Сэнсэй II. Исконный Шамбалы - Анастасия Новых

На морозе ему стало немного легче. Дул холодный, пронизывающий ветер. Шёл снег. Антипий решил укрыться от непогоды в ближайшем стогу сена. Наблюдая из своего убежища за разбушевавшейся стихией природы, испытывая в груди сильный жар, Антипий с ещё большей искренностью стал обращаться к Богу. Он настолько проникся прошением, что забыл и о погоде, и о месте, и о времени, в котором он находился. На него нахлынуло необыкновенное чувство близости Бога, близости самого родного и дорого сердцу Существа, отчего на душе сделалось удивительно легко и хорошо.

Был уже рассвет. Ветер внезапно утих. Снегопад прекратился. На горизонте, сквозь свинцовые тучи стали пробиваться первые лучи солнца, оживляя игрой сверкающего света ослепительно белое пространство. И тут Антипий увидел недалеко от себя необычного старца в чёрной одежде. Седовато-русые волосы с белоснежной бородой окаймляли его необычный лик. Легкая, приветливая улыбка блуждала на его устах. А необыкновенные глаза, смотрящие точно в самую душу парня, излучали глубокое сочувствие и неизменную доброту.

Старец стал приближаться, незаметно и неслышно ступая босыми ногами по снегу. Удивительно, но Антипий слышал его приветливые слова, ласкающий слух мелодичный голос, хотя тот и не раскрывал рта. Он остановился совсем близко, так, что Антипий даже почувствовал тонкий, благоухающий аромат, исходящий от него. Неожиданно из груди старца стал появляться яркий голубовато-белый шар. Его свет был необычайной чистоты и яркости. Однако он не слепил и не резал глаза. Наоборот, он притягивал к себе взгляд своим мягким свечением и завораживающими голубыми переливами. Среди этого потока чистого света стали проявляться светящиеся золотые буквы, превращаясь в единый текст. Антипий скорее понял, что там было написано, ибо в тот момент в его голове зазвучал мелодичный голос старца со словами душеспасительной молитвы: «Отче мой Истинный! На тебя Единого уповаю, и молю тебя, Господи, лишь о спасении души своей. Да будет воля Твоя святая…» В это время Антипию стало на душе так хорошо и так спокойно, словно через эту молитву сам Бог обратил на него своё внимание и протянул своему чаду руку помощи.

Огласив молитву, старец велел идти ему в Царьград…

− Царьград? − робко переспросил Славик, видимо, с одной стороны не желая прерывать Сэнсэя, и в то же время терзаемый любопытством. − А где такой?

− Ну, это нынешний Стамбул в Турции, расположенный на обоих берегах пролива Босфора между Европой и Азией, соединяющего Чёрное и Мраморное море, − дал полный ответ Сэнсэй, наверное, чтобы больше не возникало вопросов по географии.

− Да, далеко он его послал, − вставил Костик. − А зачем ему турки?

− Сам ты турок, − шикнул на него Андрей, недовольный что ещё и Костик влез со своими вопросами, нарушив ход столь захватившего его рассказа. − Тебе же говорят, это был тогда Царьград.

− А-а-а, значит, там русские были? − не унимался тот, пытаясь докопаться до сути.

− Нет. Просто в те времена так русские называли Константинополь − столицу тогдашней Византийской империи, − терпеливо пояснил Сэнсэй.

− Константинополь? − обрадовано произнёс Костик и, видимо, решивший реабилитироваться, быстро протараторил: − А это случайно не в честь того императора Константина, который создал религию христианства?

− Именно. В честь римского императора Константина. − Но только Костик раскрыл было рот в следующем вопросе, Сэнсэй опередил его. − В честь римского императора, потому что этот город до 395 года нашей эры был столицей Римской империи. А вообще он был основан в 659 году до нашей эры и назывался Византий.

Получив столь исчерпывающий ответ Костик сразу притих, тем более, что Андрей слегка толкнул его в бок, дав понять, чтобы тот помолчал. Сэнсэй же продолжил рассказ дальше.

− Так вот, старец велел идти в Царьград, а оттуда на Святую Гору, где Бог сподобит ему встречу с Тем, в Ком истинно пребывает сам Дух Святой и Тот будет ему аки Светоч на пути к Богу. Сказав это, старец исчез. Вновь поднялся ветер. Небо заволокло тучами, и снова пошёл сильный снегопад. Но Антипий уже не обращал внимания на разбушевавшуюся стихию. Он был счастлив и полон решимости исполнить веление старца, добродушный лик которого запечатлелся в его памяти на всю жизнь. Это видение стало ключом ко всей его дальнейшей судьбе. Можно сказать, что с этого момента, момента его личного выбора, жизнь Антипия круто изменилась.

