Царевна для Ворона (СИ) - Полынь Кира Евгеневна

Провокация. Несущественная и нецепкая. Промахнувшаяся мимо цели — заставить меня вскрикнуть.

Я сильнее, чем кажусь. Даже то, что я сумела выжить после плена в воздушной камере, подтверждало это, давая повод мне самой в это поверить.

— Давай, Тарн, попроси меня остановиться. Умоляй отпустить, — хищно прошипел он, поглаживая достоинством влажный вход.

Отрицательно мотнула головой.

Мне причитается за долгое ожидание и за холодность. Я заберу весь огонь, что у него есть, чтобы согреть озябшие руки и промозглую душу, покрывшуюся плесенью в одиночестве.

— Давай! Последний шанс!

И вновь отказ.

Жесткий толчок, и мужская плоть проникает внутрь, растягивая и проталкивая себя внутрь горячего и тесного входа. Там мало места, и дыхание сбивается, едва не вырвав из горла вскрик. Но я сдержалась. Сцепила зубы, закатывая глаза от долгожданной тесноты.

Так близко с Вороном. С человеком, уничтожившим мой мир и привычные вещи. С чудовищем, стершим с лица земли благополучие и спокойствие. С врагом, близость которого пьянила удовольствием.

— Ненавидь, Тарн! Я беру тебя, как грязную девку! Трахаю, забросив твои ноги на плечи! — рычит и, противореча своим словам, целует лодыжку, вблизи своего лица, трепетно закрывая черные, как ночное небо, глаза.

Сумасшествие. Каждый толчок, каждое движение вздыбленной плоти во мне пахнет безумием.

Звуки становятся все откровеннее. Влажные, громкие шлепки травят своим огнем, заставляя закрывать глаза и до боли кусать губы, на которые Ворон смотрит не отрываясь. Ждет сорванного слова, чтобы исполнить обещание.

Я не поддамся. Нельзя это прекратить.

Резко садится, скидывая ноги со своих плеч, и рывком подтягивает меня наверх, вынуждая обхватить крепкую мужскую шею. Целует дико, по-звериному рыча и требуя взаимности, той самой, острой и непоколебимой.

Толкается, подбрасывая вверх, насаживая на себя до упора, сжимая грудь и оставляя темные отметины синяков на ребрах от безудержной страсти, превратившей его в безумца.

Словно не мы здесь, а двое душевнобольных, нашедших друг друга сквозь множество горестей и печалей.

— Скажи мне, Тарн. Хоть что-то скажи, хочу слышать твой голос, птичка, — шепчет, вжимая в свое тело, одинокий ворон, летевший всю жизнь не на тот край земли.

Прижавшись губами к шее, промолчала, переступая очередную его попытку дать себе возможность уйти. Нет дороги назад ни для одного из нас, ведь крик уже готов разорвать ребра, требуя выпустить его наружу.

— Кончи для меня. Хочу видеть твое лицо в эту секунду, — хрипит мне на ушко, подбрасывая все выше. Туда, где пьяные звезды танцуют, качаясь в чернильной темноте.

Волна ожившего огня заполняет тело, и я бессильно откидываю голову назад, доверчиво рассыпаясь в мужских руках. Ворон держит, не отпускает, давит мои бедра все ниже, злобно рыча, и по крепким рукам прокатывается болезненный импульс, словно рябь по водной глади.

Возможность видеть появляется лишь спустя несколько минут тяжелого дыхания.

Ворон опустил меня на подушки, а сам, слепо глядя в стену, сидел на краю постели, крепко упирая ноги в каменный пол.

Голая спина была слишком доверчиво открыта, и я, не удержавшись, провела по ней кончиками пальцев, рисуя ровную полосу вдоль выступающих позвонком, отмеченных полосами белесых шрамов.

— У тебя почти такие же, — говорит он, нарушая благоговейную тишину. — Благодаря мне. А ты продолжаешь делать вид, будто это неважно.

С трудом оторвав голову от мягкой перины, я села, подбираясь ближе к мужчине, напрягшего мышцы.

— Живешь здесь, обедая тем, что я для тебя выбрал. Носишь то, что я для тебя купил. Молчишь, когда я приказываю. Что с тобой не так, Тарн? — вопрос, не требующий ответа и позволяющий продолжать мое безмолвие. — Ненормальная. Я же предупреждал — останешься, сломаю.

Что-то женское потянуло меня ближе. Упершись лбом в крепкую спину, вздохнула, жаром дыхания согревая голую кожу.

— Ответь мне, я должен знать. Где кончается твоя беспричинная верность и слепая привязанность?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Скользнув ладонью по его торсу, опустила кисть на грудь, накрывая безутешное, полное гнева сердце. Жестокое и непререкаемое, бескомпромиссное и скорое на расправу. Но…

Это чертово «но», которому я не могла найти причин. Не имея под собой оснований, глупое чувство трепыхалось в груди пташкой, которая тревожно чирикала, не найдя понимания.

Я не знала ответа на его вопрос. Не знала, с чем вообще связано это упрямство, привязывающее меня к Ворону стальными канатами. Не знала и поэтому промолчала.

— Завтра во дворце состоится бал. Ты должна сопровождать меня, царица, — вновь не дождавшись слов, он попытался подняться, но я дернула его за руку, привлекая внимание. — Что еще?

Прижав пальцы к губам, качнула головой, заставляя волосы заслонить лицо.

— Молчишь. Продолжаешь молчать, королева моих ночей. Неужели не желаешь, чтобы я уходил?

Тень надежды и слепой веры промелькнула на хмуром лице и тут же исчезла.

Хлопнув ладонью по покрывалу, поманила его пальцем. К себе. Ближе.

Нахмурив брови, Ворон неуверенно поставил колено на край, словно ожидая от меня согласия, а получив его, полностью забрался на кровать, устало опускаясь в мягкость перины.

Ночь темна, мой господин. И людям опасно проводить ее порознь.

Глава 28

Ворон

В темноте ночи Альба жалась ко мне в поисках тепла. Беспробудно и трепетно искала огонь, что согреет нежное тело от продрогших плеч до холодных ног. Она инстинктивно тянулась ближе к своему врагу, и робко вжималась носом в мою руку, смешно морщась.

Я мог бы встать, подкинуть поленьев в камин, согревая выстывший воздух ее спальни, но не хотел. Мне претила и невыносимо притягивала эта ее расслабленность в моем присутствии.

Чертова лебедь.

Повернул голову, рассматривал белоснежную кожу, сверкающую в сумраке, и темные волосы, чернильным маревом растекшиеся по шелковой ткани подушки. Хрупкая фарфоровая статуэтка, ожившая мечта виртуозного мастера. Нереальная, выдуманная красота, посланная ко мне проклятием богов.

А я был проклят. С того самого дня, когда впервые увидел этот образ, прикипел к нему взглядом, привариваясь, как к раскаленному железу.

Она ушла тогда из моей жизни, вырвав и забрав сердце с собой, сделав из меня того монстра, что сейчас смотрел на земли Аоро глазами повелителя, властителя и завоевателя.

Я шел за ней. Упрямо пер, сметая преграды, представляя, как расквитаюсь с гадкой девчонкой, превратившей меня в это омерзительное создание. Грезил мыслями о том, как буду резать ее на кусочки, мучить и уничтожать каждую славную секунду ее жизни. Следовал за расплатой.

А что в итоге?

Меня обманули.

Жестокость многолетней лжи ударила по лицу словно кистень, раздробившая кости в порошок и залившая все вокруг кровавыми брызгами. Невыносимо.

Я шел за целью столько лет, за одним-единственным шансом успокоить свою сущность — уничтожить Тарн. Как оказалось, даже не знавшую о моем существовании.

Я умер тогда! Умер и не воскрес, осознавая, что ошибся.

Провал! Пропасть! Крах!

Мое безумие, мое проклятие — все это оказалось ложью. Грубой, грязной ложью, сломавшей меня — Черного Ворона. Беспощадного, безжалостного убийцу и узурпатора.

Мой палач лежал рядом, сжимаясь нежным комком и неуверенно опустившим ладонь на мою покрытую шрамами грудь.

Чужая. Но теплая и… Нет, это слишком.

Да, пусть дрянь, разбившая мне сердце и уничтожившая душу, лишь носила маску Тарн, обманув меня и обведя вокруг пальца, но оригинал это никак не превозносило. Не должно было. Нет, не должно. Но, повязавшись на ненависти, свихнувшись от бешенства, увидев ее через столько лет, даже подумать не мог, как правда перевернет мое представление об Альбе. О настоящей Альбе, что без страха протягивала ко мне тонкие ладони, огрызалась, старалась казаться сильной и бездумно согласилась остаться, зная, что может погибнуть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})