Дым и зеркала - Таня Хафф

— Я не слышу ребенка. — Питер оглядел команду, перемещая взгляд с одного на другого слишком быстро, чтобы что-то рассмотреть. — Никто не слышит. — Утверждение, не вопрос. У них не было времени на детей.

— Я слышу ребенка! — Брианна свела брови в знакомом упертом выражении лица. Несмотря на девяностикилограммовую разницу в весе, сейчас она пугающе напоминала своего отца. — Я его найду! — Опустив голову, она рванула к двери.

К счастью, сразу оббежать камеру, Мауса и Кейт ей не удалось. Тони перехватил Брианну у двери, когда та проскользнула мимо Мауса и под протянутыми руками его помощницы, и не дал ей выбежать в коридор.

— Давай, я его найду? Откуда доносится шум?

Она выпятила нижнюю губу.

— Это не шум, это плач.

— Хорошо. Откуда доносится плач?

Брианна недоверчиво на него уставилась. Тони чувствовал, как команда дружно задержала дыхание. Мало что могло так задержать съемки, как погоня за восьмилетней девчонкой в доме размером с одну из стран третьего мира. Наконец она подняла ручонку и указала в дальний конец коридора.

— Оттуда.

Да, именно оттуда Тони тоже это слышал.

— Ладно. Пусть Питер подготовит сцену и проверит уровни. Я пойду посмотрю. Вернусь до начала съемок.

— Да, но ты обманщик.

— Да, но ты знаешь, что я обманщик, так что зачем мне обманывать тебя?

Тони не отводил взгляда, пока она думала, — прием, которому его научил Генри.

— Доминирующая личность сохраняет зрительный контакт. Так проще всего отличить охотника от жертвы.

— В смысле, когда не хватает зубов, укусов и кормежки?

— В смысле, что я не единственный хищник в этом городе.

— Эм, Генри, прием. Как думаешь, я выживал так дол… Ай!

После длительной паузы Брианна кивнула.

— Проверяй. А потом не обманывай.

— Договорились.

Потянувшись к ручке, Тони понял, что дверь в конце коридора состояла из двух частей — как в фальшивых кухнях на фермах в рекламе маргарина. Он больше не слышал ребенка и поэтому сомневался, что его все еще слышала Брианна. Учитывая, что она надежно удерживалась в ванной, где с ней возились Бренда и Эверетт, Тони на секунду подумал, а не соврать ли ему.

Только он в какой-то степени дал ей слово. И теперь, глядя на дверь, чувствуя, как сзади на шее дымом встают волоски, а спину как будто гладят ледяные пальцы, Тони понял, что сейчас не время и не место нарушать его. Хотя сам не знал почему, и это пугало больше всего.

Латунная ручка оказалась очень холодной.

Немного везения, и дверь окажется запертой.

Нет. Сегодня ему определенно не везет.

Он ждал драматического скрипа, когда приоткрыл дверь и перешагнул через порог, но хорошо смазанные петли лишь прошептали что-то не совсем различимое. Небо снова затянули тучи, сменив дневной свет на тихое постукивание дождя по стеклам. Он протянул правую руку назад, к выключателю, нащупал его и щелкнул первой кнопкой.

Ничего не произошло.

Здесь они ничего не снимали, поэтому никто не заменил лампочки тридцатилетней давности.

Тони очень хотелось бы в это поверить.

Здесь было холоднее, чем в остальном доме. А учитывая, что там стояла приятная прохлада, несмотря на телевизионное освещение, это о чем-то да говорило. Он учуял… свиную отбивную?

Проникающего в окна света было достаточно, чтобы увидеть широкую полосу когда-то цветных гоночных машинок под лепными карнизами наверху. Достаточно, чтобы увидеть гамак, натянутый в углу и наполненный мягкими игрушками, такими пыльными, что они стали одинакового серого оттенка. Достаточно. чтобы увидеть детскую кроватку. И пеленальный столик. И защитную решетку, снятую с камина в дальней стене.

Света было достаточно, чтобы увидеть ребенка, горящего в очаге. Судя по машинкам, это был мальчик, но все слишком обуглилось, чтобы разобрать. У Тони сжался желудок. Его бы стошнило, но останавливало то, что между ним и ближайшим унитазом находились дюжина взрослых, два ребенка и камера.

К тому же, это была всего лишь запись чего-то, произошедшего в прошлом. Он не видел, как умирал этот ребенок, и это помогло. Немного.

Черт, а я-то думал, что уже привык к этой хрени.

Он снова слышал, как тот кричит.

Или он слышал, как кто-то кричит.

В комнате внезапно потемнело.

Тони отступил назад и захлопнул дверь. Понял, что половинки разделились, и он закрыл только нижнюю. Заметил, что тьма уже почти наполнила комнату, выплюнул семь необходимых слов одной цепочкой перепуганных звуков и потянулся. Верхняя половина захлопнулась.

Полдюжины человек, окружающих мониторы, смотрели в его сторону, когда он повернулся.

— Какого черта это было? — возмутился Питер, высовываясь из ванной.

Мечтая, чтобы по коже между лопатками перестали бегать туда-сюда мурашки, Тони торопливо отошел от детской.

— Перепадок давления, — объяснил он, разводя руки в стороны и растопыривая пальцы в стандартном «а я не виноват». — Дверь захлопнулась, не успел придержать.

— Если бы мы снимали…

— Мы не снимали, — выразительно вмешалась Тина из-за мониторов, поднимая руку и постукивая пальцем по циферблату часов. У Питера расширились глаза.

— Точно. Короче, хватит здесь стоять. Тащись сюда и скажи Брианне, что ты не видел ребенка. — «Только один день» ЧБ перекрывал хлопанье дверями, дурацкие отмазки ассистентов режиссера и таинственный плач.

Возможно, врать в этом доме не стоило, но в данном случае рассказывать восьмилетней девчонке правду было еще хуже. Торопливо возвращаясь в ванную, Тони искренне надеялся, что бесовщина, водившаяся здесь, это учтет.

— Он видел Карла.

— Едва ли, Кэсс. Никто никогда не видел Карла, они только его слышат. Даже Грехэм его не видел.

— И он не прикасался к верхней половине двери, когда закрыл ее.

Стивен посмотрел на сестру и глубоко вздохнул.

— Эта часть мозга у тебя на месте.

— Что?

Он указал на место, где топор прорубил ее голову.

— Живым необходимо прикасаться к предметам, чтобы перемещать их. Он жив, поэтому ему необходимо было прикоснуться к двери. Что и требовалось доказать. Ты куда?

— Мне надо знать, что происходит в ванной. — Кэсси даже не стала оборачиваться.

Она парила, а не шла, и это было дурным знаком. Кэсси всегда наставивала, что им необходимо сохранять подобие физических действий, иначе они забудут, как управлять телом. Стивен уже много лет не видел ее такой растерянной. Воспоминания окружили его. У них не было формы и толкового содержания, но ему не нравились ощущения, что они приносили. Поэтому Стивен уцепился за то, в чем был уверен.