Кремль 2222. Царицыно - Дмитрий Дашко

Глава 13

В кабаке было тепло и сухо. К потолку крепилась «люстра» в виде деревянного обода с десятком сальных свечей. Пахло хлебом и чем-то мясным. В большущей печи клокотал настоящий Везувий.

За «барной стойкой», то есть деревянным прилавком – цыганистый типчик в кожаном мясницком халате поверх рубахи с высоким воротом. В старину его назвали бы целовальником. За спиной «цыгана» полки в несколько рядов с глиняной посудой и явно спортивными кубками, которые здесь использовали по прямому назначению.

В красном углу тускло горела лампада, освещая лики святой троицы. Ну да, хоть кабак, но всё как у людей.

Вдоль стен рядами тянулись длинные лавки и широкие столы, отполированные локтями посетителей почти до блеска. Несколько кабинок, разделённых перегородками для клиентов побогаче, ценящих уединение, пусть даже настолько условное. Все кабинки заняты, из каждой доносятся негромкие отзвуки серьёзного разговора.

Степаныч выбрал лавку попроще. Присел, вертя бородой. Сразу же подскочил пацан лет двенадцати: светлая, перетянутая на талии кожаным пояском, рубаха, серые штаны, лапти, макушку будто корова языком лизнула – жирные лоснящиеся волосы прилипли к черепушке, на руке полотенце. Он старательно смахнул со стола крошки и вытянулся словно оловянный солдатик, готовый сорваться с места при малейшем приказе.

Я сел напротив Степаныча, с интересом огляделся: народу, кроме нас хватало, заведение явно процветало. Вдали толковали промеж собой торговые люди (плотно заставленный снедью стол, пустеющие кувшины с выпивкой), они то бранились, то ударяли по рукам, а потом громко обмывали сделку. Справа от них компашка стрельцов. Те ели обильно, по военному быстро, и почти не притрагивались к спиртному. Выставленные пирамидкой пищали постоянно находились под чьим-то контролем. Если кому в голову взбредёт умыкнуть оружие, то выполнить до конца своё намерение точно не выйдет.

Женщин не было, даже среди подавальщиков: прислуга была исключительно мужской. Мальчишки-подавальщики, толстый повар, одновременно успевавший делать несколько дел, ну и сам хозяин сего уважаемого заведения, не гнушавшийся любой работы.

Ничего такого необычного. Прекрасные дамы, скорее всего, подняли бы градус напряжения в кабаке. Рано или поздно обязательно вспыхнул бы конфликт по причине обделённости женским вниманием. А так лишним поводом меньше. Ешь, пей да закусывай!

И лишь двое не вписывались в эту картину: мужчина средних лет с застывшим на лице выражением обречённости и сидевшая подле него девочка, которой едва ли исполнилось десять вёсен. Он торопливо опрокидывал в себя стакан за стаканом мутного пойла (а стаканы-то классические, гранёные!), однако ни капельки не пьянел, лишь мрачнел всё сильнее и сильнее, а его взгляд начинал метаться туда-сюда, как петляющий от волков заяц, пока не останавливался на кувшине с дешёвой самогонкой.

Она скромно сидела, подложив под себя ноги. Держала в одной руке кружку, а второй медленно выщипывала хлебный мякиш из лежавшей на столе булки. Лицо было спокойным и безмятежным, как обычно бывает у детей её возраста.

Общие черты во внешности взрослого и ребёнка наводили на мысль, что это отец и дочь.

Мальчишка-подавальщик принял заказ и убежал, чтобы вернуться с подносом, на котором шипела большая сковородка с яичницей и ветчиной. А что, неплохо для постапокалиптического мира. Ещё он принёс кувшин с напитком, по вкусу похожим на брусничный морс, в меру кисловатым, а самое главное – холодным.

Тарелки, очевидно, не входили в комплект, поэтому мы стали есть прямо из сковородки. Я думал, что на этом с угощением закончено, но нет: яичница была всего лишь разминкой, за ней пришёл черёд копченых свиных рёбрышек с капустой.

– Тебе надо больше есть, – пояснил Степаныч. – Общение с Полями Смерти отнимает много сил. Не бойся, не растолстеешь.

Я положился на его авторитет и быстрее заработал челюстями. Действительно, аппетит был зверский, а насыщение не приходило. По губам тёк жир, я вытирал его свежим рушником. Не знаю, как они его стирают – на ткани ни пятнышка, а ведь чувствуется, что вещь не новая.

Внезапно разговоры стихли, в воздухе повисла напряжённость. Я не сразу понял, что произошло, слишком увлёкшись едой. И лишь по странной позе Степаныча (он весь подобрался, как волк перед прыжком) сообразил, что творится неладное.

В кабаке появились трое комбинатовских. На лицах наглые ухмылочки, разве что на пол не поплёвывали. Еда их не интересовала, они сразу направились к отцу и дочке.

