Случайный спутник - Эвелин Беркман

Это ощущение усилилось, когда Марта спустилась по лестнице и оказалась в узком овальном помещении, в дальнем конце которого, в центре огромного мраморного надгробия, возвышалась ОНА. Марта медленно подходила к ней, очарованная, почти загипнотизированная бронзовой фигурой в натуральную величину. Принцесса была изображена возлежащей среди цветов: голова, легонько опирающаяся на локоть, повернута к выходу, словно красавицу разбудил какой-то нежданный гость. В позе было столько естественной грации и нервного нетерпения, столько высокомерия, гордости и просто дурного характера, что Марта, как и в случае с Виктором, поняла: сходство схвачено с поразительным мастерством. Жадно вглядываясь в детали, Марта отметила нежные черты лица, редкую красоту запястий и точеных пальчиков, подобающее случаю платье с крошечной талией и низким вырезом, открывающим, по тогдашней моде, половину груди. Это, несомненно, была та же девочка, что на рисунке Карса, но несколько лет, разделяющие их, не лучшим образом сказались на норове повзрослевшей принцессы.

О причинах появления столь пышного надгробия можно было только догадываться. Да, принцесса была неверной женой, да, смерть ее была таинственной, позорной, может быть, даже насильственной, но ее происхождение и положение в обществе требовали подобающего захоронения. И принц, надо признать, не поскупился.

Юная дама, чья вздорная, болезненная фамильная спесь оскорбляла даже знающих в этом толк современников, лежала теперь в прямоугольном саркофаге из черного мрамора, примерно семь футов на четыре, высотой же в три фута; наверху расположилась фигура, а боковые стороны саркофага инкрустированы многоцветными гербами древней родословной принцессы — десять вдоль длинной стороны, по три вдоль коротких, всего шестнадцать. Лишь поверхностно зная геральдику, Марта различила розы Англии, гранат Испании, лилии Франции среди других, не знакомых ей символов. Массивный мраморный саркофаг другой своей длинной стороной почти вплотную примыкал, к стене, отступая от нее лишь на несколько дюймов. В саму стену была встроена огромная серая мраморная плита, фланкированная тройными колоннами, увенчанная тяжелым картушем и во всю длину исписанная эпитафией. Но надгробие, помещенное прямо перед плитой, скрывало половину ее поверхности, и маленькие завитые буковки эпитафии затрудняли прочтение даже того, что можно было увидеть. Да и дождевые потеки с крыши сделали свое дело, набросив на часть текста темный покров: от этого буквы, не слишком глубоко вырезанные, стали и вовсе неразличимыми. Марта принялась читать, с первых строк узнав руку принца в неуклюжих латинских построениях.

Здесь покоятся останки достопамятной

Шарлотты Людовики Фердинанды Каецилы,

супруги Виктора, наследного принца

Восточной Франконии,

рожденной в 1698 году и умершей в 1720 году,

оставив неутешными мужа и двух прелестнейших отроков.

Сия принцесса,

примерная жена и обожаемая мать,

грациозная и элегантная,

остроумная и дружелюбная,

высокоискусная в танцах и музыке,

безупречная в манерах и разговоре,

была отмечена любезной снисходительностью и добротой к подчиненным и низшему сословию.

Она обладала всеми достоинствами своего пола и ни одним из его недостатков.

Непостижимо. Трагикомедия какая-то. Марта только руками развела от этой циничной похвалы. Спору нет, грациозной и элегантной Шарлотта была, этому поверить легко. Но то, что было сказано дальше, не совпадало с образом принцессы до такой степени, что переходило границы допустимого лицемерия.

Рее это могло означать только одно: Виктор издевался над принцессой, муж мстил жене, посмевшей полюбить другого… Разве не кощунство говорить о «благочестии, расчетливости и бережливости» по отношению к женщине, которая с ума сходила по картам, без зазрения совести занимала у слуг из их скудного жалованья и не трудилась возвращать долг, к женщине, которая была неверной женой, небрежной матерью и, очень может быть, если не прямо, то косвенно, убийцей.

Эта последняя мысль поразила Марту. Сама идея продать рубин Якову, потом подстеречь его, убить и забрать рубин — эта идея и впрямь могла принадлежать скорее принцессе, чем де Маньи. Вспомнился легкий и пустой взгляд кавалера-красавца с миниатюры; она бы не удивилась, если б этот Адонис оказался чуть-чуть глуповат. И чем дольше она размышляла, тем верней приходила к выводу: именно принцесса была движущей силой трагедии.

— Это ты все задумала, — неожиданно обратилась она к бронзовому существу с изящной головкой на длинной грациозной шее, которая в этот миг показалась ей змеиной. — Твоих рук дело!

Принцесса ответила ей непроницаемым взором, недобрая и улыбка заиграла на бронзовых губах. Марта с трудом оторвала к от нее взгляд и стала размышлять, стоит ли читать остаток эпитафии, скрытый за черным саркофагом. Между ним и стеной было пространство шириной меньше фута. Она протиснулась в эту щель, оказавшись словно в смирительной рубашке между двух одинаково холодных мраморных плит, под ногами хрустел толстый слой штукатурки. С трудом ей удалось скорчиться так, чтобы направить луч фонаря на полустертые строки. На коленях, опускаясь все ниже и ниже, под конец буквально сложившись вдвое, она расшифровала почти весь текст эпитафии, по-прежнему монотонно перечислявшей всевозможные, но маловероятные достоинства принцессы. Когда луч фонаря достиг самого пола, выяснилось, что заключительная фраза погребена под строительным мусором. Марта принялась выбрасывать его пригоршнями и наконец очистила от грязи выделенную большими буквами строку: «Millerem virtuosam quis inveniet?»[4]

— Господи, сколько можно! — не выдержала Марта и, исхитрившись встать, выбралась из застенка. Ну, это уж слишком! Через столетия преследовать бедную женщину даже в гробу! Поразительно, как живуча ненависть, если двести лет прошло, а Марта все еще слышит ее дыхание.

— Однако, отряхивая пыль с колен, она отметила, что в настроении ее что-то изменилось. Откуда-то из подсознания, сначала о робко, потом все сильней, прорастала неудовлетворенность, но определить, в чем ее корни, не удавалось никак. Где она сделала ошибку? Что видела, но не сумела понять? В этой усыпальнице имеется только один вход, он же выход, одно окно, ода единственное надгробие и никаких других предметов. Может быть, то, что она упустила, связано с надгробием? Что-то здесь в склепе, миновало ее… Но что? Стараясь понять это, Март внимательно посмотрела на принцессу, словно требуя от не объяснений. Бронзовая красавица безмятежно вернула ей полный самообладания взор.