Глубокие раны - Неле Нойхаус

— Нет, нисколько, — ответила Пия. — Что случилось?

— Ты уже знала в субботу вечером, что Гольдберга убили?

— Да, — сказала Пия. — Только не могла тебе ничего сказать.

— О боже! Кому только потребовалось убивать такого старого человека, как он?

— Хороший вопрос, на который у нас тоже нет ответа, — ответила Пия. — К сожалению, расследование по этому делу было передано в другую инстанцию. На следующий день появился сын Гольдберга, с подкреплением из американского консульства и МВД, и забрал труп своего отца. Мы были этим несколько удивлены.

— Да, это может быть связано с тем, что вы не знаете наших традиций погребения, — сказала Мирьям после небольшой паузы. — Заль, сын Гольдберга, очень правоверный человек. По еврейским обычаям умерший должен быть по возможности похоронен в день смерти.

— Вот оно что. — Пия посмотрела на Боденштайна, который закончил разговаривать с Остерманном и прикоснулся указательным пальцем к губам. — Так он уже похоронен?

— Да. Прямо в понедельник. На еврейском кладбище во Франкфурте. Правда, после окончания Шивы будет еще официальная панихида.

— Шивы? — спросила Пия, не понимая, о чем идет речь. Она знала это слово только как имя божества в индуизме.

— Шива — по-еврейски «семь», — объяснила Мирьям, — и обозначает семидневный траур, который соблюдается после похорон. Заль Гольдберг и его семья будут находиться в это время во Франкфурте.

Вдруг Пие в голову пришла одна мысль.

— А где ты сейчас? — спросила она подругу.

— Дома, — ответила Мирьям. — А что?

— У тебя есть время встретиться со мной? Я должна тебе кое-что рассказать.

Элард Кальтензее стоял у окна на первом этаже большого дома и наблюдал, как в ворота въехала машина его брата и остановилась перед входной дверью. Со злой улыбкой он отвернулся от окна. Вера все привела в движение, чтобы контролировать ситуацию, так как попадания все более приближались к ним, и отчасти он сам был в этом виноват. Правда, сам Элард тоже не знал, что означало это число, но у него имелось подозрение, что его матери это известно. С помощью своего совершенно нетипичного истерического плача она ловко избежала дальнейших вопросов полиции, чтобы сразу после этого взять бразды правления в свои руки. Как только исчезли полицейские, Вера позвонила Зигберту, и тот, конечно, бросил все, чтобы незамедлительно приехать к матери.

Элард стянул с ног туфли и снял пиджак, повесив его на напольную вешалку. Почему эта дама из полиции, жена Кирххофа, так странно на него смотрела? Вздохнув, он сел на край постели, закрыл лицо руками и попытался воспроизвести в памяти каждую деталь разговора. Не сказал ли он что-нибудь лишнее? Не вел ли себя как-то необычно или подозрительно? Не возникло ли у женщины-полицейского какое-нибудь подозрение? А если да, то почему? Он чувствовал себя скверно.

Внизу остановился еще один автомобиль. Ну конечно, Вера вызвала сюда еще и Ютту. В таком случае через некоторое время она вызовет вниз и его, на семейный совет. Постепенно Эларду становилось все яснее, что он был неосторожен и допустил серьезную ошибку. Мысль о том, что могло случиться, если бы они это узнали, вызывало у него боль в сердце. Но не было никакого смысла забиваться в угол. Он должен жить дальше как всегда и вести себя так, как будто ни о чем не подозревает.

Элард испуганно вздрогнул, когда неожиданно и очень громко зазвонил его мобильный телефон. К его удивлению, это была Катарина Эрманн, лучшая подруга Ютты.

— Привет, Элард! — По голосу Катарины чувствовалось, что она была в прекрасном расположении духа. — Как дела?

— Катарина! — Элард попытался казаться более спокойным, чем был на самом деле. — Тебя давно не было слышно. Чем обязан твоему звонку?

Ему всегда нравилась Катарина; время от времени они встречались на различных культурных мероприятиях во Франкфурте или по поводу каких-нибудь общественных акций.

— Я сразу с места в карьер, — сказала она. — Мне нужна твоя помощь. Мы можем где-нибудь встретиться?

Не терпящая отлагательства нотка в ее голосе усилила неприятное чувство, которое Элард ощущал внутри.

— Сейчас это не очень удобно, — ответил он уклончиво. — У нас в доме царит критическая атмосфера.

— Убит старший Гольдберг, я это слышала.

— Да что ты? — Элард спрашивал себя, как она могла об этом услышать. Прессу удалось успешно устранить от информации об убийстве дяди Йосси. Но, возможно, ей об этом рассказала Ютта.

