Планета для робинзонов - Юрий Забелло

Мысли мои идут дальше. Я уже слишком стар (относительно, конечно), чтобы изучать что-либо заново, да и возни будет много со всякими устройствами. Мартин — прирождённый инженер. Честно говоря, когда я думаю о конце полёта, то только на него и надеюсь.

А из Марии выйдет прекрасный агроном и биолог — недаром большую часть своей жизни на Земле она прожила в лесу, ей близок мир природы.

Сабину же придётся приучать к медицине. Врач будет нам необходим. Уже сейчас я или Мартин стараемся незаметно подсунуть ей какой-либо рассказ про врача или больного, спрашиваем её, не помнит ли она, что такое аспирин, мол, нам надо составить препарат.

Джек? О нем думать рано, он ещё мал, склонности его пока не проявились. С ним решать будем позже.

Перечитал свою запись и удивился: впервые в моем дневнике появились надежды и планы на будущее.

День девятьсот восемьдесят первый

Мартин давно обогнал меня в работе. У парня просто талант. Он уже свободно владеет категориями высшей математики и решает любые задачи по астрономии, а я все ещё «плаваю» в двойных и тройных интегралах. Частенько приходится просить его разъяснить мне тот или иной раздел. Если бы он мог учиться в любом университете на Земле, из него вышел бы большой учёный.

А вообще, в последнее время я немного охладел к математике, меня больше занимают социальные науки. Все своё библиотечное время я трачу на эти труды и ещё прихватываю по вечерам. Как жаль, что на Земле я не был знаком с коммунистами. Они теперь мне гораздо понятнее и ближе. Хотя, с другой стороны, на Земле, у меня просто не нашлось бы времени, чтобы изучить все эти книги, а, значит, они не были бы мне ближе и по… Фу ты, совсем запутался.

День тысяча тридцать второй

Этот день я запомню на всю жизнь — день рождения Марии.

Когда был готов праздничный обед, она вдруг вышла к нам не в обычном своём комбинезоне, а в прекрасном белом платье. И тут я заметил впервые, что это уже не ребёнок! Нет, передо мной была вполне сложившаяся девушка. До сих пор я думал, что она совсем девчонка. Теперь я понял, как я ошибался.

Впечатление было неотразимое. Даже Март, который всегда относился к ней как к товарищу, — как если бы она была мальчишкой, вдруг стал скованным и необычно почтительным. Сабина безудержно радовалась успеху старшей подруги. Теперь мне понятно, зачем они вдвоём уединялись.

Чёрные, как смоль, волосы Марии, аккуратно уложены вокруг головы, блестящие от волнения глаза, чуть приоткрытый рот, белоснежные зубы — все говорило о том, что она очень довольна впечатлением, произведённым на нас.

Я даже поймал себя на том, что несколько раз обратился к ней как к незнакомой девушке, встреченной впервые…

День тысяча сороковой

Никак не идёт Мария у меня из головы.

Я стал интересоваться, чем она занимается в свои библиотечные часы, то есть я и раньше знал, что она делает, но сейчас стал уделять ей особое внимание.

Оказалось, что она, кроме собственных занятий по растениеводству, занимается вместе с Сабиной домашними делами — шитьём и приготовлением пищи, а также изучением биологии. Это их увлечение и обрадовало меня, и удивило.

Я спросил её, зачем она уделяет биологии столько времени. Сабина была не в счёт — она просто следует примеру старшей подруги.

— Когда мы прилетим, — ответила Мария, — я буду заниматься растениями, вы ведь сами поручили мне это, папа Роб.

День тысяча сорок четвёртый

Я сидел в библиотеке и читал «Капитал». Настолько увлёкся, что не слышал, как вошла Мария.

— Папа Роб, — сказала она. — Можно, я отвлеку вас на минутку?

— Да, пожалуйста.

— Папа Роб, я обидела вас чем-нибудь?

— Что за странный вопрос, — ответил я, — откуда ты это взяла?

— А почему вы не так со мной говорите, как раньше? Как-то сухо и казённо. Я в чем-нибудь провинилась?

Я резко повернулся к ней. Её широко раскрытые глаза смотрели прямо в мои. Я смотрел и смотрел в её глаза. В них были слезы и скорбь, и… Я не знаю, что ещё в них было, но я забыл про все на свете и никак не мог оторвать свой взгляд от этих широко раскрытых карих глаз. Я хотел ей сказать, что она совсем не та, что была раньше, что «гадкий утёнок» из старой Андерсеновой сказки превратился в ослепительно красивого лебедя… Но ничего этого я не сказал, а, напротив, нахмурил брови:

— Не придумывай глупостей! Я тебя люблю, как и раньше… — я не смог удержаться и добавил — даже ещё больше!

