Катерники - Кирилл Голованов

«04- 14. Приказано возвратиться в базу.

05- 50. Вошли в снежный заряд. Видимость -ноль. В связи с выходом из строя компасов ориентируемся по волне, которая бьет в правую скулу».

Ударная группа Федорова, в составе которой был и ТКА-114, попала в первый зимний шторм вместе с метелью. В ночь на 12 октября, едва улеглась волна, в залив устремилась ударная группа капитана второго ранга В. Н. Алексеева, среди катеров которой опять был Сто четырнадцатый.

- Потоплено два крупных пассажирских судна с войсками, еще одно судно поменьше и сторожевой корабль, - донес по радио Алексеев.

На причале в Пумманках катерников встречал начальник политотдела бригады капитан третьего ранга А. Е. Мураневич. Он зачитал утреннюю сводку штаба Северного флота, где сообщалось, что войска Карельского фронта обошли аэродром Луостари, отрезав приморскую группировку егерей. 12-я и 63-я бригады морской пехоты окружили и уничтожили группировку противника на хребте Муста-Тунтури.

- Но это еще не все, - говорил Мураневич, собрав отдельно команды Сто четырнадцатого и Сто шестнадцатого. - Предстоит новая операция, очень рискованная. Представляете, что такое пятислойный огонь? Это когда пять тяжелых артиллерийских батарей гвоздят по одной цели. Ваши катера назначены в первый бросок…

Краснофлотцы и старшины слушали молча. Иные клевали носом: сказывались бессонные походные ночи. Но начальнику политотдела было очень важно, чтобы все его поняли.

- Мы обязаны сказать вам правду: вероятно, вернутся не все. Но мы также знаем, что большинство из вас воюют давно, не раз побеждали смерть, и это дает уверенность в нашей победе…

Потом на борт катеров были доставлены диковинные резиновые жилеты с трубочками, которые надувались вроде футбольного мяча. Командир катера Успенский, которому только присвоили звание капитан-лейтенанта, стал учить, как пользоваться спасательным средством.

- Мне без надобности, - басил Андрей Малякшин. - Мне дайте кувалду, чтоб долго не мерзнуть…

Команда смеялась. Кому не было известно, что боевой старшина не умеет плавать, до службы не успел научиться, а на Севере бассейнов тогда еще не строили. Успенский хмурился. Ему было не до юмора. Ему надо было внушить, что в случае гибели катера всем надо плыть к левому берегу.

ТКА- 116 и ТКА-114 принимали десант в губе Оленьей, по двадцать шесть человек на каждый катер. Куда их высаживать, никто точно не знал. Лишь с темнотой в Пумманках собрались на митинг и там зачитали клятву катерников:

«Настал долгожданный час для нас, катерников-североморцев, добить фашистских захватчиков в Заполярье, не выпустить их живыми, вернуть нашу Печенгу и навсегда там утвердить победоносное знамя нашей Родины…»

«Вон куда? - поразился Малякшин. - Это ж надо: прямо в чертов чулок».

Залив Петсамовуоно, или, по-нашему, древняя русская губа Печенга, по изображению на карте напоминала полуспущенный чулок гармошкой, а чертовым его называли потому, что, как репьи, к нему прицепились колючие огневые точки. Ширина чулка меж высоких каменных берегов была восемь кабельтовых, или полтора километра, длина до «пятки» шесть километров. Самым важным был район «ступни». Здесь, в бухте со смешным названием Девкина Заводь, белофинны построили, в нарушение договора с молодой Советской Россией, военный порт Линахамари. Высадка десанта планировалась прямо на причалы порта, в районе «пальцев».

Здесь находилось много вражеских пушек, минометов и пулеметов. Основой обороны была немецкая артгруппа «Финляндия», которая состояла из четырех тяжелых батарей с пушками, калибром в 210 и 150 миллиметров. Батарея обер-лейтенанта Готвельта с мыса Крестовый, то есть с «пятки», простреливала в упор весь «чулок» и от ее снарядов не было спасения.

«…Мы клянемся, - хором повторяли катерники, - в том, что не пожалеем сил, а если понадобится, то и самой жизни, и с честью выполним почетную задачу. Порт Линахамари в губе Печенга станет советским».

Вечером 12 октября в 20-40 два катера с первым броском десанта отошли от причала в Пумманках. Их напутствовал сам командующий флотом:

- Война подходит к концу. Берегите людей.

И это не было просто словами. Мало кто знал о том, что сто девяносто бойцов объединенного разведывательного отряда под командованием капитана И. П. Барченко-Емельянова и лейтенанта В. Н. Леонова скрытным броском по скалистой тундре вышли в тыл полуострова Крестовый, штурмом захватили зенитную батарею и после суток ожесточенного боя принудили обер-лейтенанта Готвельта к капитуляции. Разведчики отодрали «с пятки чулка» тот из репьев, который не давал десанту ступить и шагу. Командующий флотом принял окончательное решение о прорыве в этот порт, только получив донесение об окончательном захвате Крестового.

