Сочинения - Борис Поплавский

Ноябрь 1933

Домой с небес

Н. Постниковой

Судьба души не ведома словам.В лучах дождя мы снова здесь в неволе,Весенний ветер дышит к островамИ грязь блестит на слабом солнце в поле.

В лесу земля, услышав слабый плеск,Ресницами дождя пошевелила,Она спала среди сосновых звезд,Как будто бы дышать и жить забыла.

В свинцовом небе реет на лугуМалиновая сень еще пустая.Как тихо, слушай, милый, это таютКоричневые льды на берегу.

Смотри, похожа на мою любовьПустая нежность поля без работы,В лучах дождя оно проснулось вновь,Но жить не начало и вспоминает что-то.

В пыли лучей — иссохшие поля.Прошедшим летом в золотой неволеПод ярким небом мучилась земля,Дождя ждала и трескалась от боли.

В дыму грозы сиял закат в пыли,И цвет страниц от молнии менялся,Но только осенью сожженный лес вдалиПокоя долгожданного дождался.

Покой весны, кто знает о тебе,Тот никогда земли не покидает.В холодном небе в радостной мольбеНесутся ласточки, дорогу узнавая.

Домой с небес в чуть слышный шорох травИздалека к оползням косогоров,Так близко к солнцу жить не пожелав,Они летят, они вернутся скоро.

В свинцовом небе призраком весныМалиновая сень берез недвижна.Во тьме могил напрасно видеть сны—Не угадать покоя вешней жизни.

Как незаметно радость расцвела.Вот низкий дом и мы с Тобой у цели.Весенний дождь шумел в тени ствола.Мы долго слушали и говорить не смели.

1934

«Холодное, румяное от сна…»

Холодное, румяное от сна,Лицо зари склонилось над землею.Ты снова здесь, весна моя, весна,В рассветной тишине одна со мною.

В пустом лесу чуть слышный гам возник,Там мертвый лист живую землю греет,И отражает сумрачный родникСвет облака, что над березой реет.

Хрустальными ресницами блеститРоса высот на буераке мшистом.И сердце ждет, оно давно не спит,Чтоб встретить яркий свет на ветвях чистых.

Как за ночь успокоилась вода,И далеко слыхать, как рыба плещет.Идут круги и тают без следа.Все ближе жизнь, все ярче небо блещет.

Весенний лес вдруг вспыхнул солнцем весьСогретый лучезарною рекою.Внезапно с солнцем встретившись, как здесьМы встретились с Тобою и покоем.

Смотрю на мир, где новые векаВступают в жизнь, о небе забывая.Весна красавица пришла издалека,И мир пустой недвижно озирает.

Еще вдали не тают небеса,Свинцовые, над мокрым черноземом,В овраге птиц не слышны голосаИ грязный снег лежит в лесу зеленом.

Лишь слабый гром чуть слышно ворожит,В сияньи туч, тяжелой влагой полных.Ты, кажется, душа собралась жить,И смотришь, родину стараясь вспомнить.

Под тяжкими ресницами глазаУстремлены в предел знакомой боли,Где вдалеке обречена грозаБлеснуть и шумно вылиться над полем.

Все радостней, все крепче мир любя,Смеясь и узы грусти разрывая,Я здесь живу, я встретил здесь Тебя,Я шум дождя Тобою называю.

1934

«Жарко дышит степной океан…»

Жарко дышит степной океан.Шорох птицы на скошенном хлебе.Облаков ослепительный станБезмятежно раскинулся в небе.

Снова не было долго дождя.Пыль рисует шоссе в отдаленьи,Долгий день, в синеве проходя,Треск кузнечиков слушал все время.

Телеграфный трезвон над землеюНе смолкает, недвижно певучИ горячей лоснится водоюЖелтый омут меж глиняных круч.

Над рубашкой Твоей голубоюКудри вьются в лазури небес.Эту книгу, что носишь с собоюТы читаешь? — Нет, слушаю лес.

Удивляюсь векам, не читая,В поле, там, где теряется след,Приникаю к траве, не считаяНевозвратного горя, ни лет.

Боль весла привыкает к ладони,Но бросаю и счастье молчит,Лишь курлычет вода в плоскодоньиИ оса неподвижно звенит.

Все наполнено солнечным знаньем,Полногласием жизни и сном.На горячей скамье, без сознаньяТы жуешь стебелек в голубом.

Кто покой Твой не знает, тот не былЗа пределом судьбы и беды.Там Тебя окружают два неба,Сон лазури и отблеск воды.

Без упрека, без дна, без ответаОслепительно в треске цикадОт земли отдаляется лето,В желтой славе клонясь на закат.

Тщетно, словно грустя о просторе,Ты пыталась волне подражать,Только Ты человек, а не море —Потому что Ты можешь скучать.

1934

«Мать без края: быть или не быть…»

Мать без края: «быть или не быть»,Может быть послушать голос нежныйПогасить лучи и все забыть,Возвратить им сумрак ночи снежной.

Мать святая, вечная судьба.Млечный путь едва блестит. Все длится.Где-то в бездне черная трубаСтрашного суда не шевелится.

Тихо дышат звездные хоры.Отвечает мать больному сыну:Я — любовь, создавшая миры,Я всему страданию причина.

Состраданье — гибель всех существ.Я — жестокость. Я — немая жалость.Я — предвечный сумрак всех естеств,Всех богов священная усталость.

Спи, цари, Я — рок любви земной,Я — почин священных повторений,Я — вдали под низкою лунойГолос вопрошающий в сомненьи.

О, герой, лети святым путем,Минет час, ты рок богов узнаешь.Я же с первым утренним лучомВ комнате проснусь, что ты не знаешь.

Улыбнусь. Рукой тетрадь открою,Вспомню сон святой хотя б немногоИ спокойно, грязною рукоюНапишу, что я прощаю Бога.

Сон о счастьи. Газ в пыли бульвара,Запах листьев, голоса друзей.Это все, что встанет от пожараСолнечной судьбы. Смирись, ничей.

1935

В венке из воска

«Как замутняет воду молоко…»

Как замутняет воду молоко,Печаль любви тотчас же изменяет.Как мы ушли с тобою далекоОт тех часов когда не изменяют.

Туман растекся в воздухе пустом.Бессилен гнев. как отсыревший порох.Мы это море переплыли скоро,Душа лежит на гравии пластом.

Приехал к великанам Гулливер,И вот пред ним огромный вечер вырос,Непобедимый и немой, как сырость.Печальный, как закрытый на ночь сквер.

И вновь луна, как неживой пастух,Пасет стада над побежденным миром,И я иду, судьбой отпущен с миром,Ее оставив на своем посту.

«Над бедностью земли расшитое узором…»

Над бедностью земли расшитое узоромПовисло небо, блеск его камнейСмущает нас, когда усталым взоромМы смотрим вдаль меж быстринами дней

И так всю жизнь павлином из павлиновСопровождает нас небесный свод,Что так сиял над каждым властелиномИ каждый на смерть провожал народ.

Торжественно обожествлен когда-тоВещал ему через своих жрецов.И уходили на войну солдаты,В песках терялись на глазах отцов.

Но конь летит, могучий конь столетийИ варвары спокойною рукойРазрушили сооруженья эти,Что миру угрожали над рекой.

И новый день увиден на вершинахЛюдьми и сталью покоренных гор,Обсерватории спокойные машины,Глядящие на небеса в упор,

Где, медленно считая превращенья,Как чудища, играющие праздно,Вращаются огромные каменья,Мучительно и холодно — напрасно.

1922