Капитан - Михаил Кизилов

Однажды очередной «Орион» не отвернул, как обычно, а пролетел прямо над нами.

У командира пилотка с козырьком на затылок прыгнула. Глаза черные, лицо жесткое, злое. Все, кто стоял на мостике, услышали его надтреснутое:

— Ну-у, супостат, живи до завтра.

На следующее утро, после первого доклада радиометриста о появившемся «Орионе», колокола «громкого боя» подбросили сотни людей, добавили к форме «трусы-пилотка» противогазы и каски, в секунды бросили их в башни орудий, снарядные погреба, в аварийные партии…

В динамике раздался асеевский тенорок:

— Товарищ командир, а если он опять прямо над нами пролетит, может, не условно? Раз — и отлетался супостат!

— Думаю, отвернет.

— Понял, — браво откликнулся динамик, потом уже спокойно продолжил: — Я б его, супостата, прямо над мачтами… Аккуратненько! И полетели бы за кормой клочки по рыбьим закоулочкам!

Командир схватился было за микрофон, но сообразил, что Асеев, играя в рассеянность, специально не отключился от ГПК. Соловьев бросил быстрый взгляд на адмирала. Тот был непроницаем.

И вот «Орион» все ближе и ближе.

Ну иди, голубь, иди сюда, посмотрим на тебя.

Идет как по ниточке, прямо на нас…

Прямо на нас! Даже у меня ладони зачесались, а каково ребятам на пушках?! Вот уже видны в бинокль цифры и буквы на плоскостях, бортовой номер 156076. Вчерашний «орел».

— До цели шесть кабельтовых, пять кабельтовых, четыре, три кабельтовых, — голос метриста звенит. — Цель отворачивает от курса, — но это уже видно и без доклада.

Летчик не выдержал игры: за четыреста метров отвернул. Прошел слева по борту, на высоте ста метров. Один из пилотов помахивал рукой.

Ему никто не ответил.

Для всех он был уже просто неинтересен.

Наши хоккеисты — чемпионы мира, а мы здесь не знаем даже состава команды. Не до этого. Потому что, когда об этом говорили в эфире, и позже, когда станции уже не брали «Маяк» и замполит читал вслух телеграммы последних известий, про хоккей сразу забывали. Память автоматически отбрасывала второстепенное, мелкое, сосредоточивая на главном, на основном. А основное — резко обострилась международная обстановка, может разразиться новый очаг войны на земном шаре.

И все по местам, все по боевым постам. В такие периоды моряки становятся классными специалистами не за месяцы и годы, но за дни и недели. Когда все успокоилось, когда разрядилась обстановка, вспомнили и про хоккей, и про другие радости. А до этого затаив дыхание слушали сводки международных событий.

Южные моря. Благодать. Тепло, но не жарко. Легкий ветерок, глубокое голубое небо, яркое солнце и безбрежность воды. На мостике командир спросил:

— Сергеев, тебе на вахте не приходилось проявлять Южный Крест?

— Какой там — на вахте, вообще не приходилось.

— Ну что ж, сегодня проявишь.

За время подготовки похода, выхода и плавания я кое-что увидел, многое из того, что раньше считал экзотикой, стало привычным, научился почти не удивляться. Но от этих слов — «Южный Крест» — что-то защекотало в груди. Да, действительно, сегодня его можно будет увидеть. Об этом говорит карта звездного неба и штурманский прогноз. Но чтобы так повезло — на моей вахте — не ожидал!

Солнце садится очень быстро, как обычно в тропиках, но хочется, чтобы скрылось оно еще быстрее. Спокойное море, голубизна, переходящая в лазурь водную, а потом и в небесную. Большое, круглое, красное солнце. Но вот край его задел за горизонт и начал заметно исчезать. Сначала зарозовели близкие к нам облака. Постепенно розовое перешло в малиновое, потом в бордовое. Редкие облака кажутся кровавыми, но все это длится минуты. Начинает незаметно темнеть, потом быстрее и быстрее, и вот уже только край неба все еще играет сложной гаммой красноватых оттенков. И наступает ночь. Зрелище весьма впечатляющее, хотя уже и не раз наблюдавшееся. И… забыл про Крест. Вздрогнул от командирского:

— Смотри, Александр Егорович!

Действительно, он именно проявился, как на фотобумаге. Сначала звезды были едва заметны, затем проступали все яснее и яснее — и вот запылали во всем своем великолепии.

Южный Крест…

По его длинной перекладине лучшие сыны Земли сверяли курс к Южному полюсу. Казалось, что он начинается там, на полюсе холода, там его основание, там его корни. Оттуда он забрал все тепло, чтобы здесь полыхать ярко, звать людей туда, к своим истокам.

