Темная икона - Ульяна Лобаева

- И лечение – у всех галоперидол… Сейчас есть более эффективные нейролептики… Впрочем, провинция, это как раз не удивительно.

- Почему вы не отнесли бумаги отцу Василию?

- Так не пускают, сволочи! С недавних пор туда вообще никого не пускают, только паломников на машинах ценой в пять моих халуп! – журналист махнул рукой на выцветшие обои. – Так что с Кирюхой-то случилось? Мне говорят – болен. Уж не тем ли самым, чем все эти святоши?

- Кирюхой..?

- Ну, с отцом Василием. Его до пострига Кириллом звали. Я по старой памяти все сбиваюсь.

- Симптоматика у него очень похожа на симптомы этих, как вы выразились, святош. А почему отец Василий попросил именно вас найти информацию об этих людях?

- Так мы с девяностых знакомы, старый друг. Он еще тогда не был монахом, да и вообще на эту тему религиозную тему повернут не был. Много чего тогда было, да… - журналист вздохнул. – Когда мне из Москвы пришлось подметки рвать, решил в Заринск поехать, я ж честно говоря и не знал, что он тут таким святым заделался… Так что, на ваш профессиональный взгляд Кирилл тронулся умом?

Павел пожал плечами:

- Да черт его знает! Я уже не уверен… А у вас есть предположения, что происходит в монастыре? Почему отец Василий вообще попросил вас найти информацию об этих людях?

Юрий Иванович пожал плечами:

- Спрашивал, он не сказал. Ну, мне-то что – надо так надо, честно говоря, я решил, это какие-то политические разборки внутри монастыря. Там все как в маленьком государстве – власть, деньги, интриги… А когда это нарыл, призадумался. Я конечно не врач, но понимаю, что пять шизофреников за год – многовато даже для религиозной братии.

Павел усмехнулся:

- Не любите религиозную братию?

- Да не то чтобы не люблю… Недолюбливаю. Кирюха в 90-е далеко не святой был, но честный до одури. Если что пообещал – сдохнет, а сделает. Я это ценю, а все эти бирюльки… Иконы, поклоны… Но знаете, я когда в Заринск приехал, встретился с отцом Василием, почувствовал в нем что-то. Не знаю, как и сказать… Я не верю в это все, но в нем было что-то… Запредельное, если угодно. Это уже не тот человек, с которым я пиво пил и шансон орал.

Павел пристально глянул на журналиста:

- Понятно. Хотите, я передам ему папку?

Юрий Иванович подтолкнул к нему бумаги:

- Берите. Но есть еще кое-что, что нужно выяснить, возможно, досье неполное. Вы вот что… Помогите мне пробраться на территорию монастыря? Хочу лично с ним поговорить.

- И как же? В багажник вас, что ли, сунуть? Кстати, у кельи отца Василия дежурит нехилый такой держиморда в рясе.

- Тьфу ты, да нет, багажник не понадобится. Монастырь активно восстанавливают, но до стен еще не добрались. Там в одном месте на стене со стороны пустыря выпало много кирпичей, можно взобраться до верха как по лесенке. Но спрыгивать несподручно – больно уж высоко, ноги боюсь поломать, староват я для таких дел. Подгоните что-нибудь – лестницу, леса, там же полно строительного оборудования на территории. А с держимордой… Вы ж врач, найдите что-нибудь вколоть братишке, чтоб успокоился на пару часиков.

- Ну, предположим, найду. А колоть-то как будем? Попросим попку подставить? Это только в голливудских фильмах на инъекцию пару секунд тратят. Не думаю, что Аркаша смирно посидит, пока я давлю на поршень.

- Это уж моя забота. Вы главное, подготовьте шприц-то.

Павел подумал и кивнул:

- Когда?

- Давайте послезавтра, в полночь, чтоб народишко улегся. Я добью досье, а вы найдете за это время лестницу. Давайте, нарисую, где нужный участок стены.

По возвращении в монастырь Павел сразу прошел в келью отца Василия. Старик, как и в прошлый раз, стоял на коленях с краю кровати, и Павел только сейчас понял, что он молится, облокотившись на матрац, а вовсе не прячется.

Все свои священные атрибуты он на этот раз сгрудил на тумбочке, и психиатр обратил внимание, что просфора покрылась пышной зеленой плесенью, крест погнулся и заржавел, а с иконы потекли все краски. Павел удивился – крест был тяжелый и толстый, как же он тщедушный старик смог его погнуть? А ржавчина? За такое короткое время? И что он сделал с иконой – краски будто оплавились и стекли с доски

- Что вы сделали со своими вещами? – кивнул на священную атрибутику Павел.

- Я – ничего, - пожал плечами старец. – Бесы злятся. Вон, лишили меня лика Богородицы, краски то расплавились.

Он по-детски развел руками.

- А зачем им это, как вы думаете?

- Думают, в этом моя сила, – старик усмехнулся.

- А у вас есть сила?

- Да. Они не могут меня пожрать, и не знают, что с этим делать. Вот, вас прислали.

Павел улыбнулся:

- Вы думаете, я приспешник дьявола?

Старик улыбнулся доброй мягкой улыбкой:

- Нет, пока нет. Но они думают, что вы им послужите.

- И как же?

Вместо ответа старик перекрестил психиатра.

Павел впился в лицо старика – на этот раз оно было совершенно спокойно и безмятежно, исчезла суетливость и беспокойство. Он был похож на человека, для которого раз и навсегда решились все проблемы и вопросы.

Павел вынул из сумки досье на священников.

- Я встретился с вашим старым другом Юрием Ивановичем. Он сделал то, о чем вы его просили.

Старик открыл папку, пробежал глазами первый лист и закрыл:

- Юра, старый друг, спасибо ему. Он хороший человек, сильный. Но это уже не нужно, я и так знаю, что тут. Пять человек, монастырские священники, у всех шизофрения, у всех – галоперидол.

- Откуда вы знаете? Что тут происходит? Как это возможно – шизофрения ведь не передается как грипп! Что вы хотели передать журналисту в записке?!

Отец Василий успокаивающе поднял руку:

- Не волнуйтесь, Павел Романович. Передайте Юре, что со мной все в порядке, ну, скажите мол, сердце прихватило. Записка… а, ерунда. Запаниковал, грешен. - Писал ему, чтоб вызволил меня отсюда. Меня ведь не выпускают. Теперь из кельи даже не выйти – брат Аркадий бдит. А раньше литургии иногда вел, так и то следили, отец Андрей неотлучно на службе присутствовал.

- Да что вы мне голову морочите! Что у вас тут происходит? Вы в курсе, что людей