Конан Великий - Леонард Карпентер

Видя, что ужинающих снедает скука, Делвин решил развеселить их, по крайней мере — аквилонцев. Ударив ни струнам лютни, он прокашлялся и, не выходя из своего угла, демонстративно фальшивя, завыл:

— Актеры, менестрели, кто бродит по Востоку,Прислушайтесь к балладе — медовому потоку.Когда сам Конан-менестрель сыграет вам на лютне,Наступит праздник за столом, забудут все про будни.

Судя по всему, карлик вполне освоился в крепости и примирился со сложившейся в Ианте ситуацией. Гибель прежнего хозяина, казалось, совсем не тронула и не расстроила шута. Не выказывал он и признаков ревности по поводу отношений Конана и Амлунии, в отличие, например, от Троцеро; благородный граф считал, что победителю не стоит так быстро допускать до королевского стола и ложа бывшую любовницу одного из побежденных. Но это было лишь поводом — на самом деле Троцеро больше беспокоили внезапные перемены, которые он стал замечать в Конане в последнее время. Впрочем, на изменение дружеского отношения к себе граф пожаловаться не мог. Кроме того, он уже неоднократно бывал свидетелем того, как Конан, четко просчитывая последствия самых странных и неожиданных своих поступков, оборачивал весьма рискованные дела на пользу Аквилонии. Поэтому Троцеро предпочитал до поры до времени молча терпеть недостойные, по его мнению, короли выходки Конана.

Делвин, на минуту прервавшись, на ходу досочинил свои куплеты и продолжил пение:

И вот пропел балладу я так нежно и печально,Что струны сердца я задел, и это не случайно.Теперь же наступила пора повеселиться.Пусть глупой будет речь царя. Ведь он успел упиться!

Слова шута вызвали, к его удивлению, лишь натянутые улыбки у аквилонцев, зато офирские вельможи просто зашлись в хохоте и аплодисментах. Лишь Амлуния, единственный свидетель кровавой резни в банкетном зале, напряглась, сжала кулаки, но, сдержав себя, вдруг выхватила из руки Конана кружку с элем и, вскочив, крикнула:

— Тост за Конана! Пьют все! За Конана, лучшего в мире исполнителя похоронных маршей!

Отхлебнув из кружки, она поднесла внушительный сосуд к губам киммерийца и почти влила королю в горло изрядное количество эля. Когда пена потекла по его щекам и подбородку, Амлуния бросила кружку на пол, обтерла валявшейся на столе салфеткой его лицо и запечатлела на его губах страстный поцелуй.

Присутствующие замерли, ожидая, когда кончится этот бесконечно долгий поцелуй. Когда, наконец, Амлуния оторвалась на миг от губ Конана, чтобы перевести дух, Троцеро нарушил тишину:

— Да, наш король — великий музыкант! Остается лишь один вопрос, ваше величество: какой танец мы сбацаем для ломящегося в ворота города Амиро?

— Самый зажигательный, мой верный граф, — отшутился Конан, а затем, посерьезнев, добавил: — Этот парень резво взялся за дело, да и солдаты у него воевать умеют. Сегодня под покровом дыма они чуть не оседлали стены! Спасибо Крому, все, что могло сгореть вокруг города, было сегодня сожжено, и больше этот номер с дымовой завесой у Амиро не пройдет.

— Амиро Кофиец известен как толковый командир и безжалостный завоеватель, — вставил Лионард, — за что мы тоже можем быть в некотором роде благодарны Митре и — разумеется — Крому.

На удивленно-подозрительный взгляд Конана герцог ответил разъяснениями:

— Я имею в виду, что, зная о жестокости Амиро, ни один даже самый малодушный житель Ианты не захочет сдать ему наш город. Ведь слух о его зверствах, о пожарах, погромах и убийствах в южном Офире уже достиг столицы. Разительным контрастом в сравнении с этим выглядит ваше почти бескровное покорение… э-э… скорее, освобождение Ианты от тирана.

Конан рассмеялся:

— Бескровное? Спроси об этом у Малвина или Балта. Впрочем, нет, не стоит отправлять тебя, мой друг, в такое долгое путешествие ради уточнения столь незначительных деталей. Поинтересуйся лучше мнением Амлунии. Она тоже в курсе того, как было дело… А если серьезно — я сильно сомневаюсь в том, что борьба с Амиро ограничится одним побоищем и несколькими дюжинами трупов.

— Что же ты планируешь, Конан? — Троцеро обрадовался тому, что разговор перешел-таки наконец в деловое русло. — Выбить Амиро из офирских границ, или же разбить его наголову и дойти до столицы Кофа? Разница ведь весьма существенная.

Конан пожал плечами:

— Судя по тому, что я слышал об Амиро, он очень честолюбив и никогда не смирится с позорным отступлением своей армии на исходные рубежи. Что же, придется заставить его сдаться, прогнав по всему Кофу до его родной Хорайи, а там уже и разделаться с ним, чтобы избавиться навеки от затаившего злобу и месть беспокойного соседа. И это было бы лучшим вариантом на будущее, — Конан заметно воодушевился, — ибо, подчинив себе Немедию, что, я думаю, теперь вопрос лишь считанных дней, и захватив Коф, мы станем великой империей. А потом Хауран, даже славный Туран могут стать нашими, вместе с дюжиной королевств, лежащих на пути к их границам!

Я вижу на лицах кое-кого из присутствующих удивление. — Величавым движением головы король тряхнул шевелюрой. — Так запомните же, мои доблестные подданные и союзники: Аквилония становится великой империей, С каждой новой победой у нас будет появляться все больше союзников, не желающих быть разбитыми и покоренными, но согласными присягнуть на верность и объединить свои силы с могуществом великого государства. В былые годы я помог взойти на трон доброй половине ныне царствующих в Хайбории королей. Настало время расплатиться за старые долги. Взять ту же Хорайю, родину моего нынешнего противника. Там до сих пор почитают меня героем за доблестную службу генералом в армии взошедшей с моей помощью на престол королевы Ясмелы.

— А, Ясмела, — отозвался в своем углу Делвин. — Припоминаю, припоминаю. Правила такая в Хорайе, пока, несколько лет назад, ее не потеснил, а потом и вовсе не сбросил Амиро. Поговаривают, что он держит ее в каком-то отдаленном замке, подальше от дворцовых интриг и столицы, где велико влияние бывшей королевы. Впрочем, все это вполне может быть слухами. Весьма вероятно, что Ясмела просто-напросто убита.

— Что? Ясмела… Ясмела погибла? Или заточена в крепость? — Конан с грохотом ударил кружкой по столу, отчего та разлетелась вдребезги, и сквозь зубы процедил: — Ладно, хватит об этом, шут. Поговорим о королеве Хорайи потом. Но Амиро придется ответить мне на вопрос о судьбе Ясмелы при личной встрече.

Столь неожиданный поворот разговора отвлек Конана от живописания его будущей империи. Вместо того он, подливая и подливая себе эля, повел с Амлунией разговор на темы, знакомые и приятные им обоим — боевые искусства и романтические приключения.