Стальной лев революции. Восток - Иван Евграшин

Выслушав это, Владимир Ильич грустно сказал:

— Сколько около крестьянина раньше было загребастых рук, разных «колупаевых» и «разуваевых»! Как много крестьянин до революции мог при двух коровах получить дохода от молока в год?

— Рублей восемьдесят, сто — самое большое. Да на лесозаготовках, рублей пятьдесят-шестьдесят.

Владимир Ильич взял карандаш и начал в блокноте подсчитывать. Попутно, уточняя, спрашивал:

— Кроме картошки, овощи принято было разводить? А из зерновых рожь и меньше овес?

Перестав задавать вопросы, Ленин еще некоторое время что-то расписывал и подсчитывал. Наконец, он поднял голову.

— Как же жили крестьяне? Доходы неправдоподобно малы.

— Владимир Ильич! Про нашу местность в Кирилловском уезде даже поговорка есть: «Уломы — дуры, и белянки без крупы».

— Уломы? — Владимир Ильич улыбнулся. — Это название?

Чеканов рассмеялся.

— Да, Владимир Ильич, это наша местность так прозывается, а белянками у нас грибы называют.

— Да уж, при урожае «сам-пят» не много круп наделаешь! Наверно, хлеба и на полгода не хватало? Ничего-то про крестьянские хозяйства эти аграрные «теоретики» не знали, зато обывательской спеси хоть отбавляй.

Ленин немного помолчал, очевидно, раздумывая о чем-то, и заметил:

— Пожалуй, нам придется подумать о контрактации сельскохозяйственных продуктов, но для этого надо иметь достаточное количество промышленных товаров и устойчивые цены.

Владимир Ильич написал в блокноте — «контрактации сельскохозяйственных продуктов» и поставил знак вопроса. Он прекрасно понимал, что в настоящее время, да и в ближайшем будущем никакой надежды на производство промышленных товаров нет и быть не может. Других способов, кроме продразверстки и обычной мены промтоваров на сельскохозяйственную продукцию он придумать не мог. Правда он и не питал на этот счет никаких иллюзий.

Ленин внимательно посмотрел на сидящего напротив мужика. Тот явно не понял смысла его последнего высказывания, но это и неважно. Главное, что от первоначальной робости посетителя не осталось и следа. Почувствовав внимание и заботу, поверив, что с ним говорят на равных, после того как вождь разыграл прекрасную мизансцену с вычислениями доходов крестьянина-середняка Новгородской губернии, человек был готов рассказать самое сокровенное. Теперь пришла очередь «неудобных» и действительно насущных вопросов. — Скажите, Илья Афанасьевич, в прошлом году произошло сокращение запашек земли, оно вызвано сокращением поголовья скота и лошадей?

— Нет, Владимир Ильич, дело-то не в скоте. Мне крестьяне нашей деревни, да и соседних деревень тоже, прямо говорили, что нет никакого резона подымать хозяйство, когда все отбирают.

— Вы в письме предлагаете заранее установить норму взимания продуктов с крестьянского хозяйства. А куда крестьяне будут девать излишки? Продавать? Значит, нужна торговля? Будем возвращаться к помещикам и капиталистам?

Ленин с прищуром посмотрел на Чеканова, пребывающего в явном замешательстве после последнего вопроса, и принялся очень быстро что-то записывать в блокноте. Илья Афанасьевич после некоторого раздумья недоуменно развел руками.

— Товарищ Ленин, мы ж, про то, что нам бы установили, сколько с кого брать будут. А вы тут такой вопрос про капитализьм. Кто ж его знает-то? А помещиков не надоть нам. Мы им землю не отдадим.

Ленин, подчеркивая что-то в блокноте, как бы про себя, проговорил:

— Теперь увеличение сельскохозяйственных продуктов — основное. Старые объемы крестьянского хозяйства при старых формах в дальнейшем не могут удовлетворить потребность страны.

В ответ на такое заявление Чеканов начал смущенно подниматься с кресла. Илья Афанасьевич не мог видеть в этот момент выражения лица Владимира Ильича. Если бы смог, то удивился той ироничности, с которой вождь ожидал дальнейшего развития их беседы. — Товарищ Ленин, — прогудел крестьянин. — Мое дело простое — наказ крестьянский передать. Вы уж извините меня, ежели чего не так сказал, али сделал. Не след мне у вас время попусту отнимать. Отрывать от дел государственных.

— Нет, нет, голубчик. Садитесь пока. У меня к вам еще много вопросов. Ваш приход — самое главное государственное дело.

Мужик польщено покраснел и сел назад в кресло. Владимир Ильич начал спрашивать о том, как ходок добрался до Москвы, на чем ехал, что по дороге видел и слышал, о настроениях и разговорах. Потом опять плавно перешел к вопросам о том, как живут крестьяне, об их быте, не обижают ли их чем, чем они довольны и чем недовольны.