— Может быть, тебе известно, что Томас пишет книгу о твоей матери, — продолжала Катарина.

Элард ничего не возразил на это, но ощущение досады усилилось. Конечно, он знал о сумасбродной идее с книгой, которая уже создала достаточно оснований для конфликтной ситуации внутри семьи. Больше всего он хотел просто уйти от этого разговора, но это ничего не дало бы. Катарина Эрманн была известна своей настойчивостью. Она не оставит его в покое до тех пор, пока не получит то, что хочет.

— Ты наверняка слышал, что предпринял в отношении этого Зигберт?

— Да, слышал. Почему тебя это интересует?

— Потому что книгу издает мое издательство.

Эта новость на мгновение лишила Эларда дара речи.

— Ютта это знает? — спросил он.

Катарина рассмеялась.

— Не имею представления. Мне это безразлично. Для меня важно дело. Биография твоей матери стоит миллионы. Мы хотим издать книгу в любом случае, к открытию книжной ярмарки в октябре, но у нас нет еще важного фонового материала, который, я полагаю, ты нам сможешь достать.

Элард оцепенел. У него вдруг пересохло во рту, руки покрылись потом.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал он хрипловатым голосом. Как Катарина могла об этом узнать? От Риттера? И если он рассказал это ей, то кому еще? Ах, если бы он только мог предположить, что все это может за собой повлечь, он бы отказался от этой затеи!

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. — Голос Катарины стал более холодным. — Перестань, Элард! Никто не узнает, что ты нам помог. Пока хотя бы подумай над этим. Ты можешь позвонить мне в любое время.

— Я не могу больше говорить. — Элард закончил разговор, не попрощавшись.

Сердце бешено колотилось. Его тошнило. Он судорожно пытался привести в порядок свои мысли. Риттер, должно быть, все рассказал Катарине, хотя поклялся всем святым держать язык за зубами!

В холле перед входной дверью в комнату Элард услышал приближающиеся шаги, энергичный стук высоких каблуков, какие носила только Ютта. Было поздно для того, чтобы незаметно исчезнуть из дома. И вообще, он опоздал на несколько лет…

Пия и Мирьям встретились в бистро на Шиллерштрассе, которое с момента его открытия примерно два месяца тому назад имело репутацию нового заведения, известного лишь знатокам гастрономического мира Франкфурта. Они заказали фирменное блюдо заведения: нежирный бургер-гриль из мяса счастливых коров из Рёна.[18] Мирьям едва могла скрыть свое любопытство, поэтому Пия сразу перешла к своему намерению — побеседовать.

— Послушай, Мири. Все, о чем мы сейчас будем говорить, носит абсолютно конфиденциальный характер. Ты действительно не должна рассказывать об этом ни одной живой душе, иначе у меня будут огромные неприятности.

— Я не вымолвлю ни слова, — Мирьям подняла руку в клятве. — Обещаю.

— Хорошо. — Пия наклонилась вперед и понизила голос. — Насколько хорошо ты знала Гольдберга?

— Я встречалась с ним пару раз. С тех пор, как я себя помню, он постоянно бывал у нас, если приезжал во Франкфурт, — ответила Мирьям, немного подумав. — Бабушка очень дружила с Сарой, его женой, и, разумеется, с ним тоже. У вас уже есть предположение, кто его убил?

— Нет, — ответила Пия. — Тем более что это уже не наше дело. И честно говоря, я также не верю, что появление сына Гольдберга в сопровождении американского консула, сотрудников ФУУП, ЦРУ, а также представителей МВД каким-то образом связано с еврейскими традициями похорон.

— ФУУП? ЦРУ? Ты шутишь! — изумилась Мирьям.

— Да. Расследование было передано им. И мы предполагаем, что нам известна истинная причина этого. У Гольдберга была довольно темная тайна, и возможно, что его сын и друзья не хотели, чтобы это стало кому-либо еще известно.

— Расскажи, — настаивала Мирьям. — Что за тайна? Я слышала, что раньше он занимался довольно сомнительными сделками, но он в этом не одинок. Может, это он убил Кеннеди?

— Нет. — Пия покачала головой. — Он был членом СС.

Мирьям пристально посмотрела на нее, потом на ее лице появилась недоверчивая улыбка.

— Это не предмет для шуток! — сказала она. — Скажи, наконец, правду.

— Это и есть правда. При вскрытии на его левом плече была обнаружена татуировка группы крови. Такую татуировку наносили только эсэсовцам. В этом нет никаких сомнений.