Дорога воспоминаний. Сборник научно-фантастических произведений - Хюберт Лампо

Между тем Франкенбург и его коллеги сосредоточенно углубились в мои записи, которые я вынужден был им передать.

Франкенбург проворчал:

— Я должен всё проверить и перепроверить. Мне нужен компьютер. Мне нужны пять дней.

Но маленький доктор Имхоф сказал:

— Мы не должны исключать вероятности того, что написанное здесь действительно соответствует истине. Мы должны это допустить, хотя бы для очистки совести.

— Хорошо, хотя бы для очистки совести, — согласился Франкенбург. — Ну и что?

— А то, — ответил Имхоф, — что всякое уменьшение давления делает так называемый фтор-80-прим Перфремента безвредным веществом, не так ли? В таком случае дыра, просверлённая в двери подвала, будет достаточной мерой предосторожности. Так сделаем же эту дыру и подождём до понедельника!

— Пусть будет так, — сказал я. — Это вполне здравое рассуждение.

Специалисты из компании по оборудованию сейфов хранилищ, прибывшие самолётом, выгрузили своё хозяйство у банка. Среди баллонов, защитных очков и приборов я заметил несколько противогазов.

— А это зачем? — спросил я у Ле Кэ.

Франкенбург, не расположенный к разговорам, сказал недовольно:

— Да, да, сверлите дыру, оставьте эту штучку Перфремента до понедельника. Но пока я расшифрую эту формулу, его так называемый фтор-80-прим испарится.

Доктор Шьяпп мрачно поддержал:

— Это метафизика: если мы его оставим — он испарится, если мы его не оставим — он тоже испарится, но, насколько я понял из записей Перфремента, если мы оставим фтор-80-прим здесь, мы испаримся вместе с ним в коллективное небытие. Лучше сверлите дыру.

Я напомнил:

— Месье Ле Кэ, я вас спросил, для чего здесь эти противогазы?

— Видите ли, — ответил он, — когда дверь подвергается постороннему воздействию, автоматически включается сигнал тревоги, а, вместе с ним подвал заполняется слезоточивым газом из встроенных контейнеров.

— Вы сказали — слезоточивый газ? — спросил я.

— В высокой концентрации.

— Тогда, — закричал я, — немедленно отойдите от этой двери! — Я апеллировал к Франкенбургу. — У вас вызывает неприязнь каждое моё слово, старина, но вы честный человек. Признавая, что мои записи верны — а я клянусь, что они верны, — вы поймёте, что мой фтор-80-прим вступает в реакцию только с одним веществом. Только с одним! А именно — с СаНуСЮ, хлорацетофеноном. А это, будь я проклят, как раз то вещество, которое входит в состав слезоточивого газа!

Франкенбург согласно кивнул. Шьяпп сказал:

— Как ни вертите, но мы здорово влипли!

А старый Рэйзин проворчал:

— По-моему, это как раз то, что драматурги называют «абсолютный тупик». Поправьте меня, если я ошибаюсь.

Но тут маленький Имхоф спросил:

— А есть ли хоть какая-то часть подвала, куда не подведён сигнал тревоги?

Ле Кэ ответил:

— Лишь одна сторона подвала достижима снаружи, если только это можно назвать «снаружи». Задняя стена нашего подвала примыкает к задней стене расположенного рядом ювелирного магазина Моникендама. Его подвал, видите ли, сам по себе имеет толщину в два фута. Следовательно…

— Ага! — воскликнул начальник полиции.

— Приведите Моникендама, — приказал министр безопасности, и этот известный ювелир и ростовщик был немедленно доставлен.

— Я охотно открою свой подвал, — сказал он, — но у меня есть партнёр, Уормердам. Наш подвал открывается комбинацией из двух замков, отпираемых одновременно. Они расположены таким образом, что один человек не может отпереть оба замка в одно и то же время. У меня своя секретная комбинация, у Уормердама — своя. Чтобы открыть подвал, мы должны здесь присутствовать оба.

— Вот как становятся богачами, — пробормотал старый Рэйзин.

— Вот как остаются богачами, — поправил его Моникендам.

— А где сейчас Уормердам?

— В Лондоне.

Тут же позвонили в Лондон, и агенты секретной службы вытащили возмущённого беднягу Уормердама прямо из-за обеденного стола, стремительно доставили его на аэродром реактивных самолётов и запустили вверх с такой скоростью, что он прибыл в Сабль-де-Фесс в состоянии полной прострации и с салфеткой, всё ещё засунутой под подбородок.

Зато теперь, по выражению начальника полиции, для него абсолютно всё стало ясным как на ладони. Я был в его глазах чем-то вроде главы преступной шайки, профессором Мориарти, и моей истинной целью была кладовая ювелиров. Он усилил полицейский кордон, и Моникендам с Уормердамом открыли свой подвал.

Люди из компании по оборудованию сейфов и хранилищ приступили к работе, но не раньше, чем оба ювелира получили подписанную президентом банка бумагу возмещения убытков (министру они не доверяли). И вот начали бурить заднюю стену банка.

— Время бежит, — заметил я.

Рейзин вызвал всеобщее раздражение, заявив:

— Фантазии, друзья мои, одни только фантазии заставляют вас так потеть. Принимая во внимание все обстоятельства, думаете ли вы, что мегатонна, или тиранотонна, или ультимон могут причинить нам — лично нам — больше вреда, чем, скажем, фунт динамита?

Начальник полиции заметил:

— Ха! Похоже, вы здорово разбираетесь в динамите.

— Надеюсь, что так, — ответил Рэйзин. — Я устраивал саботаж нацистам, друг мой, когда вы размахивали полицейской дубинкой во Втором бюро.

К пяти часам утра мы проделали скважину в стене.

— Пресрасно, — сказал я. — Теперь не о чем беспокоиться.

И предложил выпить по чашке горячего чаю. В ответ на предложение, месье Ле Кэ кинулся вон.

Мы подождали, пока банк не откроется, и вошли в хранилище, где лежал мой фтор. Я показал Франкенбургу, как сильно он уменьшился в объёме.

— Клянусь богом, мы были на волосок от гибели, — сказал я.

Вы думаете, этим дело и кончилось? Вы жестоко ошибаетесь! Потому что в эту безумную ночь, пока все полицейские в Сабль-де-Фесс и его окрестностей стояли на страже вокруг банка и магазина Моникендама, банда грабителей проникла в галерею принца Мамелюка, где хранилась одна из самых крупных в мире коллекций произведений искусства.

Воры очистили её не спеша, с полным комфортом. Они похитили бесценное собрание античных драгоценностей, трёх Рембрандтов, четырёх Гольбейнов, двух Рафаэлей, одного Тициана, двух Эль Греко, Вермеера, трёх Бетичелли, Гойю и Грёза. Мне сказали, что это была кража века и что страховое агентство Ллойда предпочло бы потерять флот трансатлантических лайнеров, чем ту сумму, на которую были застрахованы эти картины и драгоценности.

Вообще-то, если вдуматься, мне даже повезло, что меня отправили обратно в Англию и взяли под стражу.