Развращение невиновных - П. Рейн

ей привыкнуть к моим прикосновениям. Я не хочу двигаться слишком быстро и отпугивать ее. Но когда самоконтроль ослабевает, я медленно поднимаю руку и провожу по ее груди, прикрытой лифчиком. Ткань — тонкий хлопок, и ее тугой сосок дразнит меня.

Я не хочу отрываться от ее губ, но я хочу исследовать ее, найти те маленькие места, которые заставляют ее стонать и извиваться от удовольствия. Я провожу губами по линии ее челюсти и вниз по шее, а затем покусываю ее ключицу.

Ее рука крепче сжимает мои локоны, и с ее губ срывается порыв воздуха. Я поднимаю ее свитер, и она не сопротивляется. Более того, она поднимает руки, чтобы помочь мне снять его.

Не в силах не смотреть на нее, я отступаю назад, чтобы взять ее в руки. Она и не подозревает, как легко ее читать. Ее покрасневшая кожа и тяжелые веки. Ее тяжелое дыхание и раздвинутые ноги как приглашение.

Бюстгальтер на ней простой, из серого хлопка. Ничего вычурного, ничего такого, что могло бы меня соблазнить, но ее невинность так чертовски возбуждает.

Я наклоняюсь и провожу языком по коже вдоль припухлости ее грудей, а мои руки скользят по ее спине и расстегивают лифчик. Я оттягиваю ткань, позволяя лифчику свисать с ее рук, и без всякого стеснения смотрю на ее идеальные сиськи. Полные буквы "С" с тугими розовыми бутонами сосков, которые так и просятся, чтобы я их пососал.

— Ты чертовски совершенна, София. — Мои глаза встречаются с ее глазами, и она прикусывает губу, как будто беспокоится о моей реакции. — Просто охренительно совершенна.

Я хватаю ее сиськи и крепко сжимаю их. Крепче, чем следовало бы с девушкой, у которой нет опыта, но ей это, должно быть, нравится, потому что ее спина выгибается дугой, предлагая их мне, когда она издает глубокий стон. Я провожу большими пальцами по напряженным пикам, пока сопротивление не ломается, и я беру один из них в рот. Через несколько секунд ее рука оказывается в моих волосах, прижимая меня к себе.

Я ласкаю ее сосок, посасываю его и дразню зубами, затем повторяю все с другой стороны. Бедра Софии извиваются подо мной, и я смещаюсь в сторону, чтобы не быть прямо на ней. Если я позволю ей тереться об меня, как кошке в течке, то, скорее всего, кончу в штаны.

Вместо этого я продолжаю играть с ее сосками, втягивая их в рот, щелкая по ним языком, прежде чем провести рукой по ее бугорку поверх леггинсов. Ее бедра отрываются от кровати, двигаются сами по себе, вжимаясь в мою руку.

— Вот так, tesoro. Бери от меня все, что тебе нужно. — Я крепко посасываю ее сосок.

Она вскрикивает, сильнее прижимаясь к моей руке. В мгновение ока она уже бьется о мою руку, а я сосу ее сиськи. Я облизываю нижнюю часть, и ее грудь покачивается, когда я убираю с нее язык.

— Я так хочу трахнуть эти сиськи, София.

Она стонет, и я снова втягиваю ее сосок в рот. Мне никогда не хватает.

Она прижимается ко мне бедрами, и я прижимаюсь к ее закрытой киске. Ее тяжелое дыхание омывает мой лоб, ее пальцы прижимают мою голову к ее сиськам. Я упираюсь ладонью в ее клитор, давая ей то, что ей нужно, чтобы кончить. Через тридцать секунд ее спина выгибается дугой, как будто она делает позу йоги, и она вскрикивает.

Я закрываю ей рот рукой, чтобы ее не услышали все в Римском доме. После того, как она еще несколько раз бьется о мою руку, она опускается на матрас.

Когда я убираю руку от ее рта, ее глаза встречаются с моими. Клянусь, я что-то вижу в них. Что-то, что мне не нравится — чувство вины. Смущение. Стыд. Не то, что должна чувствовать женщина после оргазма.

— А ты когда-нибудь кончала от другого мужчины? — Я умираю от желания стать для нее первым.

Она медленно качает головой, выглядя обеспокоенной, как будто это не величайший гребаный подарок, который она только что преподнесла мне.

Я усмехаюсь и приникаю к ее губам в целомудренном поцелуе. — Как я и говорил, все идеально.

Мой твердый член натягивает джинсы, и я с треском переворачиваюсь на бок и поправляю себя. Мне придется вернуться в свою комнату и помочь себе.

— Антонио… Я… — Голос у Софии тоненький и неуверенный.

Хотелось бы мне знать, что сказать. Я не собирался заводить отношения с лучшей подругой моей младшей сестры — совсем наоборот. Но что-то в этой женщине слишком сильно, чтобы сопротивляться.

Может, я и не знаю, что сказать, но я знаю, чего я не хочу делать, а именно — заводить разговор о том, что все это значит. Потому что хрен его знает. Поэтому я переворачиваюсь в сидячее положение, а затем встаю. — Я должен вернуться в свою комнату. Хочешь встретиться в кафе "Амброзия" в восемь часов вечера в пятницу? Разведать, что замышляют русские?

Я бросаю взгляд на Софью и тут же жалею об этом. Обида в ее глазах вызывает тошноту в моем желудке.

— Конечно.

Она поднимает руку, чтобы прикрыть свою обнаженную грудь, как будто я еще не запомнил ее.

Быстро кивнув, я поворачиваюсь и иду к двери. — Увидимся.

Я выбегаю из комнаты, как будто за мной гонится сам Сатана, зная, что полуобнаженная женщина, лежащая на кровати, заслуживает большего, чем то, что я ей только что дал. Но я не могу об этом думать.

Я должен помнить о своем долге перед семьей и держаться как можно дальше от Софии.

13

СОФИЯ

С вечера среды я боюсь встречи с Антонио. Наверное, поэтому мой шаг по направлению к кафе "Амброзия" медленнее, чем обычно.

То, что произошло с Антонио в моей комнате в общежитии, было… ну, для меня это было просто умопомрачительно. Не то чтобы мы занимались сексом или чем-то еще, но я никогда так не дурачилась с парнями. Никогда не испытывала оргазма, который не давала себе сама.

Но как только блаженство улетучилось из моей крови и я посмотрела на лицо Антонио, я увидела только его сожаление. И поэтому я чувствовала то же самое.

Конечно, было чувство вины перед Авророй, но я успокаивала свою совесть, напоминая себе, какой она ужасный человек, и что у них брак по расчету. Это не любовная пара, и каждый, кто проводит с ними хоть немного времени, видит это.

Но есть