Остров Колдун - Евгений Рысс

– Никто ничего исполнять не будет, – сказал Фома, – ясно?

– Что ж ты, драться со мной пойдешь? – с любопытством спросил Жгутов.

– Пойду, – угрюмо сказал Фома.

– Смотри, – Жгутов усмехнулся, – потом не жалуйся, бить буду всерьез.

– Давай! – угрюмо сказал Фома.

Тут я опомнился и вскочил. Я понял, что сейчас произойдет такое страшное, что и сказать нельзя. Фома не уступит, это я знал наверное, не такой он был человек. Он был упрямый и сильный, Фома, но куда ему было против Жгутова? Он ему и до плеча не доставал. А Жгутов, хоть и худой, был жилист и мускулист, да и во многих своих пьяных побоищах научился драться жестоко, зло, ни с чем не считаясь.

Они шли друг на друга – коренастый, невысокий Фома и худощавый, крепкий Жгутов. Ужас меня охватил. В отчаянии я бросился между ними,

– Что вы делаете? – закричал я. – Фома, перестань, что ты! Товарищ Жгутов, как вам не стыдно? Ведь вы же старший, вы моряк.

– Уйди, Даниил, – тихо сказал Фома, – не мешай! Не могу я смотреть на него. Позорит он моряков.

Жгутов протянул жилистую сильную руку и, взяв меня за плечо, молча отбросил в сторону. И они продолжали идти друг на друга, глядя прямо друг другу в глаза.

И тут вдруг раздался визг. Это был такой отчаянный, громкий, непереносимо резкий визг, что Жгутов и Фома остановились. Визжала, конечно, Валька. Она визжала так, что испуганные чайки с резкими криками разлетелись от острова. А из пещеры выскочила Глафира. Теперь сквозь визг прорывались слова: «Скорей!… Жгутов Фому убьет!… Скорей!»

Я как-то приободрился. Во-первых, Глафира была тут, а она хоть и женщина, но взрослая и не слабая. Во-вторых, я видел, что Жгутов растерялся. Не было в нем прежней уверенности. Он переводил взгляд с Глафиры на Валю, с Вали – на Фому, и видно было, что он прикидывает и соображает, что он взвешивает силы, что он не уверен, кто одолеет.

Если уж человек прикидывает и соображает, победить ему невозможно. В драку надо идти не думая.

Я снова кинулся к Жгутову и схватил его за руку. На этот раз он не решился меня отбросить. И Валька, представьте себе, тоже до того осмелела, что вцепилась в него сзади и что-то кричала. Но теперь её никто не слушал. Глафира стояла рядом с Фомой. Решительная, яростная Глафира. Она стояла, прямо глядя в глаза Жгутову, и было ясно, что хоть она женщина, а если понадобится, не думая кинется в драку. И Фома, наклонив голову, сжав кулаки, сделал шаг вперед.

– Драться хочешь? – спросила Глафира! – У каждого из нас силы немного, а если вместе пойдём, плохо будет тебе, Жгутов!

Наверное, целую минуту так и стояли все неподвижно. И какая же долгая это была минута! Потом Жгутов неискренне засмеялся. Ему хотелось, уйти от беды без позора. Он не сильно оттолкнул меня, оторвал от своей рубахи вцепившуюся в неё Валю и сказал:

– Нужно мне вами командовать! Была бы честь предложена. А без вас мне ещё спокойнее.

– Так-то лучше, – сказала Глафира.

Жгутов повернулся к нам спиной и пошел небрежной походкой. Мы все смотрели ему вслед, ещё не совсем веря, что мы его осилили. Он шел по берегу и, перед тем как скрыться за скалой, повернулся и крикнул:

– Только смотри, придёшь ко мне с просьбой – не жалуйся на встречу.

Он ушел за скалу. Тихо было на острове. Покрикивали чайки, набегали на песок маленькие волны.

Глава пятнадцатая. ВСЕ УКРАДЕНО

Первой расхохоталась Валька. Она сгибалась, и хваталась за живот и прямо даже ослабела от смеха.

– Ой, не могу! – ликовала она. – Вот хохоту, вот хохоту!

Она смеялась так заразительно, что начали смеяться и мы все.

– «Нужно мне вами командовать! – передразнивал я Жгутова. – Вез вас мне ещё спокойней!» – И хохотал, вспоминая, какой у него был величественный вид.

Даже Фома, сдержанный, молчаливый Фома! и тот трясся от беззвучного смеха ц радостно повторял:

– Нашелся командир! Командир, понимаешь, нашелся!

Громко смеялась Глафира. Так громко, что я уже стал к ней приглядываться и мне расхотелось смеяться. Она хохотала и всхлипывала, и мы видели, что вовсе она не смеется, а плачет. Тогда и у нас смех как рукой сняло, и мы, встревоженные, её окружили.

– Что с вами, тетя Глаша? – испуганно спросила Валька.

– Я всегда, – сказала Глафира и всхлипнула, – всегда хулиганов боялась… Бывало, за два квартала бегу… – Опять она всхлипнула. – А теперь, сама в драку полезла. Уж я так боялась, так боялась…

И она улыбнулась сквозь слезы, потому что ей стало даже смешно, как она боялась – и вдруг в драку полезла.