Целую неделю Антипий пребывал в необычном состоянии душевного подъёма, непрестанно повторяя молитву, данную ему старцем. Будто бы сам Бог находился рядом с ним и несказанно радовал душу своим присутствием. Именно в эти дни у Антипия появилось новое, ни с чем несравнимое чувство к Богу. И он впервые понял, что такое настоящая любовь божья. Это чувство не шло ни в какое сравнение с его предыдущими размышлениями о Боге, наивным сопоставлением с обычными человеческими эмоциями, бытующими среди людей. Это было нечто высшее, что не поддаётся описанию человеческим языком. Это было именно То, от чего душа радостно трепетала, пребывая в неземном восторге.

Но ровно через семь дней от памятного видения это необычайное ощущение Присутствия исчезло, оставив в памяти лишь приятные воспоминания поистине божественного чувства ликования души. Антипий, не раздумывая, снарядился и отправился в дальнюю дорогу, толком не ведая, в какую сторону идти. Но, как говорится, язык до Киева доведёт. Антипия он довёл до Царьграда. Путь был не лёгким. Но, непрестанно повторяя про себя услышанную от старца душеспасительную молитву, Антипий чувствовал, что сам Бог ему помогал. Чудом спасаясь от опасностей своего путешествия, Антипию в то же время несказанно везло как на хороших попутчиков, так и на добрых людей, указывающих нужную дорогу, дающих подаяние и временный ночлег-приют.

Добравшись, наконец, до Царьграда, то есть Константинополя, Антипий долго бродил по столице. Хоть и был красив город, но всё было в нём чужое: чужой язык, чужие люди, чужие нравы. Не один день он пробыл там, прежде чем встретил попутчика на Афон.

Тут Володя, вежливо кашлянув в кулак, проговорил:

− За Афон слышал. Но, честно говоря, даже не знаю, где он расположен. − И растянув губы в неловкую улыбку, добавил: − Явно не «горячая точка» планеты.

− Это точно, − улыбнувшись, согласился Сэнсэй и стал пояснять. − Если глянуть на современную карту, то Афон находится в нынешней Греции. Это такой узкий гористый полуостров, точнее сказать восточное ответвление полуострова Халкидики в Эгейском море. Он заканчивается горой Афон, высотой чуть больше двух километров. Она то и дала название полуострову.

− Да, с географией у нас у всех явно белые пробелы, − усмехнулся Виктор.

− Ничего страшного, восстановим, коль они белые, − добродушно произнес Сэнсэй, и стал повествовать дальше. − К тому времени, когда туда пришёл Антипий, Афон был уже признан независимым монашеским государством, формально, по административным меркам подчинявшегося византийскому императору. А фактически там была власть Прота − всеми уважаемого старца, которого избирали для руководства на год от всех тамошних монастырей. На Афоне уже стояли тогда такие монастыри как Великая Лавра, Протатон, Мони-Ивирон. Но Антипия туда сразу не приняли.

Тогда Антипий по совету старого монаха поселился в одной из пещер, расположенной в уединённом месте в юго-западной части острова. Надо отметить, что все два года, что он прожил в пещере, несмотря на скудность пищи, были для него одними из лучших лет на Афоне. Он был счастлив, что наконец-то достиг Афона, как велел ему старец в видении. Он был счастлив, что имел возможность усердно молиться Богу данной ему в видении молитвой, жить ради этого и быть наедине с Ним посреди этой великолепной природы. Днём он посещал монашеские храмы, осваивал новый язык и правила жития монахов. А по вечерам усердно молился, зачастую провожая в молитве закат и встречая ранний рассвет. И лишь по прошествию двух лет Антипий был принят игуменом одного из монастырей и подстрижен в монахи, получив новое имя Антоний, в честь преподобного Антония Великого Египетского, ведшего подвижнический образ жизни и жившего долгое время в пещерах в одиночестве.

Антоний воспринял игумена данного монастыря за того самого «Светоча», о ком говорил старец в видении. Игумен же в свою очередь, как и подобает ему по духовному сану, начал учить Антония иноческому житию. Через несколько лет Антоний достиг такого духовного роста, так «подвизался в добродетели», что уже многие «духовно пользовались от него». Даже монахи изумлялись настолько скорому укреплению его духа и воли. И было игумену видение, что Антоний будет причастен к подъёму христианской веры на Руси, что Антонию суждено подготовить Обитель для самого Духа Святого. Игумен расценил это как знак и поспешил отправить его на Русь в Киев.