Длинная тень - Синтия Хэррод-Иглз

Они долго смотрели друг на друга, пока он подбирал слова, чтобы пробиться к ней, и ее гордое красивое лицо замыкалось все больше и больше.

– Я не мог уснуть, поэтому... – начал он.

Ральф позволил фразе умереть, мягким жестом обведя часовню. Жена безразлично смотрела на него.

– Ты плакала? – спросил он, все еще надеясь, что она упадет ему на грудь и он погладит ее по голове. Но Аннунсиата промолчала, и тогда, в полном отчаянии, он выпалил:

– Думаю, в скором времени мне опять придется ехать в Нортумберленд. Там накопилось много дел.

Он хотел попросить ее поехать вместе с ним. Он хотел, чтобы она заговорила. Но, казалось, от этих слов жена отдалилась от него еще больше. Какие теперь могут быть просьбы?

– Ехать надо скоро, может быть, завтра, – выпалил он, надеясь, что от неожиданности жена скажет хоть что-нибудь.

– Может быть, завтра... – эхом отозвалась она. Ральф молча смотрел, как она уходит. Почему она плакала? Но он знал, несмотря на холод отчуждения, что эти слезы не по нему. Утром он отдал все распоряжения и на неделю уехал на север.

За первые два дня пребывания в Блайндберде он увидел достаточно, чтобы убедиться в правильности своего решения о женитьбе Криспиана и Сабины. Он согласился с тем, что венчание должно произойти немедленно. Сабина была диковатой, непохожей на леди, но у нее никогда не было больших запросов. Она лишь мечтала жить в большом поместье, где можно предаваться своему любимому занятию – охоте. Девушка сопротивлялась попыткам отца и священника дать ей хоть какое-то образование столь успешно, что, хотя умела читать и писать, ее кругозор был ограничен так же, как и ее запросы. Сабина не строила никаких иллюзий о романтической любви, она слишком мало читала для того, чтобы хотя бы представить такое, а проводя время среди животных и конюхов, приобрела весьма практический взгляд на семейную жизнь. Она ладила с Криспианом – он выделит ей необходимое количество лошадей и слуг, – и не боялась его, поскольку выросла рядом с ним и даже находила привлекательным.

Чувства Криспиана касательно предстоящего брака были еще проще. Он знал, что когда-то ему придется жениться, чтобы получить сына, которому можно будет передать поместье. Но двумя его главными грехами были лень и себялюбие, и получить жену на блюдечке с золотой каемочкой, без всякой заботы, было весьма приятно. Сабина вполне годилась в жены, более того, он знал ее с детства и уже командовал ею. Ему не придется привыкать к ней или предпринимать попытки ублажить ее. Девушка ему нравилась, как, впрочем, и многие другие. Единственной живой душой, о ком он когда-либо заботился, единственным человеком, который мог вывести его из летаргии, был Фрэнсис. Из-за Фрэнка он проделал долгий путь по морозу, чтобы присоединиться к силам генерала Монка, страдал от холода и голода, оставив теплый очаг и вкусную еду ради идеалов. Но Фрэнк умер, и ничто больше не разбудит его: Давая согласие Ральфу на свадьбу с Сабиной, Криспиан улыбнулся и разрешил Анне заняться устройством праздничного обеда и обучением невесты новым обязанностям.

Все было устроено вполне удовлетворительно. После смерти Фрэнка поместье Тодс Ноу вернулось к Ральфу и требовало управляющего для ведения тамошних дел. Поместьем Эмблхоуп, доставшимся Ральфу от его первой жены Мэри, раньше тоже управлял Фрэнк. Земли там были никудышные, но зато стоял большой каменный дом, в котором выросла Мэри. Ральф давно хотел отдать это поместье Сабине в приданое, планируя перестройку, а после разговора с Криспианом было окончательно решено, что молодая пара будет жить в Эмблхоупе, поскольку дом там лучше. Ральф должен был найти управляющего для Тодс Ноу, а Криспиан – стюарда для Блайндберда, и, таким образом, он сможет присматривать за обоими поместьями в придачу к Эмблхоупу.

– В Эмблхоупе будет поприятней, – говорила Сабина Анне, сидя за шитьем при уходящем свете дня, заканчивая свой свадебный наряд. – Здесь отличная охота, но снег лежит слишком долго. Дом там гораздо больше, и можно будет принять больше соседей. Я очень удивлюсь, если мы хоть на день останемся без их внимания. К тому же дом стоит почти на дороге, – продолжала она. – Не будет проблем с доставкой провианта. Криспиан говорил, что главная дорога на Эдинбург проходит всего в двух милях от дома.

– Криспиан будет счастлив; там он сможет получить свой кларет – сколько угодно и когда угодно, – жестко сказала Фэнни, оторвавшись от работы.

– Конечно, в большом доме будет намного больше забот, – задумчиво произнесла Анна, и Сабина с благодарностью коснулась ее руки.

– Но ты справишься! Ты справишься и с десятью домами, ведь ты такая умная! – это была откровенная лесть, но польщенная Анна все приняла за чистую монету.

Анну не беспокоило то, что все заботы по дому Сабина, наверное, переложит на ее плечи, но мысль о том, сколько у нее будет гостей, взволновала ее. Они с Сабиной продолжали болтать, мечтая о новой жизни, а Фрэнсис работала молча. Она вынашивала собственные планы, хотя время для их осуществления было не очень удачным.

Через две недели после свадьбы все они уехали в Тодс Ноу, чтобы отслужить поминальную мессу по Фрэнку, потому что, когда он умер, из-за плохой погоды и Ральфу не удалось сделать этого. Церемония проводилась в маленькой церкви на холме, около торфянистого болота на краю усадьбы. На службу пришло много народу, а позже были поминки. Они проходили в большом зале, украшенном ветками розмарина и оружием Фрэнка. Когда поминальный вечер был в полном разгаре, Ральф потихоньку оставил гостей и пошел на холм, в маленькую церковь. Утром было солнечно, а сейчас небо заволокли черные, не по сезону, тучи, и всепроникающий обильный дождь обрушился на окружающие холмы и вершины. Церковь стояла на небольшом древнем кладбище, отделенная от болота лишь каменной стеной, из которой кое-где повыпадали камни, и ветер беспрепятственно хозяйничал здесь. В одном углу стояла дикая слива, гнущаяся и качающаяся от возраста, дождя и ветра, ее старые неровные ветви местами надломились, и именно здесь тринадцать лет назад Ральф похоронил свою первую жену.

Камень на ее могиле просел и начал осыпаться, но густая растительность, покрывающая и землю, и памятник, делала его неотъемлемой частью этого грустного пейзажа. Ральф попытался думать о Мэри, но не смог вызвать в памяти ее образ – она была слишком далеко. Их пятерых сыновей он тоже похоронил, поэтому и они казались ему нереальными. Ральф помнил только свою боль. Он стоял, молча глядя сквозь проломленную стену, сквозь туман, сквозь низкие облака, затянувшие небо. Где-то рядом блеяла овца, невидимая сквозь белую плотную завесу тумана; вода, стекая с темной кривой ветки сливы, капала ему на плечо. Ральф поднял взгляд и с удивлением обнаружил это маленькое чудо, белое и нежное, как звезда. На старых, поломанных непогодой ветках после омывающего и животворного ливня появились нежно-белые бутоны цветов. Вся сложность жизни открылась ему. Он не знал, является ли то, что с ним происходит, наградой или наказанием за его деяния, или все события абсолютно не связаны и не имеют причин. И обе возможности казались одинаково пугающими.