Темные игры - Виктор Точинов

На середине перечисления раздался глухой звук, какой издает бильярдный шар (настоящий, из слоновой кости, не керамическая или пластиковая подделка) падающий со стола на пол – мать Динамита, позеленевшая, нетвердыми шагами идущая к выходу из зала, рухнула в проходе; отец, с мертво-неподвижным лицом, во время всего рассказа Сашка не отрывал от него глаз – странное, очень странное было в них выражение…

В конце концов и судьи не выдержали этого методичного, спокойного и кровавого перечисления, объявили перерыв в заседаниях и послали Сашка на повторную психиатрическую экспертизу (первая признала его дееспособным и обязанным нести за все ответственность).

Процесс так и не возобновился.

Сашка упекли в областную психушку, что на станции Саблино – знающие толк люди говорили, что это куда хуже зоны, любой срок когда-то кончается, а лечить, причем весьма болезненно, могут всю оставшуюся жизнь…

Впрочем, защитник посчитал такой исход полной своей победой. Конфиденциально называл матери Сашка сумму, за которую ее сын через три года может вернуться на волю. Называл и другую, значительно большую, гарантирующую освобождение буквально через пару месяцев обязательных процедур.

Она слушала цифры в долларах, мелко трясла головой и смотрела на адвоката ничего не понимающими глазами; а потом начинала рассказывать, каким замечательным был Сашок в детстве (на возрасте примерно семи лет воспоминания резко обрывались, словно стертые последними событиями).

А Первым Парнем на деревне стал Пашка-Козырь, получив в качестве приложения к почетному званию еще и Наташку. Многие удивлялись, некоторые открыто попрекали ее короткой памятью и странным выбором – она не вступала в споры и не оправдывалась, а, обнимая длинное и нескладное тело Пашки, смотрела на него влюбленными и верящими глазами…

И надо сказать, он ее веру вполне оправдывал, стал исключением, не повторив обычного пути Первого Парня: устроился в Гатчине на завод с бронью от армии, через год поступил в институт на заочный; вставал в четыре утра, чтоб поспеть к смене, уставал жутко, но шел к диплому уверенно и неуклонно – и неожиданно, но вовремя бросил на четвертом курсе (Наташка ждала второго ребенка), ринулся в только-только легализованный бизнес – удачно; поднялся по этой крутой и скользкой лесенке; еще через три года купил квартиру в городе, приезжал к родителям в Спасовку пусть на трехсотом, но мерседесе – никто, даже былые дружки-погодки, не звал теперь Пашкой-Козырем, исключительно Павлом, а порой уже и Павлом Филипповичем…

Да и то сказать, был он среди всех Козырей самым цепким, и знающим, чего хотеть, и никогда не ошибающимся…

Мерседес салатного цвета, плавно покачиваясь, прорулил по Козыревскому прогону и гордо вывернул на шоссе.

Отпрыски на заднем сиденье отталкивали друг друга от опущенного заднего стекла. Радостно и удивленно показывали матери на купающихся в луже гусей – все правильно, росли горожанами в первом поколении. Мать, несколько располневшая, но по прежнему очень красивая, водворила порядок; стекло опустилось и машина, набирая скорость, покатила в сторону города.

Седой человек проводил ее взглядом и нехорошо усмехнулся – нескольких зубов не хватало. Он удовлетворенно кивнул – мрачное, совершенно безрадостное удовлетворение. Девять лет терзаемый химией и электрическими импульсами мозг искал ответ на один-единственный вопрос: почему все так вышло? кто виноват? кто? кто?? кто???

Он нагнулся и поднял лежащий у ног продолговатый сверток – испачканная свежей землей мешковина сгнила и расползалась в руках. Но несколько слоев густо промасленной бумаги уцелели, он с треском разорвал ее пальцами. Сталь с синеватым отливом тускло блеснула – надежная и бесстрастная сталь – она никого и никогда не предавала, она девять лет терпеливо ждала своего часа.

И дождалась.

Кое-что из жизни маньяков

(Из цикла «Хроники ЛИАПа»)

Поганая история с одним нашим доцентом вышла. Не повезло.

Хотя никакой он был, если честно, не доцент. Звали его Александр Александрович, носил он звание кандидата технических наук, а по должности – заместитель заведующего кафедрой. А фамилию я не скажу, почему – поймете позже.

Но слово «доцент» стараниями сатириков стало уже нарицательным для обозначения целого подвида гомо сапиенсов, посему на нем и остановимся. Да звучит оно, согласитесь, короче, чем заместитель заведующего.

Так вот, этот заместитель с женой разошелся. И не так что: поссорились – ушла к маме. Все по полной программе: и разошлись, и развелись, и имущество поделили, и, наконец, разъехались.

