В смысле, Белоснежка?! (СИ) - Разумовская Анастасия

Она ухмыльнулась и замолчала. Протянула руку…

И тут вдруг меня обняли сзади и прижали к широкой груди.

– А я везде тебя ищу, любовь моя! – раздался над головой жизнерадостный голос. – Ты чего тут забыла? И зачем моё колечко сняла?

Кот! Не передать словами охватившее меня счастье.

– Да вот… женщина угостила меня пряником, а потом потребовала деньги. А у меня с собой, ты же знаешь, и гроша нет.

Я обернулась к нему. Бертран выразительно приподнял бровь, сузил глаза и в упор взглянул на торговку.

– Развлекаемся, милая? – прошипел он.

Я тоже посмотрела на старуху. Та побледнела и сжалась. Серые глазки забегали.

Глава 10. Коса

В объятьях Кота оказалось как-то надёжно и уютно. Меня впервые не накрывала паника в кольце мужских рук. Наоборот, я расслабилась.

– В-ваша м-милость, это в-ваша жена? – пролепетала торговка пряниками.

– Нет, ведьма. Это – моя дочь, – рассмеялся Бертран. – Сколько там Аглаюшка тебе задолжала?

– Д-десять медяков.

Ну надо же! Цена в два раза упала.

– Да ну? Милая, ты у неё что, весь пряничный домик скушать изволила?

– Один пряник и стакан чая, – честно призналась я.

Старуха побледнела и мелко затряслась от ужаса.

– Я… я настоечки в чай добавила. Для сугреву…

– На десять медяков? Ведро что ли? – каким-то странным голосом прошептал Бертран.

Это был очень-очень нехороший шёпот. Я обернулась. Если парень и был сейчас похож на кота, то на хищника, увидевшего мышь. Глаза прищурены, улыбка змеится.

– Пошутила я! – взвизгнула старуха. – Три! Три медяка.

Вот что такое – настоящий ценопад, а не то, что рекламируют по чёрным пятницам!

– Два. И мне тоже чай и пряник. И я, так и быть, закрою глаза на то, что ты пыталась облапошить мою женушку.

Торговка всхлипнула, но молча. Пытаясь сохранить остатки достоинства, налила чай, протянула чашку и пряник. Бертран забрал, бросил на прилавок пару довольно крупных жёлто-коричневых монет и увлёк меня прочь.

– А чашки?! – взвыла несчастная.

– Входят в счёт, – отозвался Бертран.

Я снова посмотрела на него: он довольно улыбался.

– Ты жесток.

– Да. С теми, кто объявил войну моей женщине – ещё как. Она бы тебя как липку раздела бы, сожрала и косточки бы облизала.

В каком смысле «моей женщине»? Но уточнять я не стала.

Мы шли мимо рядов. Вокруг галдел и кричал народ. Продавали пирожки, ленточки, леденцы, свистульки… Бертран накупил мне кучу всякой ерунды, до серёжек и бусиков включительно, уверяя меня, что всё это очень необходимые вещи. Я смеялась, поддразнивала его и ощущала себя девочкой лет пятнадцати. Видимо, пострессовое состояние… Иначе не могу себе объяснить происходящее.

В вещевых рядах Кот принудил меня выбрать мужскую одежду. Шепнул, что выбирать надо на глазок – мерить нельзя, чтобы не привлечь лишнего внимания.

– Потом объясню, – буркнул и отвёл взгляд.

А потом потащил меня в оружейные ряды. И мне купили… шпагу. Настоящую. Острую. И кинжал.

– Какой ножичек! – прошептала я, любуясь эфесом в виде змеи с изумрудными глазками.

Кот покосился на меня и проворчал:

– Стилет.

Это был совсем небольшой кинжал, сантиметров двадцать-двадцать пять, с четырёхгранным лезвием.

На этом наши покупки закончились. Ну почти. Кот не выдержал и подарил мне глиняную расписную свистульку.

– Вдруг понадобится, – и снова отвёл глаза.

Похоже, ему нравилось всё это покупать, дарить и радоваться.

– Спасибо.

Я остановилась и неожиданно для себя обняла его, прижалась, уткнулась лбом в плечо. На глазах выступили слёзы.

– Майя?

В его голосе чувствовалась тревога. Я всхлипнула. С тех пор, как умер папа, мне никто ничего не дарил с такой искренностью. Да, коллеги на работе, да, на день рождения, но… Вот чтобы просто так…

– Темнеет, – шепнул Кот, обняв меня и прижав к себе. – Нам пора уходить.