Посетители кабака стали свидетелями их разговора.

– Гони должок, Афанасий, – развязно произнёс дюжий комбинатовский.

Его плечи были раза в полтора шире моих.

Афанасий побледнел, нервно сглотнул. Его кадык забегал вверх-вниз.

Девочка смотрела на происходящее со смесью испуга и любопытства.

– Чего молчишь? – снова заговорил дюжий. – Люди к тебе по делу пришли, а ты в немого играешь. Нехорошо…

– Нехорошо, – подтвердил другой комбинатовский.

На его лице играла ухмылка шулера, раздевающего до нитки беспомощную жертву.

– Не забывай, что часики тикают, а проценты идут.

Понятно, комбинатовские не только торговцы мясом, но ещё и ростовщики. А сейчас перед нами прямо таки картина маслом – «Явление коллекторов злостному неплательщику».

Афанасий высыпал на стол несколько кругляшей. Степаныч успел меня ввести в курс о курсах местных валют. Сумма была небольшая: хватит разве что на раз пообедать.

– Это всё, что у меня есть.

– Мало, – даже не посмотрев на деньги, заявил дюжий. – Даже на оплату процентов не хватит.

– Говорю же, это всё. Больше у меня ничего нет, – развёл руками Афанасий.

– Обалдеть. – Дюжий играл на публику. – По-моему, нас хотят кинуть. Ты представляешь, Дюша, – он обратился к одному из своих, – эта ветошь била себя пяткой в грудь, обещая, что вернёт всё в срок, а как пришло время расплачиваться – завиляла хвостом. У неё, понимаешь, денег нет! Законный вопрос: а кого это интересует? Если ты настоящий мужик – умри, но сдержи слово!

– Я могу умереть хоть сейчас, – заплетающимся языком произнёс Афанасий.

– Ты сначала должок верни, а потом делай с собой, что хочешь! Нас твой труп не интересует. Деньги гони.

– У меня нет, – раздельно, по слогам произнёс Афанасий.

– Ну, ты и скотина! – непритворно восхитился дюжий. – Я не собираюсь спрашивать, о чём думала дурья твоя башка, когда ты в долг брал.

– Я не для себя, – делал попытку оправдаться Афанасий. – Жена заболела, я лекарство искал, а оно дорогое.

– А оно не помогло. Знаю, знаю, – участливо закивал комбинатовский. – Но это твои проблемы.

– Дайте ещё немного времени. Я найду деньги, – взмолился должник.

Дюжий хмыкнул.

– Врёшь. Нет у тебя ничего, всё, что было, продал. А заработать – в жизни не заработаешь. Ладно, есть способ разрулить ситуацию.

– Какой? – с тайной надеждой спросил Афанасий.

Комбинатовский задумчиво потёр подбородок, а потом опустил руку на плечо девочки. Та страшно испугалась, превратившись в маленького беззащитного воробушка.

– Девку твою заберу.

– Но она же совсем ребёнок! – вскричал Афанасий.

– И что с того? Думаешь, не найдутся покупатели? – прошипел дюжий. – Ошибаешься. Только свистнем – толпа прибежит. Любителей такого товара – пруд пруди. В очередь встанут.

– Она моя дочь, – упрямо произнёс должник.

– Уже не твоя.

Несчастный отец попытался вскочить на ноги, но один из комбинатовских обрушил на него мощь своего кулака, и Афанасий упал под стол, потеряв сознание. Дюжий подхватил девочку на руки. Та взвизгнула и укусила его за палец.

– Вот зверёныш! – разозлился комбинатовский.

Он замахнулся на ребёнка:

– Заткнись, а не то выдеру тебя как сидорову козу.

Странно, что всё это происходило при полном безучастии остальных людей. Молчал кабатчик, посетители дружно прятали глаза, даже Степаныч отвёл взгляд в сторону. Неужели настолько боялись комбинатовских, что готовы терпеть эту страшную сцену?

Я рывком встал на ноги, подошёл к трём наглецам. Те будто не видели меня, заговорили о чём-то своём.

– Отпустите девочку, – потребовал я.

Наконец-то меня заметили. Дюжий обернулся, с кривой ухмылкой оглядел с головы до ног и пришёл к выводу, что мой статус – абсолютная никчёмность.

– Ты кто такой? Что за хрен с горы?

– Я тот, кто свернёт вам бошки, если не отпустите ребёнка!

Дюжий ударил не задумываясь, чувствуя себя хозяином горы. Что ж, я сразу вернул этого негодяя на грешную землю. Простой примитивный блок отсушил ему руку. Комбинатовский раскрылся, грех не воспользоваться этой оплошностью. Кулак промял его грудь как фанерный лист, сокрушая рёбра, ломая кости. Дюжий остался на ногах, но теперь в его глазах уже не было прежнего самодовольного выражения. Только страх умирающего человека.