда-нибудь будет зависеть твоя жизнь.

Помни, в Лаик нет герцогов, графов, баронов, нет Окделлов, Приддов, Савиньяков, Рафиа́но. У тебя останется только церковное имя, родовое ты вновь обретешь в день святого Фабиана[31]. Тогда же будет решено, оставят тебя в столице или отправят домой. Я постараюсь не терять тебя из виду, но в «загон» мне и моим людям доступа нет. Через четыре месяца унары[32] получают право встречаться с родичами, но до тех пор ты будешь волчонком на псарне. Это очень непростое положение, но ты – Окделл, и ты выдержишь. Я старый человек, однако с радостью отдал бы оставшиеся мне годы за то, чтобы увидеть на троне законного короля, а на плахе – Дорака. Увы, пока это невозможно.

Терпят все – ее величество, твоя матушка, граф Эйвон, а я… я пью с мерзавцами вино и говорю о погоде и налогах. Потерпишь и ты, хотя придется тебе несладко. Твои будущие товарищи, кроме молодого Придда и пары дикарей из Торки, принадлежат к вражеским фамилиям. Начальник «загона» капитан Арамо́на метит в полковники гвардии. Он лебезит перед теми, кто ему полезен, и отыгрывается на ненужных и опальных, то есть на таких, как ты. Тебя будут задевать, оскорблять родовую честь и память отца. Молчи!

С прошлого года дуэли среди унаров запрещены под угрозой лишения титула. Возможно, это и есть причина, по которой тебя вытребовали. Сожми зубы и не отвечай. Когда-нибудь ты отдашь все долги. Тебе станут набиваться в друзья. Не верь. Доверие Окделлам обходится очень дорого. Никаких откровенных разговоров, воспоминаний или, упаси тебя Создатель, сплетен о короле, королеве, Первом маршале и кардинале. Если тебе станут про них рассказывать – прерывай разговор. Если кто-то начнет хвалить твоего отца, говори, что утрата слишком свежа и тебе тяжело о ней говорить. Если собеседник желает тебе добра, он поймет. Если это подсыл – останется ни с чем. Ты все понял?

– Все.

– Ну вот и хорошо. – Кансилльер улыбнулся. У него была удивительно располагающая улыбка. – А теперь давайте ужинать и болтать о всяких пустяках.

Мысль была хороша, да и ужин оказался изумительным, но болтать о пустяках и веселиться не получалось. Эйвон, прямой как копье, молчал и со скорбным видом кромсал ножом нежнейшую баранину. Кансилльер натянуто шутил, а Дикон думал о том, что завтра он останется один… Волчонок на псарне… Так сказал Август Штанцлер, а он знает, что говорит.

Юноша прекрасно помнил главных врагов Талигойи, бывших и врагами Окделлов. Чужеземная династия и их прихвостни! Это они превратили некогда великое королевство в держащуюся на страхе