Александр Александрович, как истинный интеллигент, был весьма далек от всяких исков и судебных разделов имущества. Потому весьма удивился, узнав что жена, десять лет просидевшая домохозяйкой после рождения сына (теперь – семнадцатилетнего бездельника) имеет, с учетом интересов ребенка, на заработанные доцентом в те годы машину, квартиру и прочее имущество больше прав, чем сам доцент. Не то чтобы был он жаден, даже наоборот, хотел оставить им большую часть нажитого. Но – сам, красивым и благородным жестом.

Но разошлись достаточно мирно, чему способствовали немалые заработки жены, нашедшей себя в набиравшем в те годы обороты кооперативном движении. Впрочем, Сан Саныч, занимавший неплохое место под солнцем в пока еще щедро финансируемом институте, был уверен, что в недалеком будущем кооперативы повторят печальную судьбу НЭПа… Но разошлись, повторяю, вполне благородно.

Это все была присказка. История начинается с переезда доцента на новую квартиру в результате размена совместной жилплощади. Квартирка была так себе – однокомнатная, на шестом этаже точечной двенадцатиэтажки….

…Шаги и веселый мат грузчиков затихали на узкой лестничной клетке. Вечерело. Доцент уныло осмотрел в беспорядке заваленные мебелью, узлами и коробками хоромы, влез в старые тренировочные штаны и принялся за созидательную деятельность.

А теперь вопрос: с чего начнет обживать помещение интеллигент в пятом поколении, чей дед заканчивал еще Императорский Университет? Правильно, начнет он с размещения ненаглядных своих книжек.

Но это процесс долгий и вдумчивый. Это вам не впопыхах полки прибить и напихать туда детективов вперемешку с дамскими романами, тут подход нужен: чтобы все под рукой, и все по темам и авторам, а не по цвету обложек. Да еще порой какая-либо любимая доцентова книжка провокационно раскрывалась на интересном месте – тогда Сан Саныч вообще на четверть часа выпадал из окружающей действительности.

Короче говоря, когда последняя книжица заняла подобающее ей место, новосел очень удивился, обнаружив, что часы показывают половину третьего ночи. И решил покурить перед сном. Хотя жил он теперь один, но по въевшейся намертво привычке вышел с сигаретами на лестницу, к шахте лифта.

Стоит, курит…

И слышит: хлопнула дверь парадной, зазвучали негромкие голоса, проехал вниз лифт, постоял, загрузился – и снова вверх. К доценту, значит. Обычные для подъездов звуки, ничего особенного, не совсем правда ко времени, ну да ладно.

Но дальше началось странное.

Лифт до этажа Сан Саныча не доехал. Он вообще ни до какого этажа не доехал. Застрял чуть ниже доцента, так что в шахте хорошо была видна его украшенная кабелями крыша. Призывы спасти застрявшие души из-под этой крыши не доносились. Напротив, раздавались звуки на редкость подозрительные: возня, приглушенное рычание и неразборчивые вскрикивания высоким женским голосом. Некоторые слова доцент разобрал таки: «Нет, нет, не-е…». Полное впечатление, что кричавшей заткнули рот грязной ладонью. А потом: «Уберите нож, а-а…!», – и грязная ладонь снова пошла в ход. И мужское хрипение: «Молчи, убью, с-сука!»

Сан Саныч с ужасом понял, что в лифте, в трех метрах от него, происходит изнасилование с применением угроз и оружия. Маньяк орудует, питерский Чикатило. Не повезло, называется – вышел покурить.

Доцент, отдадим должное, ни на секунду не подумал о том, что можно счесть услышанное звуковой галлюцинацией и мирно отправиться спать. Но и вплотную знакомиться с вооруженным ножом маньяком совсем не хотелось, не одобрял доцент скоропалительных знакомств с асоциальными личностями.

И рванул он, на бегу роняя шлепанцы, в квартиру – вызывать по знакомому с раннего детства телефону «02» подмогу…

Томительно долгие секунды вспоминал, в какой из коробок запакован телефон, отрыл ее, аккуратно заклеенную и перевязанную, в куче привезенных вещей. Пометался, отыскивая в царящем бедламе ножницы, и, не найдя, стал рвать веревку и картон пальцами, ломая ногти и поскуливая от бессильного нетерпения. Снова заметался, уже с аппаратом в руках, пытаясь разыскать телефонную розетку в пока незнакомой квартире. Не находя, выругался матом (четвертый или пятый раз в жизни!), запнулся, падая сбил прислоненное к стене зеркало. Розетка была за ним. С третьей попытки воткнул дрожащими пальцами штепсель, лихорадочно схватил трубку…