Катера шли на скрытом подводном выхлопе, без огней. Из-за бортовых окон-иллюминаторов Малякшин не включал электрическое освещение машинного отсека. Тренированные мотористы вполне управлялись и так, а стрелки и циферблаты нужных приборов светились сами. Страха у старшины не было, но внутри его застрял жутковатый холодок. Он и раньше появлялся перед каждым боем, исчезая начисто с первым же выстрелом. Страха не было, но ботинки Малякшин все-таки снял и остался в одних носках: уже если придется бросаться за борт с гибнущего катера, то ботинки станут мешать.

Часа полтора двигатели работали ровно, на среднем ходу. Было четыре минуты одиннадцатого, когда в щель открытого машинного люка просочился дрожащий полусвет, а двигатели тотчас сбросили обороты до самого малого. Высунувшись, Андрей увидел развешанные «фонари» - яркие осветительные снаряды на парашютах. Но торпедный катер заметен в море прежде всего по буруну - трехметровому валу вздыбленной пены. На самом малом ходу бурун исчезал, враг успокаивался, и можно было следовать дальше. Над вражескими батареями то и дело пролетали наши ночные бомбардировщики, отвлекая внимание их наблюдателей. Вот почему головным катерам удалось приблизиться к берегу на расстояние двух километров, когда вспыхнул прожектор с полуострова Нурменсетти, с переднего края «чулка».

И сразу вступили в действие их батареи береговой обороны, а наша артиллерия с полуострова Средний открыла огонь на их подавление. Немцы были вынуждены отвечать. Многослойный огонь перед входом в «чулок» поредел. Вздымавшиеся всплески напоминали уже не лес, а мелколесье.

Снаряды падали около пяти катеров второй волны, которые приближались к берегу зигзагом, а Сто шестнадцатый и Сто четырнадцатый ринулись на прорыв. Внимание береговой обороны противника сосредоточилось на второй группе десанта, которую принимали за первую. По ТКА-114 враги не стреляли двадцать шесть минут, а когда опомнились, катер уже стоял во вражеском порту у назначенного заранее причала.

Андрей Малякшин не видел, как это произошло. Часы показывали 23-06. У Андрея впечатление было такое, как будто подошли к пирсу в собственной базе. Вот только показалась странной продолжительная работа двигателей на холостом ходу. Оставив за старшего Сашу Косулина, Малякшин поднялся в ходовую рубку. Но там никого не было: ни капитан-лейтенанта Успенского, ни старшины команды мотористов, который заменил главного старшину Ивана Варламова. Над бухтой плыло на парашютах множество «фонарей». Их пронзительный свет струился в воде. Вода была на диво спокойной. В ней зеркально опрокинулась гавань и все, что творилось на берегу. А берег полыхал. С железным лязгом и дробным грохотом берег посылал на пирсы каскады огня. Трассы наклонялись над мачтой катера, несясь дальше, попадая в воду и вздымаясь всплесками.

- Какая иллюминация!… И фонтаны не хуже, чем в Петергофе… - Кто сказал это, Малякшин не знал, а голос запомнился. Голос был совершенно спокойным, с лукавинкой, и его тон лучше слов заставил понять, что все трассы, все снаряды летят поверху. Пушечные стволы не могли опуститься ниже, потому что нахальная высадка десанта прямо на причалы Линахамари никак не ожидалась врагом. Если не достают огнем, следовало ожидать контратаки. Едва Малякшин подумал об этом, как снизу, из кладовой, вылез молодой боцман Леонид Светлаков. Передавая Андрею автомат и мешок с патронами, он объяснил, что команда Сто четырнадцатого заняла оборону причала до подхода остальных катеров.

Малякшин полуползком спустился на берег по крутой наклонной доске. Так было ближе, чем по настилу причала. Только тут он вспомнил, что надо бы обуться. Но не станешь из-за такого пустяка возвращаться на катер? К тому же ночь выдалась теплой. Вполне можно было воевать и в одних носках.

Справа от пирса на скале стояли три огромных резервуара с горючим. Шальным снарядом у одного снесло крышу и подожгло. Теперь и без осветительных снарядов стало видно, как в гавань ворвались пять крупных торпедных катеров. На каждом из них было по пятьдесят одному десантнику. Стреляя из автоматических пушек, катера разошлись веером. В них упирались лучи прожекторов, к ним рванулись разноцветные трассы. Но катера второй волны С. Г. Коршуновича гасили прожектора ответным огнем, подавляли вражеские пушки и укрывались дымом. Вскоре Девкина Заводь утонула во мгле, и уже ничего нельзя было разобрать, кроме грохота близкой рукопашной схватки.