В следующее новолуние - Турборг Недреос

class="p1">Матильда взяла записку, корзину и деньги, которые мать дала на покупки. Хердис не смела покинуть свой пост.

Она стояла под стрехой и, глядя на круживший по дороге дождь, раздумывала, чего именно на этот раз так опасалась мать. Может, это было связано с дамами?

Нет, она отбросила эту мысль, хотя и не очень решительно.

«Эти попойки, Хердис… из-за них может произойти все что угодно. Абсолютно все!» — сказала ей мать однажды в минуту откровенности.

Но… Здесь, в Квалевикене, не было особенно большого выбора дам. Во всяком случае, они с Матильдой будут настороже.

Какой-то человек быстро подъехал к парикмахерской. Под распахнутым плащом Хердис увидела красивую морскую форму, однако зюйдвестка помешала ей разглядеть его лицо. Она узнала этого человека, когда он остановился, явно испугавшись ее.

— Бог ты мой… хе-хе… Никак это маленькая фрёкен Хауге прохлаждается здесь в эту чертову… в эту собачью погоду?

Хердис, не улыбнувшись, сделала реверанс. Это был коммерсант Тиле.

— Как же тебя зовут?

— Хердис.

— Да, да, Хердис. Совершенно верно, Хауге всегда говорил про Хердис. Я помню день, когда ты родилась. Он несся из конторы домой и сообщал всем встречным и поперечным: бегу домой. Сегодня у меня родилась принцесса. Так и сказал. Ха-ха-ха! Значит, ты и есть принцесса Лейфа Хауге!

Потом Тиле сказал, что ему надо побриться. Хердис больше не слушала его, дверь парикмахерской захлопнулась.

Принцесса. «Сегодня у меня родилась принцесса».

У нее защипало в носу. Губы задрожали.

Эти слова когда-то сказал ее отец. Давно-давно.

Хердис подняла мокрый рукав плаща и посмотрела на часы, которые подарил ей отец. Подарил отец. Циферблат был покрыт каким-то студенистым налетом. Она поднесла часы к уху: они тикали, будто маленькое-премаленькое сердце. Ее собственное сердце стукнуло один раз и замерло. Словно ему захотелось повернуться.

Потом оно снова забилось, как надо.

Вернулась запыхавшаяся Матильда.

— Он все еще там?

Хердис кивнула:

— Угу.

Прошло уже очень много времени. Правда, Тиле тоже еще не вышел. Хердис стояла у самой двери, она не могла пропустить ни одного человека.

— Обычно он делает и массаж. И подстригается.

Они немного посмеялись: ведь дядя Элиас почти лысый, ему и стричь-то нечего.

Они истомились и устали. И проголодались, это стало ясно, когда из соседних домов потянуло жареной макрелью.

Они начали играть в классики, но земля была слишком мокрая и прыгать было противно.

— Подумай, если бы мы знали, что он пробудет там так долго, мы могли бы пойти в кондитерскую. Ведь у нас есть по целой кроне!

Наконец Хердис отважилась зайти в парикмахерскую и узнать, что дядя Элиас делает там так долго.

Ведь прошло уже очень много времени.

Она вышла с помертвевшими губами, задыхаясь от беззвучных рыданий.

— Его там нет… Он ушел… Уже давно.

На некоторое время они оцепенели. Никто ничего не говорил. Дождь хлестал во всю мочь, но они и не думали прятаться от него. Хердис глотала, стараясь избавиться от душившего ее комка. Наконец Матильда сказала:

— Тут позади дома есть садик и лестница, которая ведет прямо на набережную. Наверно…

Они побежали вниз. Держась за руки, впервые за много лет. Рука у Матильды была твердая и теплая. Пальцы Хердис помертвели, словно она перекупалась.

Девочки с облегчением вздохнули, увидев, что тарантас стоит на набережной. Без Ларса. Лошадь, наклонив голову, ела что-то из мешка, привязанного к ее шее.

Матильда сказала:

— Вот хорошо! Я поставлю корзину с покупками под клеенку.

Ну, а дальше? Где же дядя Элиас?

Под широкой стрехой пароходной конторы стояли местные парни, втянув головы в плечи, они были похожи на ласточек, сидящих на сушилках для сена. Они ждали парохода из города, чтобы окоченевшими руками поднести кому-нибудь вещи.

Поодаль, на рейде, прикрытый пеленой дождя, стоял новенький катер Тиле. Хердис сказала:

— Может, они там, на катере?

— Нет. Видишь, шлюпка стоит у причала. Значит, Тиле там нет.

Девочки стояли под стрехой молчаливые и растерянные. Облака разомкнулись и освободили место рваным солнечным лучам, но дождь не уменьшился. Перед стрехой точно была завеса из дрожащих сверкающих серебряных струн. Когда солнце скрылось, остался только тихий, подавленный ропот дождя, висевшего между небом и землей. Парни у стены молчали. Чайки и крачки молчали.

Губы у Хердис застыли и помертвели. Усталый стук сердца причинял боль. Неожиданно она схватила Матильду за руку.

— Пошли. Я больше не могу.

Приезжих в отеле было немного. Погода выгнала всех обратно в Берген. В вестибюле топился камин, пахло тушеным мясом и вареной капустой. Хердис вспомнила, что они сегодня не обедали. Она чуть не плакала. Матильда сказала:

— Мы могли купить себе хотя бы по булочке. Наверно, здесь тоже можно что-нибудь купить. Например, молока. Ведь у нас с тобой куча денег.

Хердис решительно подошла к пустому прилавку, неподалеку от него сидел человек в потертом костюме и форменной фуражке и дремал. Хердис сделала реверанс.

— Простите, пожалуйста, вы не знаете, здесь ли господин Рашлев?

Человек расстался со своей безмятежной позой и поправил фуражку.

— Господин Рашлев?.. Наверно, он в кабинете…

— Господина Рашлева здесь нет, — сказала дама, внезапно появившись за прилавком, она читала какую-то записку.

Хердис скользнула взглядом по круглой вешалке для пальто и шляп, помолчала минутку, стараясь овладеть голосом, потом сказала:

— Как странно! А его шляпа и плащ тут!

Дама встала.

— Одну минутку.

Она свернула в маленький коридорчик и постучала в какую-то дверь.

Хердис начала стаскивать плащ. Матильда робко подошла к ней.

— А ты не боишься?

— Ничего, раздевайся. Мы повесим свои плащи рядом с плащом дяди Элиаса.

Дама тихонько переговаривалась с кем-то, приоткрывшим дверь, мужские голоса в комнате притихли. Перестоялый табачный дух и кое-какие другие запахи добрались оттуда до вестибюля. Хердис прикусила губу и кивнула самой себе:

— Ага! Та-ак!

Но сколько она ни вслушивалась, женских голосов там не было слышно.

Дама вернулась.

— Директор просил передать вам, чтобы вы подождали здесь. Я принесу вам что-нибудь прохладительное. Хотите лимонаду?

Лимонад, названный прохладительным, был уже не просто лимонадом. Хердис присела в реверансе.

— Большое спасибо.

Они устроились возле камина, но Хердис понадобилось на минутку выйти и она снова надела пальто и плащ.

— Я только в уборную.

Но ей нужно было не только в уборную. Она выбежала под дождь и тщательно обследовала сад. Ей хотелось проверить, нет ли из кабинета другого выхода.

Там была дверь, выходившая на террасу, но она была заперта. А вот окно… то окно было приоткрыто, оно почти сплошь заросло диким виноградом. Хердис могла смело идти по запаху.