Трубач на коне - Тимофей Докшицер

Недалеко от дачи, в сосновом бору или на берегу реки, разыгрывались музыканты, распевались певцы. У меня тоже был свой "класс" - у березовой рощи, где я позволял себе заниматься полным звуком. Отдых чередовался с необременительным трудом. Покидая на 2-3 дня театр, мы старались не терять профессиональную форму, зная, что завтра-послезавтра у нас спектакль.

Педагогика

Педагогическая работа интересовала меня давно, я испытывал к ней какую-то неосознанную тягу.

Может быть, от природы я был учителем. Моя голова, как компьютер, просчитывала и оценивала все, что звучало во мне и вокруг меня. Я видел, кто как занимается перед спектаклем, в какой находится исполнительской форме, как будет сегодня играть. Мой афоризм по этому поводу звучит так: "Скажи, как ты занимаешься, и я скажу, как ты будешь играть".

К своей личной профессиональной подготовке я всегда относился критически, рассчитывал каждую минуту игры перед ответственным спектаклем или концертом, анализировал, взвешивал.

Но это не всегда уберегало меня от ошибок, которые я наблюдал и у других. Непросто разбираться в своих ощущениях, даже имея многолетний опыт. Уровень мастерства, даже самого высокого, не всегда совпадает с уровнем контроля, собственным расчетом своей энергии - особенно энергии губных мышц.

Одним словом, педагогика и исполнительство - области взаимосвязанные. Связь их - в безграничном стремлении к идеалу, которого мы никогда не в состоянии достигнуть. Как говорят - нет предела совершенству.

Еще будучи студентом института, я стал помогать в работе моему профессору Табакову.

Известно, как больно "бьют по нервам" идеи учителя, высказанные, но непонятые или невоспринятые учеником. От студента они, как бумеранг, возвращаются обратно к учителю. Вот таких "непонятливых" студентов Табаков направлял ко мне.

Аналогичным образом много позже, имея за плечами десятки лет педагогического труда, поступал и я. Меня выручал мой бывший ученик Вячеслав Прокопов - исключительно организованный человек, хороший музыкант и толковый педагог. Он умел воздействовать на учеников - потребовать, отчитать, направить, заставить работать активнее. Такие же поручения я давал и другим моим ученикам: Илье Школьнику, Игорю Сазонову, Василию Истомину, тоже работавшим в Гнесинском институте.

Началу моей профессиональной педагогической работы предшествовал некоторый опыт занятий с товарищами по классу Табакова, а во время войны, когда Табаков был в эвакуации в Саратове, а я служил солдатом в Москве, по просьбе Елены Фабиановны Гнесиной занимался с учениками его класса в училище.

Не без доли самоуверенности я все же легко ориентировался в музыке, всегда знал, что посоветовать и как направить мысль студента. Но кроме непосредственной работы над музыкальным материалом, в педагогике есть другая, не менее важная сторона, которая связана с развитием индивидуальных способностей -физических, умственных, волевых, с воспитанием навыков звуковедения, техники, развитием регистров и многим другим. В этих вопросах я не считал себя достаточно подготовленным, это пришло ко мне позже и не сразу. Пока мой педагогический метод формировался, я поддерживал в учениках интерес только к музыкальной стороне процесса, сам же в это время упорно размышлял над проблемами методического и технического оснащения, исходя из индивидуальности каждого исполнителя.

В годы- моей учебы в этой важной области педагогики не было стройной системы - тем более не помню я индивидуального подхода к решению исполнительских задач. Все рекомендации сводились к одному: "Играй побольше "белые" ноты, этюды, занимайся!.." А сколько играть? Когда? Что? В какое время это делать целесообразнее? Какой результат ожидать от занятий? Какое значение имеет отдых в занятиях? Во всем этом мне пришлось разбираться самому, вырабатывать свою систему занятий, основанную на индивидуальных ощущениях и природных особенностях каждого человека. Я разрабатывал также систему исполнительских приемов-штрихов. Не буду здесь говорить о ней подробно. Эта работа опубликована в озвученном варианте фирмой "Мелодия" и напечатана в разных сборниках, в том числе в журнале "Брасс-бюллетень".

