Сны Землян - Дмитрий Савчатов

С освобожденными ментальностями проще. Понимаешь, душа землянина, биоэфир вербарианца или капли Ра это исключительным образом составленные атомы воды. Они рассеяны по телу, но больше всего сосредоточено здесь, — Енисей похлопал себя ладонью по груди. — Души не могут быть сами по себе, они всегда связаны с чем-то и чему-то принадлежат. При жизни тела, они принадлежать телу. После смерти, вливаются в генизу планеты. Когда тело умирает, ментальность утекает не сразу. Ей требуется какое-то время, чтобы собраться. Время не большое, но для перехвата хватает. Я, например, погибших клал в ванну с водой. Оттуда уже ментальности и выцеживал. Физически они все здесь на Шикотане. Я их в одном из серверов, в лохматой пробирке, схоронил. Железная башня, теперь их тело. А интернет их сон.

— Выходит, они сейчас там? Такуми Асано, это они и есть? Только… Не пойму опять. Их ведь было триста восемьдесят.

Енисей ответил не сразу. Он нахмурился и зрачки его смятенно забегали.

— Наверное, это такая особенность ментальностей — слипаться со временем. Как Мудрецы Ра. Ментальности растворяются друг в друге, становясь генизой. Генизой планеты, пирамиды или психобота. Групповое сознание, — он посмотрел на Юки. — Это произошло и с моими вербарианцами.

— А Эйра?

— Эйра?

— Да, кто она такая? Если Такуми Асано это вербарианцы, то кто тогда Эйра?

— Она, — Енисей ласково улыбнулся, — можно сказать, моя сестра. Такое же рукотворное создание, только земное, не вербарианское. Меня зачинали с определенной целью, как пастыря. Она же вышла из интернета, как Афродита из пены морской. Без физического воплощения. Чистая ментальность.

— Люди создали ментальность? То есть… То есть душу?!

— Примерно. Только Эйра гораздо сложней одной ментальности. Она скорей маленькая гениза. Я таким никогда не был. Я вообще не должен был очеловечиваться. Но я столько лет носил их внутри, что, верно, опылился.

Шутка осталась незамеченной. Юки смотрела перед собой застывшим взглядом. Живой интернет, коллективный разум… Гениза планеты, которая тоже может быть коллективным разумом, как триста восемьдесят помноженное на миллиард.

— Что же они хотят от меня? — прошептала Юки.

— Им нужен проводник. Проводник-доброволец. Тот, кто сам отринет физическое бытие в пользу ментального. Подобрать такого человека они попросили меня. Прости. Я…Прости, Юки. Мне нет оправдания. Ты стала восьмым кандидатом и ты подошла им. Но… Я не хотел бы отпускать тебя. Я откажу им. Ведь, это ты нашла меня, а не я тебя. Ты тоже можешь оказаться.

— Куда… Проводить?

— В генизу Земли. К Крайтеру.

Седьмое

Выеденные консервные банки, раздавленные чайные пакеты, хлебные корки… Стараясь не зацепить россыпь мусора на полу, Вавилов прокрался к кухонному столу и откопал из кучи пластиковых оберток свою кружку. В чайнике воды не оказалось. Да и сам чайник валялся на боку. Стоило большого морального усилия поднять его, наполнить и водрузить согреваться. Глядя, как в стеклянном чреве наливались первые пузырьки, Вавилов вообразил, будто бы это пузырьки и не пузырьки вовсе, а целые вселенные. И вот их мир такой же точно пузырек в чайнике времени. Он усмехнулся, уподобив себя Атодомелю, который сейчас нальет себе в кружку меру вечности.

Чайник прокукарекал, Вавилов налил кипятка и заторопился обратно в хранилище для керна. На полпути, в коридорах, его застал хрипловатый голос:

— Вавилов, возвращайся сразу в голову, — голос зевнул Женькой Скворцовым. — Теперь ты во’да.

Вавилов сдвинул зубами манжет рукава свитера, посмотрел на часы и неприятно удивился. Стрелки, действительно, сошлись на четырех утра — Скворцов ему еще форы дал двадцать минут.

— Заснул, поди, на посту, — буркнул Вавилов, круто развернулся и зашагал в обратную сторону.

В обратной стороне, у раскрытых дверей кабины головного тягача переминался растрепанный техник.

— До ветру охота, сил нет, — пояснил он.

— Оттого и поднялся?

— Ну, — Скворцов сконфузился. — Нынче сон в дефиците.

— Паршиво выглядишь.

— Ой, на себя посмотри. Мешки под глазами, как у Деда Мороза. Ладно, я ушел.

— Под лестницу только не ссы.

— Не буду, — уже спиной ответил Скворцов.

— А то!.. — пригрозил, было, технику Вавилов, но вздохнул и себе уже добавил: — А то что?

Когда он, две недели назад случайно застукал Женьку, расписывающего снег под лесенкой прям с порога, то чуть не задушил поганца. На вопрос, какого лешего тот в сортир не ходит, Скворцов ответствовал, мол, не охота время тратить на лишнюю беготню. Да, тогда он едва сдержался, но теперь, встреть он его теперь за этим же делом, то, пожалуй, и слова бы не сказал. Даже, наверно, постарался сделать так, что б Женька его не заметил…

В кабине головного вездехода стояла тишина и забористая вонь грязных носков. Вавилов вздохнул. Собственно он сам уже вторую неделю не мылся.

— Ну а смысл? — он огляделся, выискивая источник раздражающего запаха. — Особенно теперь.

Носки нашлись: один под креслом водителя, другой на клеммном щитке главного пульта. Выставляя находки за дверь, Вавилов подумал, что, вот, у Древних нет носков и такие анекдоты им не страшны. Да и вообще. Представить, Древних в ребячестве или в смехе — невозможно.

Он опустился в кресло и совершенно задумался. Датчики, указатели, стрелки, табло… Все уплывало в фиолетовый свет саркофагов, в монотонный говор зеленых мудрецов. Почему они встретили их? Именно они. Случайность? Фарт? Да уж, подфартило, так подфартило. Он, было, усмехнулся, но усмешка сплыла к уголкам губ. Кадык под засаленным воротником скользнул к подбородку и назад. В тысяча первый раз сделалось страшней предыдущего. Бог вещественен. И он спит на Меркурии. Нет ни рая, ни ада, нет никакой загробной жизни, кроме той, что дает Атодомель. А дает он ячейку памяти, коею ты заполнишь, как скачанный из интернета файл. Смерть любого человека заканчивается именно этим!

Кипяток остыл и очень приятно пился. Вавилов сделал три больших глотка и, вроде как, вернулся мыслями к насущному.

— Хм, насущное, — повторил он ключевую мысль, мотнул головой и осмотрел пульт управления приземленным взглядом.

В Верхнем правом углу, в секторе климатизации, светился оранжевый знак восклицания.

«Закупорено вентиляционное отверстие № 19 в третьем секторе второго вагона».

— В прачечной стало жарко, — прокомментировал Вавилов сообщение и прикрыл его носовым платком.

Откинувшись на спинку кресла, он вздохнул и уставился в насущный потолок.

Древние говорили всегда. Монотонно с редкими паузами они передавали голос друг другу, словно эстафетную палочку. От этой фиолетовой колейдоскопии, порой казалось, что Древний вокруг, что он за тобой, что он и есть ты. И их голос — это твой давно забытый внутренний голос. Не замолкали они и во сне. Правда… Вавилов испытал неловкое чувство, как будто подлость