Я не понял, как это случилось, но ока вдруг оказалась в моих объятиях, губы наши слились…

Я счастлив, как никогда в жизни!

День тысяча девяносто пятый

Отпраздновали Новый год.

День тысяча четыреста двадцатый

Почти год не брался за дневник. Скоро будет четыре года нашего полёта. Жизнь течёт без изменений. До сих пор я очень боялся, что кто-нибудь из детей заболеет. Теперь этого уже не опасаюсь. По-видимому, мы не захватили с Земли болезнетворных бактерий, ведь «Ласточка» строилась в высокогорной местности, и, кроме того, мы ведём правильный, размеренный образ жизни. Нам не приходится опасаться сквозняков и изменений температуры, да и регулярные занятия спортом дают о себе знать.

Мартин полностью разобрался в расчётах профессора и попытался составить программу для электронной машины, управляющей кораблём. В машине, расположенной за стеклянной перегородкой, оказался блок просмотра программы. Когда Мартин ввёл в этот блок свою пробную программу изменения курса, машина голосом профессора сказала:

— Программа составлена правильно, но принята быть не может в связи с несоответствием внешним условиям.

6

День тысяча четыреста девяностый

Мы сейчас редко бываем в кают-компании. Все время делим между спортивным залом, кухней-столовой, библиотекой и личными комнатами.

Но вот несколько дней назад Мартин сообщил, что мы находимся неподалёку от какой-то крупной звезды. Все бросились к иллюминаторам.

Я занял было командирское кресло и приготовился нажимать кнопки по команде Мартина, а потом, неожиданно для самого себя, поднялся и сказал:

— Нет, Март, ты это сделаешь лучше меня.

Мартин, ни слова не говоря, занял кресло, положил руки на пульт и начал действовать. На экране появились надписи и цифры.

Спектральный класс — F9

Масса — 1,05048MS

Светимость — 1,21072LS

Радиус — 1,04640RS

Эффективная температура поверхности — 5880°К

Плотность — 1,31 г/см3

Границы экосферы Д1 = 0,9490 ае

Д2 = 1,3644 ае

Все прочитали эти надписи, а потом дружно повернулись к Мартину, ожидая пояснений.

— Ну, вот, — сказал, он, эта звезда чуть-чуть больше и активнее нашего Солнца. У солнца спектральный класс — G2, а у этой — F9. Первые три цифры — масса, светимость и радиус — даны просто в отношении к Солнцу, об этом говорит вторая буква в размерности — S. Температура поверхности… — он тут же вызвал из автобиба данные по Солнцу. — Вот видите, у Солнца чуть поменьше — 5545°К. А что такое «экосфера»… Сейчас посмотрим… — и он начал набирать код.

— Экосфера — это область обитания! — закричала Сабина, успевшая набрать код раньше. — От греческого слова «экос» — обитель, дом!

— Да, — подтвердил Мартин. — Это означает, что та планета, которая подойдёт для жизни человека, должна быть не ближе к звезде, чем расстояние Д — один, и не дальше, чем — Д — два.

Я посмотрел на эти цифры. Они мне ничего не говорили.

— А что такое «ае»?

— Это «астрономическая единица» — расстояние от Солнца до Земли. Грубо можно считать её равной ста пятидесяти миллионам километров. Точнее — сто сорок девять и шесть десятых.

Я успокоился немного: звезда была ещё далеко. Относительно планет машина ничего сообщить не смогла, слишком большое расстояние отделяло нас от звезды, но исследование её поля тяготения, проведённое Мартом с помощью кибера, говорило о том, что планеты должны быть.

Но выяснилось другое обстоятельство.

— Мы должны начать торможение позже, чем через семьдесят часов, — сказал Март после многочасовой работы с машиной, — иначе мы пройдём мимо звезды и снова уйдём в космос, и неизвестно, выйдем ли мы когда-нибудь к какой-либо другой.

— Хорошо, а если у неё нет подходящей планеты?

— По мнению многих учёных, труды которых я проштудировал, Солнечная система — вовсе не феномен во Вселенной, а скорее наоборот, феноменом должна быть звезда, не имеющая планет… Так что планета должна быть!

— Ну, а вдруг, чем черт не шутит? Мы сможем улететь дальше, к другим звёздам?

— Мы ничего не сможем сделать, — ответил Март, — горючего у нас хватит только на торможение, манёвр и посадку.