Посетитель явно не хотел затягивать беседы и еще три раза поднимался, порываясь уйти, но Ленин задерживал его вновь и вновь. Таким образом, беседа продолжалась часа два. Когда, наконец, Владимир Ильич отпустил Илью Афанасьевича, тот вышел из кабинета с таким чувством как будто поговорил с близким другом и надежным товарищем, который обязательно поможет в любой беде.

Ленин, проводив посетителя к выходу из кабинета, после того как за тем закрылась дверь, принялся в глубокой задумчивости расхаживать по своему кабинету.

«Что мне с этими Чекановыми делать? Этому я рассказал о государственной необходимости и объективных трудностях, а как быть с остальными? Подождать пока добьем тех, кто может отнять их землю, они согласны. Ради этого и терпят. А дальше что?» — Владимир Ильич нервно скрестил на груди руки и зашагал быстрее. Этот мужик своим посещением выдернул Ульянова-Ленина из дебрей теоретических проектов, решений, отвечающих требованиям момента, закулисной борьбы партийных группировок и поставил во весь рост перед вождем мирового пролетариата самую главную проблему. Вернувшись с социалистических небес на крестьянскую грешную землю, Ленин на какое-то время забыл обо всем пролетариате.

— «Как же решить аграрный вопрос? Как совместить противоположности — социализм и крестьянскую мелкобуржуазность, которую не вытравишь никакими средствами? Ничего не выходит», — у Владимира Ильича неожиданно заболела голова, и он начал потирать себе виски, пытаясь избавиться от боли.

У него действительно не получалось проработать самый главный вопрос — крестьянский. Последняя работа Ленина, посвященная аграрному вопросу в России, написана в 1908 году. Вождь только хмыкнул, вспомнив об этом. Толку от той работы не было никакого, и в революцию все вступили, не имея ни малейшего представления о том, что делать с крестьянами и землей.

В семнадцатом году большевики сумели тактическим приемом обойти камень преткновения, о который споткнулись все более известные и крупные партии. Частная собственность на землю стала той самой проблемой, которую никто другой не мог решить. С одной стороны, нужно срочно давать крестьянам землю, с другой — не ясно было, чью землю и как давать. На этом фоне лозунги и действия большевиков нашли полное понимание и поддержку подавляющего большинства российских крестьян. Простая отмена частной собственности на землю развязала руки десяткам миллионов людей и вывела ленинскую партию в единственные и несомненные лидеры на политической арене бывшей империи. У всех остальных участников политических баталий оставался пока еще один шанс вернуть ситуацию в прежнее либерально-демократическое русло — объединиться и всеобщими усилиями задавить большевиков. Правда, для этого мало уничтожить Ленина, Троцкого, Свердлова и иже с ними как политическую партию. Необходимо залить крестьянской кровью просторы от Петрограда до Владивостока, уделив особое внимание Центральным и Поволжским губерниям, в которых нужно выжигать скверну каленым железом, так как розги уже не помогут. После того, как поля центра страны и Поволжья удобрят реками крови и покроют сверху пеплом сожженных деревень, вернув чернь на ее законное место, появится возможность вернуться к обсуждению в кругу образованных и культурных людей любых либерально-демократических вопросов. Заодно и земля начнет давать отличные урожаи, что, конечно, несомненный плюс. Другого пути вернуть уже забранную и поделенную крестьянами чужую собственность не существовало.

Владимир Ильич скривился от промелькнувших в голове мыслей, как от зубной боли. В сложившейся политической ситуации идиотское решение Уральского совета о расстреле царской семьи в итоге оказалось на руку большевикам, так как играло против их врагов. У противников просто не оказалось знамени, вокруг которого они могли хотя бы на краткий срок объединить свои силы. С наследником престола даже в изгнании можно договариваться или ставить ему какие-то условия. В сложившейся ситуации говорить о чем-то просто не с кем. В России начала 1919 года только один человек пользовался бешеной популярностью — Ленин. Политической фигуры его весовой категории у противников нет. Каждый из множества врагов тянул одеяло на себя, в то время как большевики сплачивали ряды. При этом Ленин понимал, что все происходящее — только отсрочка. Своим «Декретом о земле» он только выиграл время до того момента, пока не закончатся организованные попытки предыдущих владельцев вернуть свою земельную собственность. Крестьяне пока терпели. Конечно, они возмущались продразверсткой, мобилизациями и дезертировали при каждом удобном случае, но до серьезных антибольшевистских выступлений пока не доходило. Деревня понимала, что другого пути нет и для того чтобы получить, необходимо что-то отдать.