Дракон Золотого Pуна - Александр Башибузук

Окинул взглядом кабинет… Н — да… постарались. Все заново оштукатурено, появились резные дубовые панели и комплект мебели в мрачном готическом стиле. Шикарное кресло с любовно вырезанными черепами на подлокотниках. Ох… ептыть… а это что такое? Но потолке обнаружил роспись являющую собой какие‑то адские страсти. Явно Босх поработал. А что… в тему. Нравится. Надо будет парня премировать за старание. Но сначала осмотрю все что он наваял и продожает ваять. Провел рукой по бюро. Весьма, даже пыль отсутствует. А вот сюда прилеплю щит и парочку протазанов. А здесь свой портрет при полных регалиях…

— Ваша милость… — раздался робкий голос Исаака. — Значится…

Его перебил густой бас Виллема:

— Капитан!!! Ну наконец‑то! А я‑то думал кому понадобился старый Виллем… — профос собрался приложится к ручке, но потом видимо вспомнив, что не люблю я этого, просто поклонился.

— Рад видеть тебя старый медведь… — я похлопал по спине профоса. — Как ты?

— Вашими молитвами капитан. Значится, по мере сил… Вот как раз закончили монтировать новую герсу* с хитрым воротом. Лично ковал! Ох, а как я рад!.. — мастер широкого профиля сентиментально смахнул слезинку в уголке глаза.

— Ладно братец. Ты мне лучше скажи, как там твое хозяйство в подвале поживает.

— А как? Все в лучшем виде, вот только без дела простаивает. А вы к чему спрашиваете? Неужто есть клиент? — Виллем радостно потер руки.

— Возможно появится… очень скоро. Ладно, иди братец. Сегодня вечером разобьем парочку бочек мозельского и всласть попируем. Но будь наготове, можешь понадобиться…

— Ваша милость… — Исаак было опять собрался докладывать, но его перебила череда слуг потащивших в кабинет подносы с едой.

Ага. Матильда опомнилась от шока. Махнул пару глотков молодого пино* и наколол на нож ломоть осетрины. Недурственно…

— Ваша милость, могу отчитаться по…

— Успеешь еще. Живо яви мне все про контору Рафы и про него самого. Понял о ком я? Все — это значит все. Абсолютно все до последней сплетни. И задумайся, для чего вызван Виллем…

— Простите ваша милость? Я немного не понял…

— Чего ты не понял? Про кровь христианских младенцев в маце, про оправление нечестивых обрядов и поругании христианских символов. Про поклонение нечистому. Всю грязь и мерзость мне яви. Про торговые аферы, тоже не забудь упомянуть. И не вздумай врать про то, что он честный христианин, враз на кол сядешь…

— В — ваша м — милость… но я…

— Эй, кто там! Фра Михаэля сюда и передайте Виллему пусть готовит инструментарий! — Затем встал с кресла и подошел к бухнувшемуся на колени Исааку. — Знаешь что Исаак? Я очень ценю тебя… правда ценю, но речь идет о моей жизни и жизни моих ближних. Так что даже глазом не моргну отправляя тебя на дыбу. Впрочем, оставляю шанс доказать свою преданность. Делай свой выбор еврей…

Последовавшую за сим мизансцену можно упустить. Не до такой степени, я еще оскотинился, что бы упиваться собственной сволочностью. Хотя, по сравнению со своими нынешними современниками, я просто ангел божий, но равняться на них не хочу… и не буду.

— Можете казнить… — Исаак уронил голову на грудь. — Но большего, я не знаю…

Я вздохнул с облегчением… тьфу, ты, а я и вправду приготовился услышать про кровь младенцев и прочую чушь. Но информации все равно с головой хватит, что бы угробить не только Рафу, но и его папеньку за компанию. Но с папашей, мы пока повременим.

— Этого думаю хватит. И не изображай из себя страдальца. Тебя хоть пальцем кто‑нибудь тронул?

Исаак понуро покачал головой.

— Ты сочувствуешь этому ублюдку?

Опять отрицательный жест.

— Тогда в чем дело?

— Ваша милость… — еврей печально на меня посмотрел. — Я взял на себя грех доносительства, о чем и печалюсь.

— Это твой долг примерного христианина. Ты примерный христианин Исаак? Или ты одобряешь сии мерзости и подобное богохульство?

— Истинный христианин! Богохульство не одобряю! — еврей осенил себя размашистым крестным знамением.

— Вот видишь, а это осиное гнездо, рано или поздно и без тебя прихлопнули бы. Да не кривись ты, не кривись. Есть для тебя и хорошие новости.

— А какие ваша милость? — в глазах Исаака появилась тщательно маскируемая заинтересованность.

— Я попробую решить вопрос таким образом, что предприятие Рафаэля Цимлера будет продано с торгов и догадайся кто его купит.

