Земля и небо. Записки авиаконструктора - Е. Адлер

луй, пора съездить в Москву. На наши с тобой письма – ни ответа, ни привета.

– Валяй. А я останусь здесь. Ребята носятся с предложением вооружать УТ-2, но мне что-то это не импонирует: УТ-2 против «Мессершмитта» – нет, это несерьезно, – заявил я Синицыну.

– Говоришь, несерьезно? А ведь есть предложения вооружить даже У-2.

– Вольному воля, а по мне – бороться с фашистами нужно равноценным оружием или превосходящим. Я бы сейчас много отдал, лишь бы вернуться обратно в ОКБ Яковлева строить новые истребители. Кстати, ты в курсе: Як-1 успешно прошел испытания и запущен в Саратове.

– Да, знаю. А чем дело кончилось с ББ-22? – спросил Синицын.

– Его все-таки довели на восемьдесят первом заводе и переименовали в Як-4. Там не то, что на заводе на № 1: труба пониже, и дым пожиже, строят понемногу. Для ОКБ, да и для страны этот самолет стал чем-то вроде катализатора: ОКБ увереннее взялось за Як-7, ведь двигатели-то одинаковые, а силовая установка, считай, пол самолета; страна тоже выиграла – Пе-2 скорее испытали и запустили, как бы подтолкнули.

– На счет Пе-2 не думаю. Петлякова подталкивать не нужно, ему и так сидеть надоело, – возразил мне Синицын.

– Не его, а военных. Поменьше стали придираться, поскорее решать вопросы.

– Возможно. А что передать АэСу?

– Привет. И спроси, чем тут теперь нужно заниматься?

Вскоре Синицын уехал в Москву, а в Ленинграде сильнее стала

чувствоваться война. С кирками и лопатами собирались жители города у вокзалов и ехали в пригороды – рыть противотанковые рвы и окопы.

На имя главного конструктора пришла бумага – выделить десять человек в народное ополчение. Ретивого начальника планового отдела, который предлагал увеличить почти в два раза план, направили комиссаром в батальон народного ополчения, сформированный на заводе. Пока я говорил с каждым кандидатом с глазу на глаз, в моей душе росло чувство стыда, почему кто-то должен идти на войну, а не я, молодой, здоровый? Твердо решил: занимаюсь вербовкой в первый и последний раз. В следующий набор запишусь первым.

С 23-го завода дошли до нас подробности «подвигов» Скарандае- ва на посту директора. Совещания он проводил в таком стиле:

– главному инженеру – обеспечь тылы;

– диспетчеру – веди оперативный контроль;

– начальнику производства – каждый час докладывать обстановку,…и все в таком же духе, а дела – ни с места.

Позвонил ему как-то Г.М.Маленков:

– Когда начнете давать самолеты?

– Если почесать за левым ухом…- начал было Скарандаев

– Ну, чешите, чешите…, – прервал его Маленков, и на другой же день появился приказ об освобождении Скарандаева от должности.

Пока суд да дело, вернулся Синицын с устным распоряжением АэСа – живым или мертвым доставить Адлера в Москву.

– А как же быть с КБ?

– Вопросы будешь задавать в Москве сам.

Указание получено, надо выполнять. Ткнулись на вокзал – кассы закрыты, билеты в Москву не продают. Сообразили: на территории завода стоит эшелон с учебными самолетами УТ-2, ждет локомотива. Разузнали, что в середине состава есть теплушка с четырьмя сопровождающими, маршрут – в Алма-Ату через Москву, отправление завтра. Договорились с военпредством завода. Наутро являемся с чемоданами, устраиваемся в теплушке, даже сгоняли сопровождающих за водкой, и вдруг появляются у вагона наши конструкторы. Саша хладнокровен, ему все это, как с гуся вода, а я готов сквозь землю провалиться. Стыдно.

Синицын не сморгнув глазом четко говорит, что, мол, нас вызывает к себе замнаркома для доклада и для получения задания КБ по работе в военной обстановке. Я тоже лепечу что-то невнятное и пытаюсь отвечать на вопросы. Не знаю, долго ли я смог бы выдержать эту пытку, но к обеду звякнули буферы, эшелон тронулся и, набирая скорость, покинул территорию завода.

Дорогой Синицын рассказал о злоключениях Олега Антонова в Литве. Живя в гостинице в центре Каунаса, он проснулся 22 июня на рассвете от выстрелов в городе. Наскоро одевшись, добрался до авиазавода, а там суматоха.

– Хотите выбраться, садитесь на пожарную машину, – сказали ему в дирекции, – она последняя, сейчас отправляется в Москву.

