Ведьмак: Сезон гроз. Дорога без возврата - Анджей Сапковский

Гриф, как оказалось, был останцем, доминирующим над гигантским плато выветривания. Плато это – Геральт припомнил рассказы – называли Эльфийской Крепостью по причине довольно правильной формы, намекавшей на руины древнего строения, со стенами, башнями, бастионами и всем прочим. Однако никакой крепости, эльфийской или чьей-то иной, здесь не было никогда, а формы выветривания были делом рук природы, и, надо заметить, завораживающим.

– Там, внизу, – указал Лютик, поднимаясь в стременах. – Видишь? Это и есть наша цель, Равелин.

И это название было исключительно удачным, карстовые останцы образовывали удивительно правильный контур огромного треугольника, выдвинутого Эльфийской Крепостью словно бастион. Внутри этого треугольника возвышалось строение, напоминавшее форт. Окруженное чем-то, напоминавшим огражденный и укрепленный лагерь.

Геральт припомнил себе многочисленные слухи о Равелине. И о той персоне, что в Равелине имела резиденцию.

Они свернули с тракта.

За первую ограду вело несколько входов, каждый из которых охранялся вооруженными до зубов стражниками; по пестрой и разнородной одежде нетрудно было определить, что это наемники. Их задержал первый же пост. Хотя Лютик и ссылался на назначенную аудиенцию, а также доходчиво подчеркивал хорошие отношения с начальством, им было велено сойти с коней и ждать. Довольно долго. Геральт начал уже понемногу терять терпение, когда наконец появился верзила с внешностью каторжника, велевший им следовать за ним. Быстро оказалось, что верзила ведет их кружным путем, к тыльной стороне комплекса, из центра которого доносился шум голосов и звуки музыки.

Миновали мостик. Сразу за ним лежал человек, в полубессознательном состоянии водящий вокруг себя руками. Лицо его было окровавленным и таким опухшим, что глаз почти не было видно. Он тяжело дышал, с каждым выдохом пуская из носа кровавые пузыри. Ведущий их верзила не уделил лежащему никакого внимания, посему и Геральт с Лютиком сделали вид, что ничего не видят. Они находились на территории, где не следовало проявлять излишнего любопытства. В дела Равелина не следовало совать нос – как говорили, в Равелине сунутый нос быстро расстается со своим хозяином и остается там, куда его сунули.

Верзила вел их через кухню, по которой, как угорелые, метались повара. Кипели котлы, в которых, как заметил Геральт, варились омары, лангусты и крабы. В кадках вились угри и мурены, тушились в больших горшках мидии и другие моллюски. На огромных сковородах скворчало разнообразное мясо. Слуги подхватывали нагруженные готовой едой подносы и тазы, чтобы скрыться с ними в коридорах.

Следующие помещения, для разнообразия, заполняли запахи женских духов и косметики. Перед рядом зеркал, неустанно треща между собой, наводили красоту десятка полтора женщин в разных стадиях неодетости, включая и полную. Здесь также Геральт и Лютик сохраняли каменные лица и не позволили своим глазам излишне разбежаться.

В очередном помещении их подвергли тщательному досмотру. Проводившие досмотр лица были серьезными на вид, профессиональными в манерах и решительными в действиях. Кинжал Геральта был конфискован. У Лютика, который отродясь никакого оружия не носил, отобрали гребень и штопор. Зато – хорошенько подумав – оставили лютню.

– Перед преподобным стоят стулья, – под конец им в приказном порядке объяснили этикет. – На стулья сесть. Сидеть и не вставать, пока преподобный не прикажет. Не прерывать, когда преподобный говорит. Не говорить, пока преподобный не даст знак, что можно. А теперь войти. В эти двери.

– Преподобный? – вполголоса переспросил Геральт у спутника.

– Он когда-то был священником, – так же тихо ответил поэт. – Но не бойся, навыков там не набрал. Подчиненные должны его как-то титуловать, а он терпеть не может обращения «шеф». Мы его титуловать не обязаны.

Когда они вошли, дорогу им тут же преградило нечто. Нечто было огромным, как гора, и интенсивно воняло мускусом.

– Привет, Микита, – поздоровался с горой Лютик.

Гигант по имена Микита, очевидно, личный охранник преподобного шефа, был метисом, результатом скрещивания огра и краснолюда. Получился лысый краснолюд ростом далеко за два метра, абсолютно без шеи, с кучерявой бородой, торчащими, как у секача, зубами, и руками буквально до колен. Такие гибриды встречались весьма редко, считалось, что виды генетически слишком разные – а значит, нечто, подобное Миките, не могло возникнуть естественным путем. Тут не обошлось без помощи исключительно сильной магии. Магии, между прочим, запрещенной. Ходили, однако, слухи о том, что многие чародеи этим запретом пренебрегают. Геральт собственными глазами только что удостоверился в правдивости этих слухов.

Согласно с обязательным тут протоколом, они уселись на двух плетеных стульях. Геральт огляделся. В самом дальнем углу комнаты, на большом шезлонге, две скудно одетые барышни занимались друг другом. К ним присматривался, одновременно кормя пса, маленький, незаметный, сгорбленный и безликий мужчина в свободной, цветисто вышитой сутане и феске с кисточкой. Накормив пса последним кусочком омара, мужчина вытер руки и обернулся.

– Привет, Лютик, – сказал он, усаживаясь перед ними на некое подобие плетеного трона. – Мое почтение, господин Геральт из Ривии.

Преподобный Пирал Пратт, считающийся – не без оснований – главой организованной преступности целого региона, выглядел как отставной купец-галантерейщик. На пикнике отставных купцов-галантерейщиков не бросался бы в глаза и не казался бы кем-то чуждым профессии. По крайней мере, на расстоянии. А вот если рассматривать вблизи, то у Пирала Пратта можно было заметить то, чего не бывало у купцов-галантерейщиков. Старый и побледневший шрам на скуле, след от удара ножом. Нехорошую и ничего доброго не предвещающую гримасу узких губ. Светлые желтоватые глаза, неподвижные, словно у питона.

Молчание затянулось. Откуда-то из-за стены долетала музыка, были слышны голоса.

– Рад видеть и приветствую вас обоих, – наконец сказал Пирал Пратт. В его голосе была явственно слышна старая и немеркнущая любовь к дешевым и скверно очищенным спиртным напиткам.

– Особенно рад приветствовать тебя, бард. – Преподобный усмехнулся Лютику. – Мы не виделись со свадьбы моей внучки, которую ты почтил своим выступлением. А я как раз думал о тебе, ибо очередной моей внучке что-то замуж невтерпеж. Надеюсь, по старой дружбе и на сей раз не откажешь. А? Споешь на свадьбе? Не нужно будет тебя просить так долго, как в прошлый раз? Не придется тебя… убеждать?

– Спою, спою, – поспешил заверить Лютик, слегка побледнев.

– А сегодня, – продолжал Пратт, – ты заскочил справиться о моем здоровье, я так полагаю? Так вот, жопа у меня со здоровьем.

Лютик и Геральт промолчали. Огрокраснолюд вонял мускусом. Пирал Пратт тяжело вздохнул.

– Я тут заработал, – сообщил он, – язву желудка и анорексию, так что гастрономические утехи уже не для меня. Да плюс у меня определили больную печень и запретили спиртное. Вдобавок мучает позвоночник, и шейный отдел, и поясничный, поэтому ни