Действительно солнце садилось за крыши, на востоке собирались розовые облака. Скоро закат, и, может быть, отсутствие узницы уже обнаружили.

Бертран увлёк меня вдоль набережной узкой извилистой речушки. Мы перешли по горбатому мостику, свернули в проулок, затем в другой. Потом в тупик. Бертран открыл маленьким ключиком почти незаметную калитку в стене, и мы оказались на не мощённой улочке. Вряд ли она хоть как-то называлась: просто земляная полоска, ведущая мимо задних дворов.

Солнце уже село, и воздух наливался густым лиловым настоем ночи. Стало зябко. Лениво тявкали собаки. Они явно не желали вылезать из будок. Лишь в одном дворе – видимо, молодая и неопытная – лохматая собаченция выскочила и звонко, визгливо, долго нас провожала.

– Как ты сам сбежал?

– По крышам, – Кот беспечно пожал плечами. – Меня ж не в первый раз туда заключают. Нет, нет, не смотри на меня с таким упрёком. Ты бы не смогла. Ещё свалилась бы.

– Ну хорошо, а потом, мимо стражников?

– Я знаю, где кто дежурит. Кто мне должен, кому я должен… Однажды я выбрался через канализационный туннель, но мне не понравилось. В другой раз через калитку, через которую ходят слуги. В этот раз даже не понадобилось что-либо придумывать. Стражники на меня уже давно махнули рукой.

Котяра и есть котяра.

– Куда мы идём?

– Да есть у меня тут… знакомая.

Бертран покосился на меня и застенчиво отвёл глаза. Мы что, к его бывшей идём?

Я отпустила его руку, вспомнив, что мы не друзья и уж тем более не…

Знакомая Кота жила на самой окраине города. В башне. В башне из тёмного, немного отполированного камня, без двери и только с одним окошком под самой крышей.

– Рапунцель, – прошептала я.

Бертран молча покосился на меня, затем, встав под окном, трижды прокрякал уточкой. Из окна вылетела… коса. Золотая, переплетённая не так, как мы это обычно себе представляем, а скорее щучьим хвостом.

– Ничего себе!

Нет, на самом деле, башня не была прям сильно высокой. По размеру – скорее двухэтажный дом, просто круглая. И всё равно, коса такой длинны… Девочки поймут.

Бертран быстро и ловко вскарабкался наверх, заскочил в окно, выглянул наружу. Посмотрел на меня. Я развела руками. Он вздохнул, спустился по косе вниз, обвязал меня вокруг талии, прислонил лицом к стене, очень быстро, подтянувшись на руках, прямо по мне взобрался на верёвку, в окно, а затем, обдирая мне коленки, подтянул наверх меня. Перехватил и втянул внутрь на руках.

– И кто это, Кот? Только не говори, что очередная сестра, – раздался резкий, немного хрипловатый женский голос.

Внутри помещение оказалось полукруглым, с камином, полками, заваленными различными склянками, банками, кувшинами, свёртками, карандашами, кипами бумаг, книгами, засушенными цветами и различными мелкими механизмами. Над точно так же заваленным столом склонилась высокая худая девушка в синем свитере, поверх которого был надет кожаный фартук. Девушка с коротко стриженными золотистыми волосами. За одно ухо её была заправлена отвёртка, за другое – засушенный цветок шиповника. В зубах она держала огрызок карандаша. Голубые глаза смотрели на меня раздражённо и зло.

– Невеста, – «честно» признался Кот.

Я оглянулась и увидела, что коса, по которой мы взобрались, тянется из глиняной вазы, похожей на большой горшок, затем обматывает железный крюк у окна. Девушка проследила взглядом мой взгляд.

– Смотай, сколько можно повторять?!

Бертран стал послушно наматывать бухту на крюк.

– Но ведь коса… но Рапунцель…

Девушка закатила глаза.

– Да-да-да. Слушай, невеста, не зуди, как моя матушка. Коса-то, коса-сё. Девица должна носить косу и вот это всё. Баста. Хочешь, попробуй сама поносить. Я срезала её ещё девчонкой.

– Да нет, я понимаю… У меня самой волосы пострижены до лопаток, иначе тяжело. Да и ухода много требуют.

– Во-во. Пока расчешешь, да заплетёшь…