В одном пиджачке, без чемодана Олег, сидя боком на деревянном сидении, проезжает мимо ателье, где он оставил накануне свое новое пальто для мелкой доработки. Попросив шофера на минутку остановиться, он зашел в ателье взять в дорогу хотя бы пальто, коль остался без чемодана. Хозяин, еще вчера лебезивший перед ним, встретил его хмуро. Встав в угрожающую позу и опершись руками о прилавок, он зло уставился на Олега своими водянистыми глазами.

– Пальто, говоришь? А не хочешь ли поболтаться на этом крюке, на который я тебя сейчас вздерну?

Задом, задом Олег отступил к двери, да так и уехал. В пути трижды пришлось поваляться в канавах, когда над дорогой низко пролетали «Мессершмитты», строча из пулеметов.

По словам Антонова, немцы так быстро оказались под Каунасом благодаря военной хитрости: они использовали обычную железнодорожную практику по замене колесных пар узкой европейской колеи на широкую российскую. Как будто для этой цели они переправили через границу несколько запломбированных составов с товарными вагонами, в которых было полно солдат. Когда же наступил условный час, двери вагонов распахнулись, из этих современных «Троянских коней» высадились войска и беспрепятственно двинулись на Каунас.

Так, коротая время в разговорах, всего через 18 часов мы прибыли в Москву. Она показалась мне похожей на развороченный муравейник: многолюдно, суетно, бестолково, в магазинах – очереди.

В ОКБ как-то неуютно. Людей мало. Оказалось, что часть людей эвакуирована в Саратов.

В цехе сталкиваюсь с АэСом. Он осунулся, но энергичен.

– Вы здесь как раз вовремя, – сказал он, не подавая руки. – Займитесь Як-7 с «восемьдесят вторым» мотором. Шехтер введет в курс дела, потом поговорим, – и пошел, не оборачиваясь.

Истребители

В один миг из главного конструктора я опять превратился в ведущего конструктора. Это превращение меня удовлетворяло как нельзя лучше, только не давала покоя мысль, как там «мое» КБ в Ленинграде? Когда же до меня дошло, что завод № 47 в полном составе эвакуирован в Чкалов (Оренбург), это перестало меня беспокоить.

Первым делом я побывал у Шехтера. Мы с ним посмотрели его проработку и быстро нашли общий язык. Затем с Ястребовым подобрали из имеющихся на аэродроме самолетов новенький экземпляр Як-7, который был разобран и перевезен на завод. Новый мотор М-82, двухрядный звездообразный воздушного охлаждения, обещал развить 1650 л.с. и придать самолету скорость порядка 700 км/ч.

Оставшихся конструкторов оказалось достаточно, чтобы обеспечить чертежами начало работы. Несмотря на начавшиеся 22 июля бомбежки Москвы, работа быстро развернулась. Видимо, сами немцы наглядно показывали, зачем нам надо поторапливаться с новым самолетом.

Когда, бывало, выдавался во время очередного воздушного налета более-менее свободный вечерок, я приставал к Ястребову с расспросами о том, что делалось здесь в мое отсутствие. Его не так-то легко было раскачать, но, сбегав за бутылочкой, мне удавалось развязать ему язык.

– Ты спрашиваешь, как протолкнули в серию Як-1? Дело было так: меня назначили ведущим конструктором по совместительству, не освобождая от должности главного инженера. Это и к лучшему: надо мной на заводе остался один АэС. Он был сам не свой, нервничал, и не мудрено. Кроме нас, мертвой хваткой вцепилось в эту тему с десяток конструкторов. Из ближайших конкурентов Яковлев больше всего опасался Лавочкина, Микояна с Гуревичем и Поликарпова.

На нашем самолете И-26 (Як-1) впервые летал Юлиан Пионтковский 13 января 1940 года, еще при тебе, но ты был уже одной ногой в Питере и об этом тогда мог и не знать. Параллельно был заложен дублер Як-1, в который по горячим следам первенца вносились всевозможные коррективы. Несмотря на это, самолет строился значительно быстрее первого и уже 17 апреля 1940 года сделал первый полет.

Яковлев очень торопился со своими истребителями, зная, что в конце марта и в начале апреля также начали летные испытания самолеты ЛаГГ-1 и МиГ-1. Еще до того, как был построен дублер, АэС пригласил второго летчика-испытателя Сергея Корзинщикова, предвидя возможность задержки летных испытаний при одном летчике. Это вызвало сильное недовольство Пионтковского. Пытаясь смягчить ситуацию, Яковлев назначил Юлиана Ивановича шеф-пилотом завода, а также предложил ему заранее выбрать, на каком из двух экземпляров тот хочет летать. Юлиан выбрал первый, не подумав, что второй окажется более доведенным. Пока Пионтковский тщательно и методично отрабатывал полет за полетом винтомоторную группу, Корзинщиков после нескольких ознакомительных полетов стал снимать летные характеристики, включая скорости по высотам, и даже приступил к выполнению фигур высшего пилотажа.