Врачебная ошибка - Ирина Градова

– Но не слишком ли много происходит вокруг него, чтобы не усомниться в этой видимой простоте? – встряла я. – В дело Киры вовлечено столько разных людей!

– Простая случайность, – пожал плечами подполковник, но теперь даже я видела, что он лукавит.

– Расскажи лучше, что тебя смущает, – посоветовал Андрей. – Ты ведь не только пожрать сюда пришел, верно? То есть мы всегда рады тебя видеть, но такой занятой человек вряд ли поперся бы в такую даль за тарелкой супа и куском мяса! Тебя что-то беспокоит?

– Ладно, – вздохнул Карпухин после короткого раздумья – слишком короткого, чтобы предполагать, что он с самого начала не собирался рассказать нам о своих сомнениях. – Меня смущает способ убийства Шемякиной. Если предположить, что ее убил сын-наркоман, которому она отказала в очередной дозе, то к чему хлороформ и налоксон? Да он мог ее одной левой свалить, так как всю юность боксом занимался!

– Согласен, – кивнул Андрей. – Наркоманы редко планируют убийства: это обычно происходит случайно. Да и налоксон…

– С другой стороны, у него ведь могли быть долги? – предположила я. – Может, потребовали вернуть, а у него нет денег?

– Думаете, Стас мог рассчитывать продать свою долю в квартире? – потер подбородок Карпухин. – Что ж, это возможно. Выносить из квартиры было уже почти нечего, кроме мебели. Денег, по словам соседок, Шемякина старалась в доме не держать. Может, сын нашел у нее остатки препаратов, которые она раньше таскала для него, и на этой почве они поругались, и… Нет, все равно не получается: при чем тут хлороформ?

– Что, если Кира держала немного дома? – спросила я.

– Для какой цели, интересно? – хмыкнул Андрей.

– Как растворитель, к примеру: вряд ли она намеревалась использовать его в качестве наркоза в домашних условиях!

– Маловероятно, но возможно, – неохотно согласился Карпухин. – Однако в квартире не нашли никаких следов хлороформа. Правда, мне удалось выяснить, что Стас в свое время поступал в медицинское училище. Проучился он там всего год, а потом свинтил: «грязная» работа его не устраивала.

– Конечно, куда лучше по «чистым» подвалам зелье бодяжить! – усмехнулся Андрей. – Получается, минимальное представление о действии медицинских препаратов Стас имел?

– Брось! – воскликнула я. – Чтобы знать об эффекте хлороформа, необязательно быть химиком или медиком – эта информация из области общих знаний! Но вот что странно. Если Стас убил мать, все заранее спланировав, почему не попытался скрыться незаметно? Вы говорили, что он едва соседку с ног не сбил, когда убегал!

– Ну а сам-то ты что думаешь? – спросил Андрей у Карпухина.

– Начальство мое считает, что Стас Шемякин – очень удобный кандидат на нары. Во-первых, он пару раз привлекался за хранение «дури», но количество оказывалось недостаточно большим, чтобы обеспечить срок. Во-вторых, соседи не раз жаловались в местное отделение полиции – там штук десять официальных бумаг скопилось: теперь вот, пожалуй, настало время действовать.

– И все же ты сомневаешься? Хорошо, а что с Афанасием Шемякиным – он ведь тоже попал в число подозреваемых?

– У Афанасия алиби: в то время, когда убили Киру, он возил клиента. Один мужик заказал его на все выходные, и Афанасий уезжал из города. Он никак не мог вернуться и убить бывшую жену, так как клиент занимается строительством дачных домиков, и они двое суток объезжали область, проверяя объекты.

– А как насчет его сожительницы? – задала я вопрос. – Она смогла бы справиться с Кирой?

– Запросто! Она, судя по рассказу Трофименко, баба здоровая… Но у нее маленький ребенок и нет няни, как у вас, Агния. Как думаете, вы смогли бы, бросив дома грудного младенца, рвануть на другой конец города, грохнуть Шемякину и вернуться как ни в чем не бывало? Мадам все это время просидела дома, выходя лишь для прогулок с ребенком, – ее видели на детской площадке. Агния Кирилловна, не знаете ли вы других людей, которые могли желать смерти вашей анестезистке?

– Ума не приложу! Ее смерть стала для меня полной неожиданностью: Кира жила тихо, и я понятия не имела, что у нее проблемы с бывшим мужем и сыном! А вы говорили с отцом Нины? Он ведь тоже не жаловал Киру, считая, что она имела отношение к гибели его дочери.

– Ваш Кадреску кое-что выяснил на этот счет, – ответил подполковник, как всегда, слегка поморщившись, выговаривая имя патологоанатома. – Оказывается, Нина – вовсе не дочь Митина, а падчерица. Там какая-то темная история произошла с ее матерью – она пропала. Я проверял и выяснил, что она числится в списках пропавших без вести. Честно говоря, никто эту Митину особо и не искал. Вы же знаете, как у нас обстоят дела в этом вопросе: считается, что взрослый человек обычно пропадает по собственной воле, и только детей по-настоящему пытаются разыскивать. Митин пришел, написал заявление, и этим все кончилось. Но это, по-видимому, к нашему делу отношения не имеет. Что же касается того, не убивал ли он Киру, могу сказать следующее. Мотив у него, конечно, имелся, но вот возможности, к сожалению для нас, не было: все выходные Митин провел в Москве на переговорах.

– А чем он, кстати, занимается? – поинтересовалась я.

– Раньше работал старшим администратором в главной стоматологической клинике, принадлежавшей Марии Митиной. После того, как она пропала, встал во главе всей сети, потому что Нина не хотела продолжать дело матери.

– О, так девочка была богата? – удивилась я. – И работала в «желтой» газетенке, вместо того чтобы грести деньги лопатой в фирме?

– Призвание, Агния Кирилловна, в нашей жизни имеет большое значение. Вот вы, к примеру, работаете анестезиологом в обычной городской больнице, за длинным рублем не гонитесь. Я – тоже: большую часть жизни прослужил ради идеи и только теперь, на склоне лет, кое-что имею, хотя другие в моем возрасте достигли куда больших высот в финансовом и карьерном плане! Эта Нина, судя по всему, была девушкой принципиальной, с собственными понятиями о том, какой должна быть ее жизнь. То, что мать занималась бизнесом, не означало, что и дочь должна обязательно пойти по ее стопам – Нину привлекала совсем другая профессия. Она надеялась стать востребованным журналистом, а мать была против… Но Кадреску кое-что еще нарыл, и это может повернуть дело в совершенно иное русло.

– Что же? – нетерпеливо спросила я, сгорая от любопытства.

– У Нины, оказывается, был ухажер.

– Разве это удивительно для молодой девушки?

– Нет, но вот что интересно: он таинственным образом исчез сразу после того, как убили Шемякину.

– То есть… Погодите, вы считаете, что парнишка мог убить Киру?!

– А почему нет? Он узнает, что его девушка умерла по причине халатности анестезистки или анестезиолога, и решает отомстить «злодеям»! Дома этот самый Антон Скоробогатов не появлялся уже несколько дней, в институте – тоже. Какой делаем вывод?

– Он скрывается, боясь быть обвиненным в убийстве? – предположил очевидное Андрей.

– Именно! Кстати, откуда он вообще прознал о том, что Шемякина мертва?

– Может, ему сказал Нинин отчим?

– Может, и так. Надо бы мне еще разок поболтать с этим мужиком: у Трофименко не вышло, но я все-таки подполковник! Кроме того, возможно, мне удастся выцарапать ордер на обыск квартиры Нины. Попробую сказать, что, по словам свидетельницы Азизы, у Скоробогатова есть ключи от ее апартаментов, а значит он, то бишь подозреваемый, вполне может там скрываться!

– Хороший ход, – одобрила я. – Но вот чего я опасаюсь, Артем Иванович. Если Киру и в самом деле убил парень Нины, не придет ли он теперь и за Жанной? Ведь так и не выяснено, кто из них больше виноват в смерти девушки…

– Вы правы, Агния Кирилловна, – перебил Карпухин. – Я тоже об этом думал и полагаю, что ее нужно предупредить. Пусть постарается не высовываться: работа – дом, работа – дом, причем лучше в компании, чем в одиночку. Хотя теперь, когда мы его разыскиваем, Скоробогатову трудно будет исполнить свой план.

– А как же Стас Шемякин? – поинтересовался Андрей.

– Ну, я его со счетов не сбрасываю: все станет ясно, когда удастся его допросить. Доведем паренька до кондиции, когда врать он уже не сможет по причине ломки, и поболтаем с ним. А пока будем искать Скоробогатова.

В комнате на время воцарилось молчание. Я поставила на стол тарелку с пирожными и подлила всем нам кофе.

– Теперь расскажи, как продвигается расследование в отношении Георгиади? – попросила я Андрея, поняв, что разговор о деле Киры исчерпал себя.

– Да никак, – пожал он плечами. – Леонид и Никита поболтали с некоторыми мамашами, которые тоже считают, что с диагнозом дело не совсем прозрачно обстоит, однако самое большее, что можно предъявить Георгиади, – врачебную ошибку. И то, если удастся это доказать, ведь диагнозы во всех случаях были достаточно противоречивы!

– Ты в самом деле веришь, что такой компетентный хирург, как Георгиади, могла перепутать Вильмса с другими видами опухолей? – недоверчиво спросила я.