Психоделика. Книга для мертвых - Юрий Валерьевич Литвин

проблематично, либо, внимание, человек ею обладающий не может покинуть территорию своего обитания. Узник? Интересный вариант, отметим как резервную версию. Монах, давший обет не покидать своего монастыря? Еще интересней. Значит тогда и Реликвия не может покидать монастыря, особенно если она его собственность, или хранится там… С другой стороны – это точно оружие, и очень серьезное, раз Орден желает им вооружиться перед началом Крестового похода.

Мда, однозначно Иерусалим. Количество монастырей и мечетей там зашкаливает, как и количество разнообразных святынь. Причем время от времени святыни меняют места своего пребывания по прихоти руководства этих самых религиозных сооружений. Бывали случаи…

Так что, скорее всего, я стал участником обыкновенной разборки между лицами наделенными властью. Например, захотелось Святому Бернарду стать Пророком… Но препятствует этому некий, скажем, Луи… И пара-тройка Хасанов с той стороны, при том, что все одновременно претендуют на обширный кусок земли с выходом к морю и правами вести беспроцентную торговлю при условии, что некая вещица будет преподнесена в качестве подарка лицу, которое выступит гарантом предстоящей сделки… Как-то так… Не слишком ли я намудрил? Не слишком неправдоподобно?

А если по-другому. Допустим герцог, или кто-то еще из верховных, договорился с неким представителем, пусть даже из противоположного лагеря, о том, чтобы за небольшую мзду нам передут, скажем, некую мусульманскую Реликвию, обладание которой, или не так, весть о том, что столь дорогая каждому сарацину вещь теперь принадлежит неверным… Да уж… Политика, тут мне стало неловко. Не люблю политику, а особенно людей, некоторые ею занимаются.

И еще, немного зная о делах подобного рода, я совсем не был уверен, что человек этот, или же группа людей добровольно захотят расстаться с тем, чем владеют. Пусть даже имели место самые серьезные договоренности. Как говаривал один мой давний знакомый: «В вашем саду все ужасно запущено, особенно садовники».

Принадлежность к организации, даже косвенная, давала мне сопричастность к великим деяниям, конфиденциальность и полномочия. Но это по эту сторону моря, по другую сторону делами вершила иная организация, и вершила весьма недурно, потому, вскользь упомянутым выше ассасинам совсем не пристало знать о моей миссии, но охоту за различными Реликвиями они, насколько мне было известно, вели весьма активно, особенно в окрестностях великого Города, куда всевозможные Реликвии стекались со всего света. И тамплиеры, и особая служба султана отслеживали эти вещи и отделяли зерна от плевел, ибо на одну действительно стоящую находку приходилось не менее тысячи вещей никакой ценности не имевших совершенно. Вполне возможно, что деревянный ларец, на поиски которого я отправился тоже, был всего лишь ложной целью.

Ложная цель – забавное словосочетание…

Гордыня – тяжкий грех, и тем не менее, они выбрали меня. Притом, что у Ордена своих штатных лазутчиков, убийц и просто ловких малых хватал. Значит, орден подстраховался на случай провала, чтобы исключить саму возможность причастности к этому делу. Я не сомневался, что де Фок моментально умоет руки, если я с этой вещицей попадусь в руки неверных.

Да, к моим услугам прибегали в делах щекотливых, не терпящих огласки. Без ложной скромности поясню, что стоил целого отряда, правда, если надо было действовать не в чистом поле, а, скажем так, в условиях затруднительных для противника, которые я сам ему и создавал. Бывали случаи, вспомнишь, так вздрогнешь.

Когда-то конный отряд германцев, таких же красавцев, как и мой новый друг Гар, гнал меня по лесу, осеннему красивому мокрому лесу, в полной уверенности, что жертва окажется именно там, куда ее загоняют. Они были молоды и полны честолюбивых замыслов, у них были луки и добрые кони, в результате я сижу на этом корабле, бессмысленно переставляя шахматные фигурки, подобно перебирающему четки монаху, а мои преследователи тихо и без особого шума отправились поодиночке на небеса. Все восемь человек. А всего-то я использовал принцип «разделяй и властвуй» и умело выбирал места для засад, а не несся сломя голову сквозь кустарник и волчьи ямы.

Что-то не складывалось, и к тому же были сомнения и не малые в том, что все пройдет гладко. Да и любезный мой де Фок, отправляя меня на встречу к герцогу, выглядел странно. Словно кто-то ему здорово задницу прищемил. Так мне показалось. И еще мне показалось, что он не хотел поручать миссию мне. Но у него не было другого выхода. Ну так уж мне показалось. Зная этого старого лиса, я немного научился читать между строк, и улавливать скрытый смысл между слов, произнесенных вслух.

С точки зрения руководства, наилучшими в плане управления были именно фанатики, люди беззаветно преданные системе взглядов, принятых в Ордене, и с одинаковым воодушевлением, шедшие как в бой, так и к обедне. С одинаковым блеском в глазах. Эти были плотью от плоти ордена и работали за идею.

Нет, там тоже хватало уродов. Были красавцы, вроде Антуана Жирного, которые молясь постоянно, отвечали за кассу, и робкий стыд из-за не совсем по делу потраченных денег постоянно пробивался сквозь их неистовую религиозность из глубины их хитреньких свиноподобных глазок. Эта скотина должна мне… так, Клемент, не отвлекаться, позже сочтемся.

И такие были нужны, и их терпели до поры. Ибо отцы Ордена прекрасно понимали одно – человек грешен, и грешен постоянно, как в помыслах своих, так и в поступках, но Господь все видит и знает, как страсти человечьи можно использовать на благие дела. И знание этого процесса, делало отцов – Отцами. За что я любил этих ребят, это за то, что платили исправно, и работа у них была всегда. Интересная.

Большая часть рыцарей храма, были, прежде всего, солдатами, но притом добрыми сыновьями Божьими, и таких время от времени следовало посылать на войну. А в мирное время держать в черном теле, чтоб злее были. Одна лишь принадлежность к Ордену уже и так всемерно возвышала их над толпой, а суровый устав говорил, о том, что истинный рыцарь Храма должен быть беден и заботиться о Спасении, как собственном, так и окружающих. Богатства же Ордена вещь угодная Богу и копятся для дел предстоящих и простым храмовником неведомым, и знать каждый должен только лишь то, что должно и не более.

Солнце припекало немилосердно. Где же мои попутчики? Люди, взбиравшиеся на борт нашего судна взамен тех, кто оставался на Мальте, проходили мимо меня безо всякого интереса. Я пытался увидеть или предугадать, кто может стать моим попутчиком. Может быть, этот рыцарь в плаще госпитальера, что зычно раздает приказы окружающим? Или кто-нибудь из его окружения, хотя бы вон тот немолодой арбалетчик. Как-то странно он смотрит, ах, простите, он крив на один глаз.

А это