— У меня возникнут проблемы с его отцом, он очень влиятельный человек в гильдии… — задумчиво ответил Исаак. — Вот если…

— Ты не попадешь под подозрение, мало того, окажешься в некотором роде спасителем. Но об этом немного позже. Мне доложили, что ты построил себе домик в Гуттене?

— Да ваша милость, но вы же сами разрешили…

— Успокойся, я не гневаюсь. Вот прямо сейчас отправляйся туда под домашний арест. Да не закатывай глаза. Это только на пару дней. К тебе явится мой аудитор Хорст Дьюль, ему и явишь всю отчетность. Потом оба ко мне на доклад. Все, свободен. Пригласи сюда фра Михаэля…

— Ваша милость! — капеллан войдя в кабинет состроил умильную рожу и кинулся целовать мне руки. — Слава пресвятой Деве Марии!

— Рад вас видеть. Присаживайтесь падре. Нам предстоит кое‑что обсудить…

Оторвался от дел только глубоко вечером, причем, успел проинспектировать только замок, Все что вне стен, охватить не успел, устал как собака и перенес на завтра. Ну что же… Доволен я. Конечно не обошлось без матюков, а в парочке случаев даже тумаками награждать пришлось, но в целом, картина мне явилась вполне благопристойная. Порадовали…

Замок полностью отремонтировали, мало того, я его сразу даже не узнал. Сменилась архитектура башен и донжона*, появились каменные машикули* и парные барбаканы* перед въездом. Ров вычистили и углубили, даже пробили потайной подземный ход к берегу моря. Словом, порадовали хозяина, хотя и придется переделывать артиллерийские площадки на башнях. Угол обстрела меня категорично не удовлетворяет. Кстати, орудия на них уже стоят. Двенадцать казнозарядных фальконетов снятых с шебеки, бомбический единорог в единственном числе и какая‑то жуткая вундервафля от Фена. Демонстрация назначена на утро. Черт, попал в жесткий временной цейтнот. В баронии, я могу задержаться максимум на неделю, причем за это время надо еще провернуть спектакль в Антверпене…

— Жан… — Матильда мягко убрала мою руку. — Доставь мне удовольствие.

— Ладно kotik, — я откинулся на спинку кресла. — Но право дело, лучше бы ты присматривала за дочурками.

Матильда заявилась в кабинет и вознамерилась лично провести акт омытия мне ног, так сказать, продемонстрировать свою любовь и покорность. Черт знает что…

— С ними, все в порядке… — улыбнулась фламандка. — Мне очень приятно, что ты о них так заботишься. Вот и все… а теперь позволь, мы переоденем тебя. Все уже для праздника готово. Петер, своих поварят совсем загнал, но кричит: не ударю в грязь перед хозяином.

— Это хорошо…

Посмотрел на свою женщину. Фламандка стала еще привлекательней. Добавилась какое‑то внутреннее очарование. Немного раздобрела после родов, но это ей неимоверно идет. И еще, слово 'заматерела' по отношению у женщине может на первый взгляд показаться неприменимым к женщине, но тем не менее, оно происходит от слова «мать», то есть рожавшая женщина. Так вот Матильда именно заматерела, ее красота стала похожа на вкус выдержанного вина, такая же изысканная и благородная. Просто удивительно, что она не имеет в себе ни капельки благородной крови.

— Мати, ты мне никогда не рассказывала, откуда ты родом? — я вытянул руки позволяя снять с себя камизу.

— Из Брюсселя милый.

— Кто твои родители?

— Не шевелись, я зашнурую завязки…

— Не заговаривай мне зубы, кто родители?

— Отец всю жизнь паромщиком был. Мать белошвейкой. Только их уже нет… Этот пурпуэн* или этот?

— Сожалею. Бархатный с кожаными вставками давай…

Беседуя с фламандкой, я ощущал полное умиротворение и даже, черт подери, наслаждение. Наверно это и есть любовь? Да, я кобель еще тот, образ героического барона — сердцееда обязывает, но ни с одной женщиной я себя не чувствовал так спокойно и хорошо. Будь проклято это средневековье! Лучше жены, я себе никогда не найду, а вот же… Клятые сословные законы ставят непреодолимые препятствия. Да и черт с ними. Обойдемся без штампа в паспорте. Что? Да, какой нахрен паспорт? Тьфу, ты… опять определения двадцать первого века в голову лезут.

— Ну, вот… — Матильда поправила орден у меня на шее и отступила на шаг. — Милый, ты настолько хорош, что девки наверное штабелями падают.

— Не говори чушь, — я резко прекратил неприятную для себя тему. — Ты сама готова?

— Я с детками побуду… — Матильда чмокнула меня в щечку и направилась на выход сопровождаемая стайкой служанок. У двери обернулась, и лукаво улыбаясь заявила. — Буду ждать тебя в спальне, хочу проверить, не растратил ли ты силы на благородных сучек.