Колодезь с черной водой - Галина Артемьева

Надо было тогда уже отбирать. А я семью всю помнил. Надеялся, вдруг дойдет до нее. Она хорошая девочка была. Как ее угораздило… И после разговора моего, мне показалось, подействовало. Соседи говорили, толпы перестали ходить. В доме вроде порядок какой-никакой навела. Но им верить нельзя, наркошам. У них ни совести, ни души, ничего не остается. Какие-то проблески, может быть. Я-то на ее материнские чувства надеялся. А оно – вот как, видишь! Теперь уж точно: ее под суд, сядет она. А парнишку в детдом. У него никого нет из родных.

– Я его усыновлю, – сказал Иван. – Выращу. Лишь бы выздоровел сейчас.

– И я. Я тоже усыновлю. Я его с рождения знаю. И я его нашла. То есть – первая увидела, – подхватила Люша, совершенно неожиданно для самой себя.

– Доченька! Люшенька! Что случилось? Ты куда? – послышался из глубины двора тревожный голос Люшиной мамы.

– Ну вот! Не успела! – шепнула Люша Ивану.

– Что-то произошло, а ты мне не говоришь? Я так и чувствовала! – Мама уже была совсем рядом.

Иван взял из ее рук явно тяжелую сумку.

– Мамочка, все в порядке. Ты иди домой. Я сейчас тоже приду. Пять минуточек. Мы вот с соседом нашим, Иваном, познакомься, кстати, нашли у продуктового мальчика. А он оказался, помнишь, Алешей Карташовым. Я с его бабушкой гуляла, когда Зайка грудная была. И мы сейчас идем к нему домой, с матерью его разговаривать.

– Господи, господи! Что творится-то! Где ребенок?

– Он в больнице, мам. В тяжелом состоянии. В очень тяжелом.

– Я с вами иду! – решительно скомандовала мама и, протянув руку Ивану, представилась: – Виктория Александровна, очень приятно. Давайте я сумку свою понесу.

– Очень приятно, Виктория Александровна! Я – Иван. Вы за сумку не беспокойтесь. Мне нетрудно. Хотя, как вы такую тяжесть тащили, я не понимаю.

– Для любимых никакая тяжесть не страшна, – гордо подняла голову мама.

– С мамой лучше не спорить, – засмеялась Люша, – она же Виктория. Всепобедительная.

– Но сумку все равно не отдам, – заявил Иван, – от нее котлетами пахнет.

Похоже, этим заявлением он очаровал материнское сердце Виктории Александровны.

– Котлеты вас ждут! – пообещала она гордо.

Они довольно спокойно вошли в подъезд. Долго ждали лифта, переговариваясь. Мама уточняла детали происшествия, поражаясь каждому слову. Поднялись на самый верхний этаж.

– Налево их квартира, – указал участковый.

Он позвонил. Полная тишина. Справная черная металлическая дверь, обшитая искусственной кожей. Вид полного достатка и благополучия.

– Дома ее нет, что ли? – пробормотал участковый и взялся за ручку двери. И дверь легко открылась.

– Заходим, – велел участковый. – На телефон снимайте все, по порядку. Это для протокола. И не трогаем ничего.

Запах в квартире стоял, как в бомжатнике, невыносимый.

Иван с участковым переглянулись.

– Женщины пусть тут пока побудут, – велел представитель власти.

Люша взяла мамину сумку из рук Ивана. Мужчины ушли в глубь коридора.

– Что творится! – сказала мама. – Вокруг одна беда. Как детей прятать? Куда?

Люша хотела сказать, что надо будет усыновлять Алешу, ведь мать за такое лишат родительских прав стопроцентно. Но не успела. Иван позвал ее:

– Люша, мама пусть останется там. А ты подойди.

Мама не возражала. Теперь она взяла из рук дочери две сумки, но ставить их на пол явно брезговала.

– Мам, ты бы лучше на площадку вышла. Или на улицу спустись, – велела Люша и пошла в дальнюю комнату, откуда звал ее Иван.

– Смерть у нас. Все. Некого родительских прав лишать. Сама себя лишила, – сказал участковый, кивая на матрас в углу комнаты, на котором лежала молодая женщина.

– Дня три уж лежит, судя по всему, – подтвердил Иван. – Но тут уж бригада будет работать. Судмедэксперт точно скажет.

– Ее убили? – ужаснулась Люша.

– Не факт. Может, и передоз. А может, устроили передоз. Квартира-то, видишь, какая. Кому-то надо было. Сейчас на мальца опеку оформят, потом квартиру продадут, а мальца вот так же – передозом… – Участковый достал носовой платок: дышать в комнате было невозможно от тошнотворного запаха.

– Сейчас все подъедут. Вы уж останьтесь понятыми, – попросил он. – Протокол подпишете.

– Останемся, конечно, – подтвердила Люша, идя к выходу. – Только ребенка никаким опекунам я не отдам. И квартиру его никто не продаст. Вырастет и будет жить в своей квартире.

– Не скажи гоп, – мрачно заметил участковый.

– Вырастет и будет нормальным парнем, и квартира у него будет, – поддержал Иван. – И никому его не отдадим.

– Сейчас знаешь, сколько на него добрых теть-дядь губищи жирные раскатают. И жизни лишат, если кто сунется, – качнул головой участковый.

– Ребенку нужен в больницу страховой полис, свидетельство о рождении (там прописка)! – раздался строгий голос Виктории Александровны от лифта. – В опеку я позвонила. Я заслуженный учитель. И посмотрим, кто кому кого не отдаст. Убийцы!

Все это прозвучало так умилительно грозно, что все трое, только что стоявшие у тела Алешиной матери, невольно улыбнулись.

– Мамочка моя, золото мое! – нежно произнесла Люша.

– А этот полис тут фиг найдешь, – констатировал Иван.

– Искать придется, – согласился участковый. – Нам и паспорт умершей понадобится, иначе свидетельство о смерти не выпишут.

Ну что? Пошли они снова в этот, словно войной разоренный, некогда более чем благополучный дом. Кое-какая мебель еще сохранилась. Самая громоздкая. Холодильник был на месте, пустой, но работающий. Даже книги в книжных шкафах – кому они сейчас нужны. Рояль в гостиной, пыльный, как и все вокруг. Где искать?

Ящики массивного письменного стола в просторной комнате с эркером, служившей некогда кабинетом деду-академику, были забиты какими-то бумагами с формулами, квитанциями. Знал бы академик, что станется с его внучкой и правнуком! Ну, знал бы. И что? Мало их знают? Мало живых страдают и тянут до последнего своих уничтожаемых ползучими гадами потомков? Этому, конечно, повезло умереть с сознанием хорошо прожитой жизни. А вот как умирала его дочь? Впрочем, думать можно было все, что угодно, а документы полагалось найти.

Время приближалось к одиннадцати. Люша позвонила на работу, предупредив, что не может находиться онлайн, поскольку должна быть понятой из-за убийства соседки. Мама все-таки отправилась домой.

Не может быть, чтобы в квартире исчезли все документы. Что-то обязательно должно сохраниться. Они даже крышку унитаза подняли, заглянули в морозилку, в духовку. Просто так, для очистки совести, подняла Люша крышку рояля. Вроде ничего. Струны натянутые. Под ними… Да! Под ними углядела она пластиковую папку такого же золотого оттенка, что и дерево под струнами.