Сэр Найджел Лоринг - Артур Конан Дойл

— Нужно раздобыть бордоcкого вина. Тогда подадим бордоское, теленка от пестрой коровы, кур и гусей, и еды хватит — если он проведет у нас только одну ночь. А сколько с ним будет людей?

— Не меньше дюжины.

Старая леди в отчаянии заломила руки.

— Ну полно, не принимайте все так близко к сердцу, дорогая госпожа. Стоит сказать слово, и король с придворными остановится в Уэверли, где найдет все, что пожелает.

— Ни за что! — воскликнула леди Эрментруда. — Стыд и позор падут на наш дом, если король минует нашу дверь, после того как милостиво пожелал войти в нее. Ну, делать нечего. Выход у меня один. Не думала, что мне когда-нибудь придется пойти на это, но знаю, что он был бы доволен, и я это сделаю.

Выбрав из связки ключик, она направилась к железному сундуку и отперла его. Пронзительно заскрипели заржавленные петли и крышка откинулась. Старой леди нечасто доводилось заглядывать в священный тайник, где хранились ее сокровища. На самом верху лежало несколько предметов былой роскоши: шелковый плащ, усеянный золотыми звездами, расшитый серебром чепец, кусок венецианского кружева. Ниже лежали завернутые в шелк реликвии; их старая леди вынимала особенно бережно: мужская охотничья перчатка, детский башмачок, бант из бледно-зеленой ленты, несколько писем, написанных грубым неровным почерком, и нерукотворный образ св. Фомы. С самого дна она извлекла еще три предмета, обернутых шелковой тканью, положила на стол. Это был грубый золотой браслет, усыпанный неограненными рубинами, золотой поднос и высокий, тоже золотой, кубок.

— Ты уже слышал от меня про эти вещи, Найджел, только никогда их не видел. Я не открывала сундук, чтобы в трудную минуту не впасть в искушение и не превратить все это в деньги. Я старалась не только не видеть, но и не думать о них. Но сейчас взывает честь дома, и мы должны с ними расстаться. Этот кубок мой муж, сэр Нэл Лоринг, выиграл во время осады Белграда. Он и его друзья от зари до зари бились на турнирах против цвета французского рыцарства. Поднос подарил ему лорд Пембрук на память о его храбрости в битве при Фолкерке* [Битва при Фолкерке — победа короля Эдуарда I (1274–1307) над шотландцами под предводительством Уильяма Уоллеса.].

— А браслет, дорогая госпожа?

— Обещай, что не станешь смеяться.

— Нет, конечно, с какой стати мне смеяться.

— Этот браслет был призом королевы красоты. Мне преподнес его сэр Нэл Лоринг перед лицом всех высокопоставленных дам Англии за месяц до нашей свадьбы. Подумай только, Найджел: я, вот такая согбенная старуха, была королевой красоты. Пять доблестных рыцарей пали от его копья, прежде чем он выиграл для меня эту безделицу. И вот, под самый конец жизни…

— Нет, нет, дорогая госпожа, эту вещь мы не отдадим.

— Отдадим. Он был бы этим доволен. Я слышу, что он шепчет мне на ухо. Честь была для него все, остальное — ничто. Возьми браслет, Найджел, пока я тверда сердцем. Завтра ты отправишься с ним в Гилдфорд, найдешь там золотых дел мастера Торолда и получишь довольно денег, чтобы заплатить за все, что нам нужно к приезду короля.

Она отвернулась, чтобы Найджел не увидел, как задрожало ее изрезанное морщинами лицо; стук захлопнувшейся железной крышки заглушил рыданье, вырвавшееся было из ее измученной груди.

Глава VII

Как Найджел поехал за покупками в Гилдфорд

Утром Найджел отправился выполнять возложенное на него поручение. Шел июнь месяц, стояла прекрасная погода. Найджел был молод, и на душе у него было легко и радостно, когда он ехал из Тилфорда в недальний городок Гилдфорд. Он сидел на своем огромном соловом боевом коне, а конь то играл под ним, то становился на дыбы, такой же горячий и веселый, как его хозяин. Вряд ли в то утро во всей Англии нашлась бы еще такая красивая, жизнерадостная пара. Сперва песчаная дорога вела через ельник, и мягкий ветерок обдавал их смолистым запахом хвои; потом пошли вересковые холмы, они тянулись далеко с юга на север, безлюдные, невозделанные: земли на склонах были почти бесплодны и сухи. Найджел миновал Круксберийские луга, потом пустошь близ Патнема, и, следуя по песчаной тропе, углубился в заросли папоротника и вереска — он хотел выбраться на дорогу паломников там, где она от Фарнема и Сила сворачивает на восток. Рукой Найджел то и дело проверял седельную сумку, куда, надежно ее перевязав, он уложил бесценные сокровища леди Эрментруды. Перед его глазами мерно покачивалась крепкая рыже-бурая шея коня, всем телом он ощущал плавное, свободное движение животного, слышал глухой стук его копыт и готов был петь и кричать просто от переполнявшей его радость жизни.

Позади Найджела, на маленьком гнедом пони, еще недавно его единственной верховой лошади, ехал Сэмкин Эйлвард, лучник, принявший на себя обязанности слуги и телохранителя. Его могучий торс с широченными плечами, казалось, вот-вот перевесит и опрокинет маленькую лошадку, но он спокойно трусил, насвистывая веселую песенку, и пребывал в таком же прекрасном расположении духа, что и его хозяин. Встречные мужчины приветливо кивали веселому лучнику, женщины улыбались; сам же он ехал, большей частью повернув голову через плечо и провожая взглядом каждую юбку. Один только человек ответил ему не слишком любезно. Это был высокий седой старик с красными щеками, которого они повстречали на болоте.

— Доброго утра, дорогой отец! — закричал при виде его Эйлвард. — Как там у вас в Круксбери? Как новая черная корова и овцы из Элтона? А молочница Мэри? И вообще, как дела?

— Не тебе спрашивать, бездельник, — ответил старик. — Ты разозлил уэверлийских монахов, у которых я арендую землю, и они хотят теперь выгнать меня с фермы. Правда, у меня есть еще три года сроку, и пусть они делают что угодно, только раньше я оттуда не уйду. Вот уж не думал, что когда-нибудь потеряю свой очаг из-за тебя, Сэмкин. И смотри, появись ты хоть раз в Круксбери, я выколочу пыль из твоей куртки здоровой орешиной, хоть ты вон какой вымахал.

— Тогда тебе придется заняться этим делом прямо завтра утром, добрый отец, — завтра я приеду к тебе. Только в Уэверли я не сделал ничего такого, чего не сделал бы ты сам. Посмотри мне в глаза, горячая ты голова, и скажи по совести: неужто ты стоял бы сложа руки и смотрел, как по приказу жирных монахов убивают последнего Лоринга? Вон он едет — голова гордо поднята, а душа витает в облаках. Если бы ты так поступил, я отказался бы от такого отца.

— Что ты, Сэмкин! Если все было, как ты говоришь, тогда ты и впрямь поступил как надо. Только ведь нелегко терять старую ферму, когда ты душой прирос к этой доброй, плодородной земле.

— Ну-ну, отец! Впереди еще три года, чего только не случится за это. время! Я вот пойду на войну, а когда взломаю во Франции пару сундуков, ты сможешь купить сколько угодно доброй плодородной земли и хорошо посмеяться над настоятелем Джоном и его стряпчим. Чем я хуже Тома Уитстефа из Чэрта? Когда, через полгода, он вернулся, карманы у него были набиты золотом, а на руках висело по французской девке.