Право сильного - Василий Горъ

— Прошу прощения, эрдэгэ! Я принес новости, касающиеся Элиреи!

Не воспользоваться возможностью порадоваться виду начальства, стоящего на коленях, Подкова не мог. Не поиздеваться — тоже. Поэтому прежде, чем среагировать на сообщение, жестом подозвал к себе дю Клайд и взглядом указал ей на юрту:

— Иди. Воду сейчас принесут. Приведешь себя в порядок, перестелешь ложе и будешь ждать моего возвращения…

— Как прикажешь, господин… — покорно отозвалась девушка и, покачивая бедрами чуть сильнее, чем обычно, двинулась ко входу.

'Решилась…' — мысленно отметил эрдэгэ, а затем повернулся к ближайшему телохранителю и приказал привести коней…

…Всю дорогу от стойбища и до опушки ближайшего леса сотник гневно кусал губы и тискал рукоять своего меча, а когда Гогнар остановил коня, вполголоса зарычал:

— Ты что себе позволяешь, падаль?! Я стоял на коленях, а ты ТЯНУЛ ВРЕ-…

— Я спасал вам жизнь, ваша милость: за попытку возжелать женщину эрдэгэ положено закатывать в ковер, а затем соединять пятки с затылком…

— Во-первых, никого я не желал, а во-вторых, твоя женщина шла по стойбищу голой!!!

— Вы — лайши, а вокруг было достаточно свидетелей. И если бы вы не упали на колени, то новости касательно Элиреи мне бы принес кто-нибудь другой… — предельно спокойно сообщил Гогнар. — Что касается внешнего вида графини Шании дю Клайд — у меня не было возможности ее одеть, так как я получил ее в подарок сразу после того, как она станцевала танец Низменной Страсти Алван-берзу и его тысячникам…

— А что, в юрту к Алвану она пришла тоже голой? — язвительно поинтересовался шевалье Хармс.

— Нет, одетой. Но даже я, эрдэгэ, не имею права игнорировать традиции ерзидов. А они, ваша милость, требуют сначала показать дар вождя вождей всем, кто хочет на него посмотреть, а потом воспользоваться им по назначению…

— То есть, ты…

— Да, ваша милость… — пряча ехидную улыбку, кивнул Подкова. — Если я не возьму ее сегодня же ночью, то Алван-берз сочтет это оскорблением и закатает в ковер меня!

— Тяжелая у тебя служба, я посмотрю… — фыркнул сотник. Потом вспомнил о полученном приказе и посерьезнел: — Значит, так: планы его величества Коэлина Рендарра поменялись. Поэтому тебе приказано в кратчайшие сроки заставить ерзидов вернуться в свои стойбища. И не просто вернуться: ты должен ликвидировать Алван-берза, затем стравить между собой ерзидские рода и сделать все, чтобы к следующей весне Степь заполыхала…

— То есть, я должен ее поджечь? — пошутил Гогнар.

— Устроить междоусобицу, придурок! — взбеленился шевалье Хармс, затем вспомнил, что ерзидское стойбище сравнительно недалеко и заставил себя понизить голос: — Задача понятна или объяснить подробнее?

Задача была понятна. Более чем. Поэтому Подкова пожал плечами и криво усмехнулся:

— Куда уж понятнее… Сделаю…

— Вот и замечательно… Тогда увидимся эдак через неделю…

— Не спешите, ваша милость! — воскликнул Гогнар, увидев, что сотник разворачивает коня и собирается уезжать. — А что там с моим вознаграждением?

По губам шевалье Хармса скользнула злая улыбка:

— Об этом мы с тобой поговорим в Свейрене…

— Вы со мной?! — нахмурился Подкова. — А какое ВЫ имеете отношение к деньгам, обещанным мне королем Иарусом?!

— Самое прямое: я — твой непосредственный начальник. Поэтому Я решаю, как и кого награждать…

— Да, но…

— Если ты думаешь, что я прощу тебе сегодняшнее оскорбление, то очень сильно ошибаешься!

— Какое оскорбление, ваша милость, я спаса-…

— Я тоже спасу твою жизнь! — осклабился сотник. — Удара, эдак, после пятидесятого… Если, конечно, решу, что твои мольбы о прощении звучат достаточно искреннее и… громко…

…Спешившись около своей юрты и бросив поводья подскочившему воину, Гогнар сказал телохранителям, что его желательно не беспокоить, отодвинул в сторону шкуру, закрывающую вход, и, перешагнув через порог, в сердцах швырнул на ложе сорванные с себя пояс и ножны с мечом.

Под шкурами ойкнуло, затем их краешек пополз вниз и открыл взглядам Подковы испуганное личико леди Шании:

— Мой господин, тебя кто-то расстроил?

С хрустом сжав кулаки, он сделал еще один шаг вперед, затем заметил, что на айнуре стоит кувшин с вином и пара тарелок с едой, а в юрте стало значительно уютнее, и молча кивнул.

Девушка не стала выяснять, кто и чем, а выскользнула из-под шкур и, подхватив с айнура золотую чашу, наполнила ее вином.

— Белогорское… И козий сыр… — протягивая чашу и тарелку с аккуратно нарезанными ломтиками, сказала она. — Все, как вы любите…

'Откуда она знает, что я люблю?' — подумал Гогнар, затем сообразил, что все это она могла узнать у Кьяры и, упав на шкуры, уперся носком левого сапога в пятку правого.

Носок соскользнул. А через мгновение сапог, стянутый двумя не особо сильными девичьими ручками, оказался на полу, затем рядом с ним возник второй, а леди Шания, робко улыбнувшись, тихонечко поинтересовалась:

— Не будет ли угодно моему господину, чтобы я размяла его плечи?

Господин подумал и решил, что ему угодно. Поэтому позволил себя раздеть, уложить лицом вниз и, повернув голову направо, сделал вид, что прикрыл глаза.

Тянуться к ножу, лежащему на айнуре, девушка не стала — подползла к нему поближе и, оказавшись сбоку, осторожно сжала тоненькими пальчиками его плечи…

…Делать массаж девушку не учили. Однако отсутствие знаний и навыков она возмещала старательностью и чуткостью: почувствовав, что прикосновения к затылку и шее доставляют Гогнару удовольствие, минут пятнадцать экспериментировала с силой надавливаний и поглаживаний, пока не пришла к варианту, который ему нравился больше всего. Поняв, что прикосновения к давно зажившей ране на левом плече ему неприятны, разминала все, кроме этого места. А случайно прикоснувшись голым бедром к его боку и как-то догадавшись, что он прислушался к своим ощущениям, попробовала добавить к ним новые грани: сначала осторожно прижалась к его боку бедром, потом коснулась грудью спины, а когда уверилась, что эти вольности принимаются благосклонно, перебросила ногу через поясницу Подковы и села на него сверху.

Жар девичьих бедер и лона мигом вышиб из головы Гогнара все мысли до единой и пробудил в нем зверя: вывернувшись из-под Шании, он вбил ее податливое тело в шкуры, развел в стороны колени и, нависнув над ней, вдруг почувствовал, что она подается навстречу!

Замер. Недоверчиво оглядел обе ладошки, в ожидании вспышки боли вцепившиеся в шкуры, затем покосился на нож, все еще лежащий на айнуре и криво усмехнулся: