Васка да Ковь (СИ) - Аноним Эйта

Гиллекен был одним из городов Священной Змеи, в нем был самый крупный храм Отца-Солнца, если, конечно, не считать столичного. Храм строили сорок лет, и со всех концов страны на стройку стекались искуснейшие мастеровые, талантливейшие художники, резчики, стеклодувы… Улицы вокруг Храма считались великолепным образчиком архитектуры позапрошлого века.

Дорога Священной Змеи, что пронизывала Гелликен с юга на север, разделяя на почти равные две части, использовалась не только путешественниками и паломниками, но и многими купцами, была удобна и безопасна.

Так что в Гиллекене (что значило «отражающий солнце» на языке жрецов) всегда была уйма проезжего люда. У южных ворот и северных вечно были огромные очереди желающих попасть в город, и Васка не зря предложил ехать через северо-восточные, про которые мало кто знал.

Если есть, кого разводить по гостиницам, то всегда найдется и кому разводить. Гильдия разводящих была в каждом мало-мальски пригодном для путешественников городе, так что в Гелликене ее просто не могло не быть.

Ковь наконец нашла знак гильдии: стилизованное изображение быка на вертеле. Спешилась, подошла к тому разводящему, что был ближе: высокому, крепко сбитому мужику лет сорока. Маленькие бегающие глазки чуть навыкате, пухлые губы, густющая борода, одежонка обтрепанная, латаная-перелатанная — все это доверия не вызывало, но какая разница?

Грабил бы, носил бы одежонку побогаче и стоял бы у южных ворот, где поток людей побольше. Разве уважающий себя городской грабитель будет выглядеть как оборванец? Он же не разбойник какой…

Ковь достала медную монетку.

— Мне и моему спутнику нужен постоялый двор. В пределах серебрушки в неделю.

— А где спутник? — Разводящий вытянул шею и заглянул Кови за плечо, как будто ожидал кого-то там рассмотреть.

— Пошел дела улаживать. — Сказала Ковь, в последний момент сдержав рвущееся «не твое дело», — Торговые.

К счастью, расспрашивать дальше разводящий не стал. Для себя к счастью, а вот Ковь почувствовала разочарование. Она бы с радостью ответила со всем пылом. После теплого расставания с Ваской ей очень хотелось чего-нибудь этакого… и бабах побольше.

— Кенсвен. — Представился разводящий, — Серебрушку на двоих? Что же, есть на примете одно хорошее, тихое местечко, кормят там вкусно, ручаюсь, да и храмовники в там нечасто бывают, вам, госпожа магичка, будет кстати.

— А что, лютуют? — Обеспокоенно спросила Ковь, — Указ же…

— Открыто-то нет, но вы в храмовом городе, на Дороге Священной Змеи. — Развел руками Кенсвен. — Сами понимаете…

Ковь кивнула.

— Да, спасибо. Было бы неплохо, если там и впрямь так хорошо. И… это… у спутника — призовой скакун, если конюшни плохи, он мне голову отвертит, а потом и за вами придет…

— Все по высшему разряду будет, за голову можете не беспокоиться, — неожиданно добродушно разулыбался Кенсвен.

Не соврал, хоть за неделю за две комнаты и вправду пришлось выложить ровно серебрушку, что было досадно, Ковь рассчитывала, что получится уложиться в меньшую сумму. Зато конюшня, вроде, была ничего, комнаты приличные, чистенькие, кровать не разваливалась, клопов не было, и кормили очень вкусно, Кенсвен знал, за что ручаться.

Счастливые морды чужих лошадей даже примирили ее с кислой мордой хозяйки. Та приняла деньги так, как будто те сейчас вывернутся из ее пальцев и сожрут ее душу: чуть ли не в платочек руку обернула.

Что же, ей с хозяйкой чаев не пить. Может, и поссориться с ней удастся, все развлечение. Не зря, ох, не зря она заплатила Кенсвену пять медяшек чаевых сверху.

Вообще-то за его услуги она могла и не платить, разводящих прикармливают хозяева, но так хоть какая-то есть гарантия, что высказанные пожелания учтут. Да и, несмотря на внешность, мужик оказался мировой. Сказал, если вдруг что не так, обращаться по такому-то адресу, и бумажку черкнул.

Помог обустроиться, занес вещи и распрощался.

Правда, ненадолго: когда Ковь после ужина спустилась поблагодарить повариху, она встретила его на кухне.

— Здрасте, госпожа магичка! Что, кушанья не понравились?

Ковь перевела взгляд с Кенсвена на зардевшуюся повариху. Некстати вспомнился Васка с его дурацкими шуточками. Запоздало поняла, на что он намекал. И дался ему этот Рык!

Вот уж кому нельзя было волноваться, так это поварихе: судя по животу, девятый месяц как нельзя. А она работает. Да и старовата она, чтобы рожать: на первый взгляд лет на пять постарше… мужа? Вот сейчас Ковь и проверит, мужа ли.

— Нет, что вы. Зашла поблагодарить за ужин. Очень вкусно: мы с другом по дорогам уже долго бродим, но такой стряпни не пробовали. — искренне улыбнулась она. — и вам спасибо, и правда — чудесное место.

— Что же вы хозяйку не благодарите? — Пискнула повариха.

— Так не она ж готовила! А что, помешала? — Ковь подмигнула поварихе, и та несмело улыбнулась в ответ.

— Нет-нет, этот обалдуй, мой муженек, уже уходит. Только…

— Мне хозяйка сразу не понравилась. — Правильно поняла намек Ковь, — Кухня ваша, а от пары горстей крупы никто еще не обеднел. А она на всех так косится? Как кобыла на змеюку, право слово.

— Высокородных любит. — Охотно отозвалась повариха. — Тех, кто попроще — не очень, но терпят, если платят в срок. Магиков выносит еще… А вот магичек… Штаны! — Передразнила она, — Непотребство! Муж у нее поумнее, так что лучше просто пореже с ней встречайтесь. Уж простите, что этот болван вас сюда привел…

— Да нет, вы чего, я все понимаю, не дура, чай. Место хорошее, в храмовом городе лучше и не найти для нашей сестры.

Ковь хотела было уже уходить, чтобы не мешать парочке и дальше мирно себе чаевничать, но Кенсвен встал первым. Чмокнул жену в щеку.

— Спасибо, Люта, я побежал. До свидания, госпожа магичка.

И ушел уже совсем.

Ковь не удержалась. Как только за Кенсвеном закрылась дверь, она спросила не без восхищения.

— и не страшно вам работать?

— Почему должно быть? — Проследила за взглядом Кови, погладила свой огромный живот, — нет, не страшно. Что на кухне может случиться? Да и лекарь у хозяйки прикормленный есть, самый что ни на есть настоящий, с лицензией. Стоит закричать — и ребенка примут, как у благородных принято. Лучше бы, конечно, дома, да повитуха, а не мужик, но тут уж как получится…

— А…

— Знаю, знаю, поздновато. Но так Гарра лет не считает, когда дары раздает. А вы… правда магичка, да? — С каким-то детским любопытством спросила Люта.

— Ковь. Меня так зовут, Ковь. Самая что ни на есть! — и зажгла на ладони крохотный огнешар.

Люта восхищенно охнула.

— А еще чего можете? Про магичек самые разные слухи ходят!

Кови почему-то вспомнилась Кирочка с ее делано-детским восхищением. Она мигом отогнала дурные ассоциации, откуда вообще у нее эта паранойя? От Васки заразилась?

Милая тетечка. Хоть и пожилая, но видно, что душой молода. Дети ее, наверное, очень любят. Так и пышет жизнью и здоровьем. Этакая пышечка-хохотушка: полные руки с ловкими пальцами, ямочки на локтях, низенькая, чуть тронутые сединой у корней волосы убраны под чепец, как и положено добропорядочной матроне. Голубые глаза в сеточке тонких морщинок, широкий улыбчивый рот, нос пуговкой.

— Ну, не так много. — Скромно ответила она. — Со своей родной стихией… Огонь у меня. С нечистью там договориться — если у вас домовой лютует, скажите, я поправлю… Будет ласковый и смирный, первый помощник. Будет дочка, я попрошу, чтобы он ее покачал в колыбельке, домовые — народ привязчивый. Научит своим штучкам. Хорошей хозяюшкой вырастет, болеть не будет. Хотите?

— Не задаром, конечно?

— Ну так каждый кормится, чем умеет. Магия — моя работа. — Ковь развела руками.

— Ничего-ничего, оно и понятно. А еще чего можешь? — Показалось, или тон у Люты сал значительно суше?

Может, не стоило упоминать нечисть? Есть и такие темные люди, что домовых боятся, город-то храмовый, да не просто храмовый, тут главные — солнцепоклонники…

Ох, когда же она начнет думать прежде, чем говорить?

— Ну… в Академии нас всему понемножку учили. Даже целительству. Вывих там вправить, перевязку сделать… — Тут Ковь снова посмотрела на живот Люты и решила упомянуть то, чем больше всего гордилась, — Роды принимать могу. Вот.

— Да, нелегко, наверное, там учиться. — Протянула Люта. — Хочешь плюшку? Не беспокойся, раз за комнату платила, то и за плюшку платила, мне не в убыток.

— Правда? — Разулыбалась Ковь. — Спасибо.

Возвращалась она с кухни в самом что ни на есть радужном настроении. Даже с хозяйкой ругаться расхотелось. Плюшка-то была вкуснейшая, свежая, с изюмом. Да и непринужденный треп с Лютой доставил искренне удовольствие, давненько Ковь так не отдыхала, расстались они чуть ли не подругами.

Ковь заглянула в Васкину комнату, рассказать, что да как — пусто. Не приехал еще.