Я стоял на крыле мостика, не в силах оторвать взгляд от неба, и вдруг понял, что медленно раскачиваюсь в такт доселе незнакомой мелодии — вкрадчивой и очень сладкой. Невидимый оркестр звездного неба, входил в душу, куда-то звал, и главную партию в этом оркестре вело созвездие Южного Креста, Танцевать бы под эту медленную, сладостную мелодию с Аленой, всю жизнь бы танцевать, но она ее не слышит и никогда не увидит Южного Креста.

Южный Крест! Еще одна ступень в морском опыте, когда количество переходит в качество.

Красивы приветствия встречных судов. Торжеством и мелодией наполняется голос вахтенного офицера:

— Отсалютовать судну с левого борта.

По этой команде сигнальщик в ответ на приветствие пассажирского лайнера приспускает на треть корабельный флаг и опять поднимает на прежнее место. Вахтенный любой страны считает за честь выполнение этого святого для моряков обычая. Первыми салютуют военному кораблю «торгаши» и «пассажиры».

Флаг приспустил французский танкер. В такие минуты еще и еще раз испытываешь гордость за принадлежность к флоту его величества рабочего класса.

Получаем продовольствие с маленького транспортного рефрижератора. Поскольку корабли разновелики, то несколько метров при развороте стрелы поддон с продуктами проплывает над водой. Все шло нормально, на кране опытный моторист. И вдруг по закону подлости, когда поддон с последними шестью ящиками сливочного масла повис над зеленоватой водой, лопнул один из тросов. С шумным плеском ящики упали в волны. Все замерли. Повисла тишина, в которой прогремел старпомовский бас:

— Сергеев и Бобровский на ГКП!

Пока бежали на мостик, Петя выдыхал:

— Товарищ лейтенант. Можно все достать.

Я ничего не отвечал, просто не успел ничего осмыслить. Для меня пока было ясно одно: спускать катер и ловить ящики. Потеряем всего несколько килограммов: обрежем верхний слой, остальное масло не испортится.

— Ваши предложения, мореманы? — старпом смотрел строго.

— Спустить катер, выловить ящики! — выпалил я скороговоркой.

Он кивнул и взялся на микрофон:

— Катер к спуску! Старшим — капитан-лейтенант Вересов.

Выход Вересова на катере — это всегда красиво. Моряк милостью божьей. На зыби катер раскачивается, как хороший маятник, но Игорь стоит легко и небрежно, и кажется, нет такой силы, чтобы смогла его пошатнуть. И он еще при этом задиристым мальчишеским голоском команды выдает. Всегда в сложных и неясных ситуациях Игорь Вересов идет на катере. Вот и сейчас, несмотря на солнечную погоду, разыгралась сильная зыбь, на которой катер то поднимается на уровень лееров, то проваливается ниже ватерлинии. Но Игорю хоть бы что — только чуть расставил ноги.

Пока Вересов с матросами вылавливали масло, мичман Бобровский, используя паузу, озабоченно инструктировал своих подчиненных:

— Сейчас будем грузить мясо. Напоминаю: получаем продукты в море. Особое внимание обращать на то, как взвешивать! Смекаете?!

Старший матрос Карышев и матрос Слепцов — крепыш из Якутска, коммунист, человек кристально честный — с недоумением взирали на своего шефа.

— Эх вы! А еще по десять классов закончили! У меня хоть семь с прицепом, но смекаю! Со-обра-жать надо! Поясняю. — Мичман, прохаживаясь по кормовой надстройке, где проходило экстренное заседание продовольственников, выводил железную цепь доводов: — Весы где будут стоять? — И сам себе ответил: — Правильно! На верхней палубе рефрижератора. Палуба — это горизонтальная часть корабля, а корабль в море, а на море зыбь. Корабль то вниз, то вверх… И тут, — голос его зазвенел от радости и напряжения, — мы можем дать маху. Можно взвесить груз, когда корабль идет на волне вверх, тогда не досчитаешься нескольких килограммов, на волне вниз — наоборот — выигрыш! Сечете?

Карышев и Слепцов смотрели на Бобровского как зачарованные.

Петя, войдя в раж, давал указания:

— Карышев, со мной на рефрижератор! Слепцов, будешь принимать на нашей палубе. Карышеву за качкой и весами следить лично, — впрочем, нет, за этим буду следить я — мичман Бобровский. Ты, Карышев, смотри, чтобы все взвешенное попало на поддон и было хорошо уложено. Говяжьими полутушами только тебе и ворочать. Следи, чтобы уложены были как надо, да на моториста на кране покрикивай, чтобы история с маслом не повторилась. Поняли? Главное для нас — волна! Вот какая такая наука физика получается.