Укус змеи (сборник) - Наталья Нестерова

— А я слышала, что гонцов, принесших дурные новости, сбрасывали в пропасть. Так хочется пожить! — с характерными интонациями заговорила Лиза и рассказала о визите к Михаилу, несколько приукрасив степень его раскаяния и любви к Татьяне.

— Алиса Фрейндлих! — догадалась Татьяна, чьим голосом вещает подруга.

У них была давняя игра: Лиза пародирует, Таня отгадывает, кого. В последние годы играли все реже, не было настроя у Лизы дурачиться, совсем замуровалась, зацементировалась в своей семейной раковинке. А тут радостно рассмеялась и выдала несколько фраз чужими голосами, в том числе и мужскими — телеведущих. Лиза была так счастлива грядущему и безусловному примирению Кутузовых, что не могла не заразить Татьяну оптимизмом.

По дороге домой Таня заехала в большой магазин. Купила шампанское, дрожжевое тесто (свое готовить нет времени, не успеет подняться) и все необходимое для начинки.

Напекла пирогов. И сидела с ними, как дура, до позднего вечера. В одиннадцать уже стало совершенно очевидно, что Миша не придет. Хотелось запустить бутылкой шампанского в зеркало.

Нет! Держи себя в руках! Не хватало еще мебель из-за него портить. А вот актрисе погорелого театра достанется на бобы!

Татьяна взяла телефон, набрала номер подруги. И как только услышала участливое, родное и взволнованное: «Все в порядке? Вы снова вместе?» — злость отступила. На Лизку кричать — все равно что наивного ребенка наказывать.

— Завтра дома с утра будешь? — спросила Таня, пропустив мимо ушей Лизины вопросы. — Я пирогов напекла, с капустой, с картошкой и с зеленым луком, как Коля любит. Водитель их вам привезет.

— Усё правильно! Мы, народные дипломаты, берем ото-только натурой, а не деньхами.

— Горбачев. Спокойной ночи, лицедейка!

Глава 10

Надо вести к врачам

Мишу надо вести к врачам, понимала Рая. С ним творилось что-то ужасное. Но и прекрасное! Он молодел. Разве вредно молодеть? Или она не желает Мише бодрости и здоровья?

Положа руку на сердце — не желает! Она хочет того Мишу, которого полюбила и который испарился. Новый Миша был ничуть не хуже, но сверхзадача каждого дня — быстро и прочно влюбить его в себя — выматывала все силы. Не влюблялся он! Человеку, вдруг обнаружившему потерю памяти, от летаргического сна очнувшемуся, не до любви к незнакомой девушке.

Не свихнуться из-за поразительных открытий Мише помогал зверский аппетит. Голодное брюхо к эмоциям глухо. Есть Миша хотел постоянно, и настойчивая мысль «чего бы скушать?» побеждала недоуменную «что за чертовщина происходит?».

В каком-то смысле он стал походить на младенца. Рая помнила своего младшего брата в колыбельном возрасте. Лежит, ножками-ручками дрыгает, гукает, улыбается, пузыри пускает. Вдруг какая-то тень на лицо набегает. Скуксился, сморщился, захныкал. Тихое вяканье переходит в плач, а потом — в требовательный и отчаянный рев. Дают ему бутылочку с кашей — вцепился, сосет жадно, носиком шмыгает. Наелся, бутылочку отбросил — и снова улыбается, гукает. А через три часа все повторяется…

На продукты, которые Рая покупала в огромных количествах, ушли все деньги. Пришлось влезть в долги. От кулинарных изысков или деликатесов, вроде хороших сыров и ветчины, Рая отказалась. Миша вполне довольствовался гречневой кашей (сваренной из килограмма крупы!) с жирной свиной тушенкой или большой кастрюлей макарон, политых растительным маслом и дешевым томатным соусом (не путать с кетчупом).

Его желудок превратился в черную дыру, куда в громадном количестве улетали калории. Они были необходимы для омоложения? Если не кормить, то процесс остановится? Попробуйте не кормить голодного мужика! Он рядом с вами на час не задержится! Заколдованный круг. Татьяна с Лизой напрасно думали, что Рая посадила Михаила на голодную диету. Да она, Рая, из кожи вон лезла, чтобы на скудные средства утолить неуемный аппетит Михаила.

Отнесла в ломбард свои немудреные золотые украшения — золотую цепочку с маленьким кулоном (от бабушки память), два маленьких колечка, одно с аметистом (родители подарили на совершеннолетие), другое — с изумрудиком (все лето, студенческие каникулы, на кондитерской фабрике проработала), браслетик скромненький (тетя Люся расщедрилась, когда племянница в институт поступила: «Хоть ты одна у нас с высшим образованием будешь»). Вырученные деньги пошли на обследование Миши. Почти насильно Рая приволокла его в коммерческий медицинский центр, единственный в их городе, реклама центра обещала, что за три часа поставят правильные диагнозы.

Так Рая обрела негаданную поддержку и соратников.

У Миши взяли все доступные анализы, обследовали вдоль, поперек и послойно. Ничего страшного не нашли. На заключительной беседе (Рая присутствовала как спонсор обследования и под легендой «я его жена») врач попросил еще раз паспорт (требовали в начале обследования) и, убедившись в дате рождения Миши, вынужден был признать:

— Для вашего возраста вы потрясающе сохранились. Можно только позавидовать. Скажу вам откровенно. Мы же не государственные, мы на свой карман работаем. Поэтому на крючок сажаем — без диагнозов людей не бывает. У одного гастрит, у другого сердце ни к черту, у третьего изменения в суставах и прочее. Человек вынужден у нас лечиться. У всех есть проблемы. Без этого не бывает. Но у вас! Потрясающе! Не к чему прицепиться. Хочу задать личный вопрос: как вам это удалось? Спрашиваю только для себя, никому ни слова! Как вы боролись со склерозом сосудов, с холестериновыми бляшками?

— Да я, собственно, с ними и не боролся, — ответил Миша.

— Бляшки появляются у человека с двенадцатилетнего возраста. А у вас сосуды чисты как новенькие.

Миша пожал плечами. Рая лихорадочно пыталась вспомнить, как зовут врача. Лет тридцать или тридцать пять, жгучий брюнет с ухоженной бородкой-эспаньолкой, одетый в белый, до крахмального хруста чистый халат, он производил впечатление специалиста, желающего установить истину. Рая закрыла на секунду глаза и вызвала из памяти табличку на двери кабинета: «Кандидат медицинских наук Шереметьев Семен Алексеевич». Некоторым везет с фамилиями.

— Семен Алексеевич! — заговорила она. — Я хочу рассказать вам всю правду. Дело в том, что Миша умирал. Ему тогда, то есть сейчас, было сорок девять лет. Обширный инфаркт, «скорая» сказала — никаких надежд.

— Ничего подобного не помню! — встрял Миша. — И мне только сорок исполнилось!

— Помолчи! — строго и укоризненно остановила его Рая.

По выражению лица Шереметьева можно было прочитать: шизофреники пожаловали. Поэтому Рая попросила доктора: