Любимый грешник - Мелисса Марр

Он оставался рядом, приспосабливая свой шаг к ее.

— Так как, Дония? Ты говорила с ней?

— Говорила. — Она снова подумала о том, что случилось в парке, и о том, что могло бы произойти, если бы ее там не было. Но она ничего не стала ему рассказывать. — Это девушка добрая, хорошая. Слишком хорошая для тебя.

— Как и ты, — он поцеловал ее в щеку обжигающими губами. — Ты и сейчас слишком хороша для меня.

— Ублюдок. — Она толкнула его, не обращая внимания на горящие от прикосновения к нему ладони.

Он положил руку на свое плечо, растапливая лед, появившийся после того, как она толкнула его. Лед потрескивал под его ладонью.

— Только потому, что Бейра убила моего отца[7] .

Кинан шел в ногу с Донией, пока они не достигли забаррикадированного переулка. Она ничего не говорила, даже не пытаясь быть любезной с ним.

Наконец, он шагнул вперед и встал перед ней, загораживая проход.

— Ты виделась с Бейрой. — Она не ответила. Впрочем, это и не было вопросом. — Что ей было нужно? — Требовательно спросил он.

Дония обошла вокруг него, уходя дальше к железнодорожной станции.

— Ничего такого, с чем я не могла бы разобраться.

Она что- то скрывала. Он видел, как сжались ее руки, слышал, как едва слышно прервалось ее дыхание.

Он пошел за ней.

— Вряд ли она просто нанесла тебе визит вежливости. Не думаю, что тебе приятно ее общество.

— Не меньше, чем твое. Но я же терплю.

Она остановилась и прислонилась к черному от пожара зданию возле железнодорожного двора, закрыла глаза и глубоко вздохнула. Саша растянулся у ее ног.

Поскольку когда-то она была смертной, ей было легче находиться близко к металлу, чем другим фейри, но все же он причинял ей боль. Если бы это ранило Сашу, она никогда не пришла бы сюда, но волку металл не причинял вреда.

Охранники держались на расстоянии, но даже близость к такому количеству металла должна была быть болезненной для них. Кинан жестом приказал им отойти подальше.

— Дония, — он потянулся, чтобы взять ее за руку, но не сделал этого. Это причинило бы ей бльшую боль, чем металл. Вместо этого он положил руки на стену с обеих сторон от нее, закрыв часть украшавших стену граффити, и Дония оказалась в ловушке его рук. — Зачем ты пришла сюда?

— Чтобы напомнить себе о том, что потеряла. — Она открыла глаза и посмотрела на него. — Чтобы напомнить себе о том, что я не должна верить никому из вас.

Она совершенно невозможна!

Он поморщился от ее осуждающего взгляда и в сотый раз за прошедшие десятилетия повторил:

— Я никогда не лгал тебе.

Она снова закрыла глаза.

— Но и правды не говорил.

Несколько минут они оба молчали. Ее холодное дыхание смешивалось с его, теплым, превращаясь в пар между ними.

— Уходи, Кинан. Ты мне больше не нравишься, как, впрочем, и вчера, и позавчера, и…

— Но ты нравишься мне, — перебил он. — В этом есть своя прелесть, правда? Мне по-прежнему тебя не хватает. Каждый раз, Дон. — Он понизил голос, чтобы скрыть волнение. — Я скучаю по тебе.

Она даже не открыла глаза, чтобы посмотреть на него.

Вся любовь, которую она могла испытывать, умерла много лет назад. Если бы все было иначе… Но все было так, как было. Он потряс головой. Дония не принадлежала ему. Она была единственной, кого он не смог получить. Он должен думать о том, как сблизиться с Эйслинн, а не мучить себя мыслями о той, кого он любил и потерял.

Он вздохнул.

— Ты скажешь мне, чего хотела Бейра?

Дония взглянула на него и приблизилась настолько, что он почувствовал ее слова на своих губах:

— Бейра хочет того же, что и ты: чтобы я исполнила то, чего от меня ждут, и выдвинула ее требования.

Он отступил на несколько шагов.

— Проклятье, Дония, я не хочу…

— Стоп. Остановись. — Она отошла от здания. — Она хочет, чтобы я убедила Эйслинн не доверять тебе. Так, ободряющий разговорчик на случай, если я забыла о своих обязанностях.

Она явно что-то скрывала: Бейра не пришла бы к ней только за этим. Эван, рябинник, который следил за Донией, говорил, что она была напугана, когда Бейра ушла.

Напугана . Но она не доверяла ему, чтобы рассказать, почему. Да и зачем ей это? Он последовала за ней, чтобы сделать еще одну попытку.

— Прошу тебя, — ее голос дрогнул. — Не сегодня. Просто оставь меня в покое.

Она уходила, держась так близко к станции, как только могла. И он ничего не мог сделать, чтобы остановить ее, удержать ее. Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась за стеной.

К вечеру Дония, наконец, пришла в себя, но близость к железной дороге утомила ее, поэтому она остановилась у фонтана на Уиллоу авеню, чтобы передохнуть. Она отпустила Сашу, не желая просить его оставаться с ней, когда ему хотелось явно побродить.

Яркий свет уличных фонарей отражался на поверхности фонтана, отбрасывавшего темно-синие тени на асфальт. Старик играл на любимом саксофоне для проходящих мимо людей. Дония вытянула ноги на скамейке, наслаждаясь танцующими тенями, слушая саксофониста и размышляя над случившимся.

Пытаясь днем поговорить с фейри, Дония поняла, что никто из них не горел желанием делиться информацией. Ни Зимним фейри Бейры, ни Темным фейри Ириала[8] , которые сотрудничали с Зимним Двором, не позволялось вмешиваться. Фейри-одиночки говорили, что в тот день им в парке было неуютно. Отсутствие ответов было само по себе ответом: так или иначе, Бейра была во всем этом замешана.

Судя по всему, она думает, что эта девушка отличается от других.

Саксофонист начал играть другую жалобную песню. Дония сменила позу, вытягиваясь еще больше, наслаждаясь своим одиночеством и предаваясь кратковременной иллюзии принадлежности к людям. Но она никогда не станет снова человеком. Она теперь не принадлежит их миру и больше никогда не будет его частью. Мысли о том, чего она лишилась ради Кинана, до сих пор причиняли невыносимую боль.

Оджнажды следующая девушка поднимет посох, и она просто станет другой фейри — никакой верности какому-либо из Дворов, никакой ответственности и никакого места, которое она смогла бы назвать своим .

Но она хотела, чтобы у нее было такое место. Когда-то она думала, что это место рядом с Кинаном. Когда они встретились — до того как она узнала кем он был, — он пригласил ее на концерт группы своих друзей. Он даже купил ей платье — короткое маленькое чудо с нитками бусинок, свисавшими со всех сторон и покачивавшимися в такт ее движениям, когда она танцевала. А как они танцевали!