Ураган по имени «Чингисхан» - Сергей Самаров

Потеряв больше получаса на ремонт, поехали дальше.

Чингис опять торопился и, как оказалось, не напрасно, словно чувствовал что-то. Свернули с дороги и свободно проехали прямо через холмы, лавируя между мелких скал. Нужное место Чингис сразу нашел. Но, к его удивлению, чуть дальше середины расщелины произошел обвал внешне вроде бы очень крепкой скалы, и расщелину просто перекрыло камнями. Причем половина скалы обрушилась, а вторая половина еще стояла, но готова была вот-вот тоже обрушиться. Если удар урагана придется в такое ослабленное место, то проход может быть снова завален, причем основательно. Машину ставить под возможным обвалом опасно, ее может вместе с людьми завалить. А люди без машины не нужны были Чингису, по крайней мере, в этой операции, полностью рассчитанной на мобильность при передвижении. Что послужило причиной первоначального обвала, Чингис и предположить не мог. Впрочем, он увидел рядом с проходом следы грузовой машины, а в самом начале расщелины останки небольшого костра. Там же были неглубоко вкопаны в землю консервные банки. Чингис внимательно осмотрел их, одна была из-под свиной тушенки. Значит, здесь хозяйничали явно не мусульмане, которые свиную тушенку есть побрезгуют. Но банку из-под армейской тушенки Чингис тоже знал. Эта была неармейская. Значит, кто-то гражданский здесь ночевал? Хотя и это тоже не факт. Гражданские, как правило, не закапывают следы своего пребывания и вообще не убирают за собой мусор. Впрочем, солдаты закопали бы и следы костра. Да и тушенку в армию по нынешним временам могут поставлять, возможно, любого образца, какой сумеют купить. Даже с просроченным сроком использования, лишь бы подешевле.

Чингис так и не пришел к конкретному выводу и не уяснил себе, кто побывал на его заветном месте и что стало причиной обвала. Но другие скалы, под которые было возможным поставить хотя бы три машины, Чингис осмотрел лично, даже по трещинам сумел на пару метров подняться, чтобы убедиться в крепости отвесных стен. Там машинам стоять было безопасно, и люди могли укрыться. Машины сразу по приказанию амира загнали в укрытие.

Но еще две машины оставались за расщелиной. Чингис был не из тех людей, кто разводит руками и говорит об обстоятельствах. Кто не хочет дело делать, тот ищет любую причину его не делать, а кто хочет, тот ищет способ довести его до конца несмотря на все преграды. Чингис был из категории вторых, поэтому сразу сообразил, что следует предпринять. Буквально в двадцати метрах он нашел еще одну расщелину, похожую на первую, только более короткую. Там бы две машины легко поместились вместе с людьми. Но вход в эту расщелину был завален когда-то рухнувшей оконечностью скалы.

Если проезд и проход завалены, значит, завал можно разобрать, решил Чингис. Но своротить целую скалу невозможно без специальных строительных механизмов или без взрывчатки. А просто разобрать завал, камень за камнем, всегда можно. Тем более, все понимали, что приближающийся «Чингисхан» являет собой мощное всесокрушающее оружие, против которого человеку не устоять. Само небо пугало людей, таких мелких и ничтожных пред его волей. Осознание этого, конечно, не могло не добавить силы и выносливости рукам. Кто хочет жить, тот будет работать, не ведая усталости. Чингис приказал приступить к работе. И люди его работали так, как, наверное, даже рабы в Древнем Риме под кнутом надсмотрщика никогда не трудились. Правда, на этой работе были заняты только люди звена Джумали. Все десять человек, включая гранатометчика Махди, которого иногда от особо тяжелых работ по приказу Чингиса освобождали, чтобы руки перед выстрелом не дрожали. Только имея твердую и крепкую руку, гранатометчик сумеет правильно навести прицел своей тубы. Но Махди никоим образом от дела не отлынивал. Он был самым молодым в отряде и просто хотел жить. Это со временем он многое поймет и перестанет цепляться за жизнь. Как, например, сам Чингис. Он всем и всегда говорил с легкой усмешкой, что для него собственная жизнь стоит не больше, чем жизнь человека, которого он добивает выстрелом в лоб. И его люди ему верили, и многие даже старались подражать Чингису в этом, как подражали во многом другом, начиная с безжалостности и жестокости и кончая поминутным расчетом времени при любых планируемых боевых действиях и тщательной отработки каждой, даже малозначительной мелочи…

Группа Джумали продолжала разбирать завал. Люди с трех других машин выполняли рядом с входом в свою расщелину прямо противоположную операцию. Они заваливали проход, чтобы у ветра, который может между скал устремиться, было как можно меньше простора. Причем камни для верхнего уровня выбирали покрупнее, о чем Чингис заранее предупредил всех несообразительных. Мелкие камни можно было оставить внизу, пусть прикрывают основание насыпи. А наверх следовало только такие поднимать, которые никакой ветер не свалит. Этим ветром Чингис пугал людей постоянно и многократно. И даже, как казалось, испытывал некую гордость от урагана, чье имя так схоже с его именем. Может быть, это выглядело слегка забавным, но Чингис был не из тех людей, что позволяют кому-то над собой смеяться. Это все хорошо знали, и желающих изобразить улыбку в ответ на слова амира не находилось. Тем более что подчиненные Чингиса уважали. Может быть, не как человека, но как волки уважают вожака стаи, сильного и сурового, но самого опытного, который и к добыче стаю приведет, и не позволит кому-то считать свою стаю собственной добычей. И вообще Чингис всегда считался удачливым полевым командиром. Умение анализировать и просчитывать все ходы позволяло ему уходить без потерь там, где другие сложили бы головы.

