Хаос: отступление? - Антология

Он был худ, даже по стандартам, применимым к Сенситивам. Из его впалой груди торчали ребра. Внутренние нормы содержания и условия карантина отвечали, соответственно, за отсутствие волос и мертвенно-бледный цвет его кожи. Агнес нахмурилась. Ривз постепенно терял в весе. В свою оперативную память она внесла пометку: инженеры должны проверить состояние его имплантов. Связала эту пометку с визуальным образом Ривза несколькими мерцающими штрихами.

Затем решительно произнесла:

– Кресло!

Пол рядом зашевелился, и вскоре платформа из мягких сотов медленно поднялась до уровня ее колен. Еще через несколько мгновений платформа превратилась в пористое кресло, и Агнес устроилась на нем, вздохнув с облегчением. Целый день она работала с заключенными и, несмотря на регулярные инъекции, к концу дня чувствовала себе страшно уставшей.

Забыв о своем страхе стен и пола, Ривз уставился на кресло.

– Мо(– - -)жете сде(– - -)лать еще что(– - -)нибудь?

Завороженный, он подполз к креслу и осторожно потрогал поверхность пальцем. Придавил. Отдернул палец и потом широко открытыми глазами смотрел, как поверхность принимает прежнюю форму.

Агнес вошла в свою аудиосистему и отредактировала устройство, провоцирующее заикание. Теперь она могла легко понимать Ривса, не отключая его блок ЭККО.

– Ну-ка, Ривз, скажите что-нибудь?

– Вы принесли ручку? – немедленно спросил он.

Он потерял всякий интерес к креслу и теперь с надеждой смотрел на Агнес.

Та слегка раздраженно покачала головой:

– Нет. Вся информация: история болезни, запись бесед, а также комментарии…

Она вызвала раздел «Правила и процедуры» на внутреннюю поверхность своих век, и голос ее стал монотонным – слова автоматически направлялись ей в рот.

– …занесены на специализированные нейроны в мозгу интервьюера. Ни интервьюеру, ни заключенному не разрешается использовать инструменты творения.

Она умолкла, увидев, что Ривз уполз в свой угол и свернулся калачиком, закрыв лицо руками.

– Так что никакие писчие инструменты не требуются, – закончила Агнес и, помолчав, продолжила: – Вы это знаете и все-таки продолжаете спрашивать. Вы знаете наши правила. Выздоровление пройдет гораздо легче, если вы просто усвоите то, что я вам говорю. Тесты показывают, что вы способны сделать это.

Ривз поднял голову. Сложив руки на груди и изобразив на физиономии такое же суровое, как у Агнес, выражение лица, показал ей язык. Агнес удержалась от комментариев – они бы только поощрили его к дальнейшим выходкам.

Она попробовала иную тактику:

– Ривз! Я пришла спросить вас о трансформации.

Тот пожал плечами:

– Я знаю.

Отвернулся от Агнес и принялся вдавливать ладони в сотовую ткань пола.

Агнес нахмурилась:

– Вот как?

Ривз оторвал руки от пола и стал наблюдать, как пол принимает изначальную форму.

– Вы всегда задаете мне один и тот же вопрос, – сказал он.

Потер нос пальцем и, не отрывая глаз от пола, продолжил:

– Вам на меня совсем наплевать.

Агнес рассердилась:

– Ривз! Мне совсем не наплевать ни на вас, ни на прочих Сенситивов на станции. Именно поэтому мне нужно, чтобы вы рассказали мне о трансформации. Сделаете это для меня?

– Это против правил, – ответил Ривз, вперив беспокойный взгляд в потолок. – Болтунов здесь убивают.

– Ривз! Общение между заключенными здесь невозможно. Вашу жизнь определяют только наши правила. Вы должны рассказать мне о трансформации и о том, как ее можно остановить.

Ривз отрицательно покачал головой.

– Почему нет?

– Потому что, – со всей прямотой сказал он, – вы ко мне жестоки.

– Как это?

Ривз пожал плечами:

– Вы меня не любите. Вы не позволяете мне называть вас иначе как «доктор», а это не имя. Меня же вы все время называете по имени. Вы не даете мне одежду, не разрешаете уйти отсюда, не позволяете дотронуться до вас.

Голос его зазвучал громче:

– Вы меня используете. Вам совсем на меня наплевать.

Он вновь спрятал голову в ладонях.

– Я вижу это, когда смотрю на вас, – закончил он.

Агнес замерла:

– Что вы этим имеете в виду?

Ривз медленно выпрямился и подполз к креслу, на котором сидела Агнес. Поднялся на колени. Их глаза встретились.

…пожилая женщина с сияющими седыми волосами спадающими по краям печального лица несущего собравшиеся в уголках рта морщины как следы возраста с голосом забытой давно преданной земле птицы…

Агнес отпрянула, прервав связь:

– О нет!