На основе накопленных и проверенных на практике знаний я научился объяснять каждому студенту его проблемы и пути их решения. Путеводителем в этих педагогических поисках была исполнительская практика, и только она. Каждую идею я подвергал собственной проверке на инструменте: если игровая практика ее не подтверждала, я решительно отбрасывал ее как ошибочную. Может быть, поэтому мои взгляды не всегда совпадали с теоретическими работами других авторов, даже успешно защитивших диссертации.

Атмосфера Государственного музыкально-педагогического института имени Гнесиных (ныне - Российской Академии музыки), второго в Москве после консерватории высшего музыкального учебного заведения, вполне располагала к творческой работе. Заложенные Еленой Фабиановной традиции, близкие к семейным, жили долгие годы. Кафедра духовых инструментов была создана Табаковым по просьбе Елены Фабиановны. Для работы он пригласил виднейших педагогов Москвы. На посту заведующего кафедрой Табакова сменил А.И.Штарк, замечательный кларнетист, солист Государственного симфонического оркестра. Некоторое время кафедру возглавляли Б .П.Григорьев, тромбонист оркестра Большого театра, а затем в течение долгих лет и доныне - Иван Федорович Пушечников, неутомимый, инициативный, творческий человек, бывший гобоист Большого театра.

Институт возглавляли разные музыкальные деятели. Еще при жизни Елены Фабиановны ректором стал ее последователь и ученик Юрий Владимирович Муромцев - прекрасный музыкант, талантливый организатор и очень мудрый человек. Он предпринимал все, чтобы не допустить в 1950-70-е годы разгона педагогического коллектива, созданного еще Гнесиной. Однако после того, как Муромцева назначили директором Большого театра, творческая атмосфера в институте, основанная на авторитете профессоров и чувстве личной ответственности, стала постепенно исчезать. Известные мастера стали сами уходить из института, не желая заниматься музыкой в условиях казарменных порядков, а иных, несогласных, сокращали и увольняли без их согласия.

Студенты страдали не меньше. Самым талантливым запрещалось участвовать в конкурсах, если они не показывали хорошую успеваемость по общественно-политическим дисциплинам.

Тройка по политической экономии, таким образом, могла стать преградой для будущей исполнительской карьеры музыканта.

Атмосфера жесткого администрирования, которую установили в институте постоянно сменяющиеся после ухода Ю.В.Муромцева ректоры, пагубно отражалась на всем духе этого замечательного учебного заведения. И вот как-то незаметно и тихо, без шумных акций, начал свое ректорство в институте Сергей Михайлович Колобков - гнесинец, баянист и дирижер оркестра народных инструментов. Вначале многим казалось, что это очередная "проходная" личность, временный человек. Своими помощниками (проректорами) он назначил женщин, что вызвало кое у кого иронические улыбки. Колобков тщательно разбирался в делах, но не нагнетал ненужных эмоций, не создавал "дутых" персональных дел. Постепенно стало спадать напряжение, на лицах людей появились улыбки... Сейчас институт живет вполне нормальной учебной и творческой жизнью.

Летом 1993 года, в дни каникул, я зашел в гости в свой родной институт - мои друзья снимали обо мне фильм. Характерная деталь: в Большой театр съемочную группу не пустили, а в институте секретарь ректора Тамара Георгиевна распорядилась открыть запертую дверь в концертный зал и предложила нам всем выпить чаю с дороги... Это все - гнесинские традиции времен Елены Фабиановны, когда во время эпидемии гриппа в здании вешали плакат "Поцелуи отменяются по случаю эпидемии". - Итак, институт имени Гнесиных, подобно Джульярдской музыкальной школе в Нью-Йорке прославившийся на весь мир выдающимися исполнителями, продолжает жить, функционировать.

Он не только уцелел в наше трудное время, когда обывателю кажется, что сейчас не до искусства, но поднялся еще выше, став главным в своей области российским учебным заведением - Академией музыки...

За время моей работы в институте мой класс закончили около ста выпускников. Некоторые по разным причинам остались без дипломов - не выдерживали пятилетний курс обучения или еще до окончания уходили работать. Большинство моих учеников -исполнители, меньшая часть работает педагогами.

Помимо учебной нагрузки, в институте (как и во всех советских вузах) специально отводились часы на научную работу. Писать обязаны были все педагоги, доценты, профессора. Из ежегодного потока научных работ отбирались наиболее интересные и публиковались в сборниках под названием "Труды Государственного музыкально-педагогического института имени Гнесиных".