— Исалутдин, — позвал амир одного из своих бойцов, человека с изрезанным морщинами лицом, но с ясным молодым взглядом. — Подойди-ка…

Исалутдин тут же бросил камень, который взгромоздил себе на плечо, и, косолапя, подбежал к амиру. Он с детства был охотником, вырос среди охотников, и Чингис всегда полагался на его слух и глаз, которые отличались завидной остротой. Если нужно было что-то услышать или увидеть, недоступное другим, он всегда обращался к Исалутдину. Если нужно было кого-то незаметно выследить, лучшего кандидата на должность следопыта найти невозможно. И потому Исалутдин был у Чингиса на особом счету, сам чувствовал это и слегка гордился своим положением.

— Послушай. Может, мне показалось, но ты сам послушай. Где-то двигатель машины урчит. Постукивает, как дизель. То с одной стороны, то с другой доносится. Не пойму… — Чингис смотрел хмуро. Если что-то не заладилось в начале или в середине дела, жди, что не заладится и в дальнейшем. И потому беспокоился.

Исалутдин снял вязаную шапочку, натянутую до самых глаз, повернул голову в одном направлении, в другом, несколько секунд размышлял, потом ответил:

— Ветер, амир, мешает. Звук дизеля слышу. Вы правильно определили. Это дизель рокочет. Бензиновый двигатель не так шумит. Мне кажется, машина по дороге едет. Грузовик. И едет медленно. Но ветер сильный, звуки среди скал перемешивает. Я не могу сказать точно, где машина. Не могу даже сказать, в какую сторону идет, к мосту или от моста.

— Может, это БТР или БМП? — спросил Чингис.

— Нет, амир. Этот дизель слабее. Скорее, грузовик едет, и не самый мощный. А у БМП гусеницы сильнее дизеля лязгают. Стоп!.. — Исалутдин вдруг резко повернул голову в другую сторону, но в это время часть камней с кучи, которую разбирали, посыпалась и помешала расслышать звуки.

— Что? — переспросил Чингис.

— Мне показалось, что с другой стороны звук идет, от холмов. Но там дороги нет. Наверное, ветер куролесит, как шальная баба. При таком ветре трудно что-то понять. Он быстрый… И по кругу, кажется, гуляет. Вместе с тучами. — Исалутдин поднял голову и посмотрел на небо. Оценил взглядом образовавшуюся в небе воронку и, не удержавшись, подольстил амиру: — Силен «Чингисхан». Я в своей жизни такого еще не видел. Конец света наступает, не иначе, если уж такие ураганы стали до наших краев добираться.

Чингис был не чужд религии, хорошо знал Коран, поэтому ответил:

— Не говори глупостей. Сначала должен прийти одноглазый Даджаль, который будет править людьми три с половиной года, и только потом, держась за крылья ангелов, с неба спустится пророк Иса, чтобы покарать Даджаля и вершить праведный суд [9]. В любом случае конец света будет не раньше, чем через три с половиной года. Но пока еще Даджаль миром не правит. А три с половиной года нужно отсчитывать от начала его правления. У нас с тобой есть еще время. Работай пока и прислушивайся. Может, что услышишь…

Услышали они, впрочем, одновременно…

Исалутдин находился с очередным своим камнем на плече почти у самой верхней точки возводимой каменной горки, которая, по замыслу Чингиса, должна была, наподобие трамплина, поднять поток ветра, если он направится в расщелину, и пронести его над людьми и автомобилями, не повредив их. Чингис услышал звук внизу и увидел, как Исалутдин бросил камень и руками замахал, привлекая внимание амира. Но внимание привлекать необходимости не было, поскольку амир сам услышал и уже готов был отдать общую команду о подготовке к бою. Но не успел, потому что из-за каменной гряды стремительно, как идущий в атаку танк, выскочил среднетоннажный грузовик «Мерседес», и Чингис сразу же понял свою непростительную ошибку. Он только недавно не стал преследовать и добивать убегающих с поля боя раненых «краповых», но они, осознав, что остались живы, все же решились на то, чего он от них никак не ожидал, начали преследовать его, не считая предыдущий бой полностью и безоговорочно проигранным, хотя сам амир считал его разгромным. «Краповые» где-то добыли грузовик, непонятным образом выследили отряд Чингиса и начали атаку в момент, когда отряд не подготовился к защите, когда оружие лежит в стороне и бойцам стрелять можно разве что из пистолетов. В нормальной боевой жизни, при ситуации, подобной возникшей, пистолет мало чем отличается от рогатки, из которой мальчишки ворон расстреливают. «Волкодавы» показали, что они волков не боятся, сами недавно побывав в беспомощном состоянии, теперь выждали момент, когда Чингис со своими людьми окажется в таком же положении, и напали. Была в этом какая-то высшая справедливость или не было, Чингис думать не хотел, но осознавал, что атака «краповых» стала возможной только благодаря его ошибке. Он никогда не оставлял раненых противной стороны, всегда предпочитал добивать их, причем делал это с повышенной жестокостью, желая вселить в федералов страх. В этот раз из-за близости урагана «Чингисхан» амир нарушил свое же правило, и теперь предстояло расплачиваться.