У смерти твой голос - Ка Ти Лин

и вцепилась в кресло, чтобы не завалиться на водителя. Мы были на парковке поблизости от набережной Нактонгана.

– Есть хотите? – своим грубоватым голосом спросил инспектор Чан. – Я бы поел. Но если так себе идея, скажите, отвезу вас сначала домой.

Я уставилась на него, пытаясь определить, что же он имеет в виду: «Отлично бы поел, если бы вы не испортили мне вечер, а теперь придется сначала домой вас везти» или простое человеческое: «Я голоден, вы, наверное, тоже, давайте перекусим»? Я поняла, что опять сдавила себе руку, только когда инспектор опустил на нее взгляд. Ну вот, теперь он решит, что у меня чесотка.

– Давайте, если хотите, – равнодушно сказала я.

Пока мы вылезали из машины, я украдкой глянула в телефон. Как и следовало ожидать, куча сообщений от мамы: у меня не было привычки вот так пропадать вечерами. Едва попадая по буквам, я написала ей: «Все хорошо, решила прогуляться в центре, дома расскажу». Не хотелось в глазах инспектора выглядеть маменькиной дочкой, которая отчитывается, куда идет, и я торопливо сунула телефон в сумку, чтобы он не подсмотрел, кто мне пишет.

– Вы что, сегодня прогуляли работу? – спросила я, пока мы шли к набережной.

– Можно подумать, вы не прогуливаете свою.

– Откуда вы знаете?

– Я днем дошел до вашего салона, расспрашивал по пути, не видел ли кто-нибудь погибшую девушку в день ее смерти. Набрел на разговорчивую тетушку в гостинице. Она сообщила, что видела, откуда шла Пак Со Ён, и что вы – не астролог, а ведьма. Нагадали ей, что она поссорится с сыном, и именно поэтому она с ним поссорилась. Ваша вина!

– Нет! – возмутилась я. – Просто им судьба была в тот день поссориться, я потому и говорила ей держаться от него подальше.

– Судьба – та еще стерва. Я возьму суп из водорослей, будете?

Ну почему он всегда формулирует свои мысли так, что приходится разгадывать их, как ребус! Это снисходительное «Так и быть, куплю и вам, если уж хотите» или щедрое «Я угощаю»?

– Я хочу сэндвич. Возьму себе, пока вы в очереди стоите, – нашла я выход из положения.

Буду выглядеть независимой, и ему не придется за меня платить.

Пять минут спустя мы сидели на скамейке, глядя на темную воду и проезжающих мимо велосипедистов, и ели каждый свою еду. Ну я делала вид, что смотрю на воду, а на самом деле была сосредоточена на двух вещах: старалась не капнуть на рубашку соусом и незаметно наблюдала за инспектором, который с аппетитом прихлебывал суп.

– Бармена я проверю на предмет судимостей, – сказал он. Прекрасная застольная беседа. Наверное, он металлический Бык, у них плохо с приличными манерами. – Даже если с этим баром что-то не то, пока предъявить нечего. Да и жених третьей девушки говорит, что она приехала купить сережки у местного мастера, – сомневаюсь, что поход по барам входит в такую программу. – Инспектор допил суп и ловко бросил стаканчик в урну. – Дайте руку посмотреть.

Ни за что! Спешно проглотив кусок, я залепетала что-то протестующее, одновременно соображая, что у него не получится схватить меня за руку и задрать слишком узкий рукав пиджака, тем более что на манжете рубашки целых три пуговицы. Но он не стал меня хватать, просто протянул в мою сторону руку ладонью вверх.

– Я не врач, но хоть гляну. В машине есть аптечка. Вас схватил тот тип в баре? Я такого насмотрелся.

Было велико искушение сказать: «Да, это все он, гляньте, как я пострадала, пытаясь вам помочь!» Упрямиться было глупо, поэтому я сняла пиджак и расстегнула манжет, надеясь, что мой бешеный пульс он не почувствует. Я была одновременно в восторге и подавлена: каждая секунда общения с ним, вроде бы банального, была наполнена внутренней борьбой, уговорами самой себя и жаждой все запомнить. Особенно сейчас, когда я сняла пиджак, а он коснулся моей руки, пусть и чисто из полицейского интереса.

Он закатал рукав и долго смотрел. Я тоже покосилась – ну, ничего особенного, просто синяки.

– Это не он, – сказала я. – Просто я…

– Об дверь ударились? – без улыбки спросил инспектор Чан. Ресницы у него были короткие, зато глаза красивой формы. Когда он смотрел вниз, выглядел как скульптура. – Ваш отец постарался? – спросил он.

– Что?! Да как вам такое… Мой отец – самый добрый человек в мире, как вы вообще…

– Не кипятитесь. Просто это единственный мужчина в вашей жизни, которого я видел. Ну есть еще бармен. И я. И Гиль. Уверен, должен быть и еще кто-нибудь.

– Не мужчина это, вы чего. Я сама. Правда. У меня иногда бывает. – Я нервно засмеялась и потянула руку к себе. – Все в порядке.

«Я сделала это, чтобы о вас не думать. Пожалуйста, не будьте ко мне так добры, иначе мне снова придется это сделать».

– Компрессы с отваром барлерии и гвоздики – лучшее средство. – Он выпустил мою руку, и я торопливо натянула пиджак.

– Я даже не знаю, что такое барлерия. У вас что, семья фармацевтов?

– Типа того. Ладно, идемте. Долгий у вас был денек, а?

– И у вас, – сказала я из вежливости, но он глянул на меня так, будто ему приятно внимание.

Мы еще посидели и пошли к машине. Он повозился в багажнике, прежде чем сесть на водительское сиденье, и вернулся с аптечкой. Все мои вежливые отговорки иссякли прежде, чем я открыла рот. Я молча стащила пиджак – сейчас, в машине, это оставляло впечатление чего-то куда более неприличного, чем на набережной, полной людей. Я успела представить, как он стаскивает толстовку, и на этом с ужасом остановилась. Сама подтянула рукав рубашки повыше и смотрела, как он мажет мою руку холодной мазью и перевязывает бинтом. Отвара таинственной барлерии в его аптечке не нашлось, но я не сказала ни слова, не стала шутить, чтобы не спугнуть блаженство этого момента.

Инспектор Чан спросил у меня адрес, довез, но машину остановил за пару домов до нашего.

– Чтобы вы могли вернуться тихо, не столкнувшись с родителями, – пояснил он.

– С чего вы взяли, что я живу с родителями?

– Вы явно живете не одна – такой дом не снимают только ради себя и не снимают с подругами. Мужа у вас нет, иначе вы про него все уши мне прожужжали бы. Парень? Опять же, такой большой дом за городом вы не сняли бы. Значит, там родители, а вам сейчас вряд ли хочется с ними объясняться.

Я торопливо повернула к себе зеркало заднего вида: что, я настолько