Ее сознание стало выходить из-под контроля, ускользать от нее, освобождая место страху:

– О, Ривз!

Ривз широко открыл рот, обнажив зарубцевавшиеся десны.

– О, Ривз! Это началось.

Представив последующее разрушение Ривза, Агнес почувствовала, как ей овладевает отчаяние. Долго это не продлится – несколько часов, максимум – день. Остановить это невозможно. Ривз станет тридцать пятым за этот месяц пациентом. Нарастающая динамика…

Уголком глаза она заметила, как Ривз пытается до нее дотронуться. Резкий всплеск ярости заставил ее шлепком отбросить его руку.

– Не трогайте меня, – прошипела она. – Никогда не пытайтесь дотронуться до меня.

Глаза Ривза расширились.

– У вас лицо распадается, – прошептал он и, не говоря ни слова, уполз в угол, пристально глядя оттуда на Агнес.

Механизм трансформации уже давно ставил персонал в тупик. Были предложены сотни теорий: неврологический упадок и разрушение, утрата веры в жизнь самих Сенситивах, не поддающийся диагностированию вирус… Эти теории имели одну общую черту – отсутствие поддерживающего их эмпирического материала Агнес чувствовала, что трансформация индуцируется самими Сенситивами, возможно, путем обмена мыслями, воспоминаниями, ритмами…

Но базы для этой теории у нее не было – только интуиция. А интуиции было мало, чтобы остановить трансформацию. Только за этот месяц исчезло тридцать четыре Сенситива, обнаружив перед разрушением резкий подъем способности к телепатической коммуникации.

Все виды лечения доказали свою неэффективность. Выглядело дело так, словно, лишенные иных способов коммуникации, Сенситивы стократ увеличили мощь своей мысли, а их сознание, адаптировавшись к условиям камеры, нашло способы себя… выразить.

– Это не ваша вина, – спокойно сказал Ривз.

Агнес посмотрела на него.

– Я сам хочу уйти. Мне пора. Больше я никому не хочу приносить боль.

Он сделал паузу.

– И вам – тоже.

– Ривз! Вы не понимаете, что это значит! Вы перестанете существовать!

Ривз нервно хрустнул пальцами рук:

– Я и не хочу существовать, доктор. Это приносит такую боль!

Ривз судорожно пытался найти слова:

– Эта боль постоянна. Я не могу понять, чего вы от меня хотите. Мне здесь не нравится… вам тоже не нравится здесь быть со мной.

– Я здесь нахожусь ради вашей пользы, – прервала его Агнес. – То, что мне нравится или не нравится, не имеет никакого значения. Опасность, которую вы лично и все подобные вам представляете для общества, не поддается исчислению.

Ее голос вырвался из-под контроля слов, стерильных, знакомых, слов, которые она написала уже давно.

– Наша обязанность состоит в том, – продолжила она, – чтобы разоружить вас и позволить вернуться в общество. Если вас не вылечить, мы можем снова потерять неисчислимое количество жизней – как во время той войны, которую вы развязали…

Ривз смотрел на нее во все глаза.

– Вы слушаете м…?

Помимо воли она встретилась с ним взглядом, и…

…симфония обняла планету лежащую в руинах мозаика вихрем вращающегося пепла, сдавленные скульптурные тела, блуждающие тени сияющего пламени, обломки флотов, плывущих одиноко в мертвенном холоде пространства, разорванные в клочья корпуса, стальные звери горящие в остаточных образах мерцающих стад мертвые мысли невнятные силуэты скелетов разбросанных по голой поверхности планеты в конце творения…

Агнес закрыла глаза и оборвала соединение. Сознание ее охватило пламя; пот, обильно выступивший на лбу, заполнила ее глазные впадины. Мысли Ривза были гораздо более структурированными, более опасными сегодня. Она глубоко вздохнула, проверила свои нейронные пути и удивилась, насколько рыхлыми они стали в результате записи телепатической передачи, исходящей от Ривза. Если он ее заразил, если он…

Ужас поднялся в ее сознании, и она решила действовать, действовать быстро.

– Ривз! Ваши веки отяжелели, – выдохнула она, преодолевая волну боли, что ее настигла. – Отяжелели настолько, что вы не можете открыть глаза.

Работая аккуратно, но быстро, она изолировала те отделы памяти Ривза, которые успела вобрать в себя, отрезала их от прочих контуров собственного сознания и простирающихся далее нейронных сетей. Мысли ее были слегка окрашены адреналином, а по ту сторону их она слышала свой голос – холодный, спокойный, назначающий процедуры: архивировать мысли, устанавливать ментальные блоки, понижать степень чувствительности… и еще сотни прочих мер, которые в случае с пациентами никогда не работали.