– Так ведь уже всё прошло, – недоумевая, спросил Фома.

– Прошло-то, прошло, – ещё раз негромко всхлипнула Глафира, – а все равно страшно.

Потом она вытерла слезы, лицо у неё сделалось серьезное, деловое, и она начала распоряжаться.

– Заболтались, – сказала она сурово. – Давайте, давайте! Ты, Фома, ставь флаг наверху. Мы с Даней пойдем на бот – продукты взять, спички, посуду. Когда ещё вас спасут, а пока будем жить, как люди. А ты, Валя, стой здесь. И смотри на пещеру. Как увидишь, что Жгутов близко й пещере подходит, так беги на бот и кричи. Понятно?

– Понятно, – сказала Валя. – Кричать, тетя Глаша, я хорошо умею, так что вы не волнуйтесь.

Фома взял под мышку флагшток и флаг и не торопясь стал подниматься на скалу. Валя села на камень, лицом к пещере, я начала болтать ногами, но потом вспомнила, что она часовой, соскочила с камня и встала прямо, вытянув руки по швам.

Мы с Глафирой спустились по трапу в кубрик.

– Да, – сказала Глафира, – пожалуй, здесь без фонарей не разобраться. Давай-ка, Даня, сперва зажжем фонари и аккуратненько отберем, что нам нужно.

– Мы, тетя Глаша, с Фомой искали спички, – сказал я, – да что-то не могли найти.

– Мужчины ничего никогда не могут найти! – сердито сказала Глафира. – Погодя тут, я поищу спички.

Она пошла в магазин и так же, как недавно Фома, спотыкалась обо что-то, и что-то у неё падало, и я слышал, как она недовольно ворчала, и мне приходила в голову страшная мысль, но я её гнал от себя, потому что слишком она была страшна.

Я знал, где хранились продукты. Был в кубрике шкафчик. Когда мы ещё в порту осматривали бот, я сунул нос и туда, Я хорошо помню, что на нижней полке были сложены кирпичами буханки хлеба, на средней полке стояли консервы, на верхней лежал матерчатый мешок с сахаром и стояла банка с чаем. Мне захотелось, пока Глафира возится в магазине, приоткрыть шкафчик и хоть рукой провести по полкам. Но я удержался, Я знал, я был уверен, что там ничего нет, Я боялся, что мне придётся сообщить об этом Глафире. Очень страшно сказать человеку такую ужасную вещь.

Глафира вышла из магазина.

– Надо в рубке посмотреть, – сказала она, – у Фомы Тимофеевича должны быть там спички.

Я молчал.

– Сходи, Даня, поищи в рубке.

– Мы искали уже, – сказал я. – Нету там спичек.

По голосу моему Глафира поняла, что я уже догадался о том, о чем и она уже догадалась, только старалась скрыть от себя самой. Она молчала. Нам обоим хотелось подольше не знать страшную правду. Я почувствовал, что у меня даже ноет под ложечкой, так мне хочется есть. Тихо было в боте. Как-то сразу он потерял свой обжитой и уютный вид. Тусклый свет еле проникал сквозь иллюминатор. Все казалось странным: косой потолок, вздыбившиеся койки. Будто давно-давно лежит на берегу это мертвое, выброшенное волнами судно. Может быть, здесь уже поселились морские звезды и крабы, какие-нибудь пресмыкающиеся живут на койках?

Я понимал, что это чепуха, нет здесь, на севере, никаких таких пресмыкающихся, да и бот мы покинули всего несколько часов назад, но иногда представляется даже и чепуха, а все равно страшно.

– Даня, – сказала Глафира неуверенным, робким голосом, – посмотри-ка в шкафу. Может, мы и без света заберем все.

Она хотела, конечно, сказать, чтоб я посмотрел, есть ли в шкафу продукты. Но она гнала от себя самую эту мысль.

Я открыл дверцу шкафа и, так как ничего не было видно, рукою провел по всем полкам. Потом я провел ещё раз, надеясь, что, может быть, в уголке осталась забытой хоть одна буханка или банка консервов. Нет, Жгутов аккуратно очистил шкаф, У него-то ведь были спички! Он-то мог себе посветить!

Я молчал. Я все хотел оттянуть минуту, когда придется сказать Глафире о постигшем нас несчастье. Долго молчала и Глафира. Видно, и ей хотелось надеяться, хоть немного надеяться,

– Ну, Даня? – спросила она.

– Шкаф пуст, – ответил я. Глафира подошла и тоже рукой провела по полкам. И опять мы стояли и молчали; потому что надо было сказать Вале, что еды нет и неизвестно, сколько времени будем мы голодать, потому что надо было сказать Фоме Тимофеевичу, что мы не остереглись, проворонили, позволили Жгутову обмануть нас и обокрасть.

– Пойдем, Даня, – сказала наконец Глафира.

И мы молча поднялись по трапу и спрыгнули с палубы на песок.

Валя стояла по-прежнему к нам спиной и глядела не отрываясь на вход в пещеру. Она слышала, что мы вышли из бота, и крикнула, не оборачиваясь: