По Мыслящим Королевствам - Алан Фостер

Привстав на цыпочки, Эхомба пытался заглянуть им за спины, чтобы оценить численность табуна. Но не мог. Грациозных шей и изящных голов было тысячи. Если лошадей что-нибудь напугает, если в припадке безумия они бросятся вперед, то путешественники неизбежно окажутся под их копытами, беспомощные, как мыши.

Симна шептал про себя названия пород и разновидностей. Пегие с белой гривой и гнедые, серые и крапчатые, красновато-бурые и чалые, пегие, паломины[5] и аппалусы[6]. Мощные першероны и шайры[7] заслоняли маленьких, но крепких пони; тарпаны[8] храпели позади мустангов; чистокровные скакуны держались отчужденно и гордо. Восьминогие слейпниры отпихивали черных кобылиц с глазами без зрачков. Мезогиппусы[9] подталкивали анхитериев[10], а гиппарионы[11] и гиппидоны нервно терлись друг о друга мордами.

— Наверняка в той стране, откуда ты пришел, нет такого количества пород, — прошептал Эхомба своему другу.

Северянин был ошеломлен многообразием, развернувшимся перед его взором.

— Этиоль, я не думаю, чтобы столько пород было в какой угодно стране. Или во всех странах. Мне кажется, что мы видим не только всех лошадей, которые существуют, но всех, которые когда-либо существовали. В силу неких загадочных причин они оказались здесь, как в западне, и сошли с ума.

— Знаешь, Симна, по-моему, они выглядят не столько помешанными, сколько расстроенными.

— Какая разница, если их что-то напугает и они ринутся в нашу сторону? Их расстройство погубит нас так же несомненно, как и их помешательство. — Он бросил взгляд на неба. Не считая нескольких белых прожилок, оно было безоблачным. Стало быть, гром не испугает табун.

Однако животные, величественные и настороженные, не уходили.

— Давай что-нибудь предпримем, — предложил северянин.

Эхомба кивнул.

— Ты знаешь этих животных лучше, чем я.

— Не уверен. — Повернувшись, Симна начал пересекать остров, стараясь не делать резких движений. По дороге он подобрал меч. Эхомба тоже осторожно пошел, Алита поплелся следом.

Пастух обернулся:

— Они за нами не идут.

— Ладно. Теперь поглядим, что будет, если мы повернем на север. — Так он и поступил.

Позади послышалось громкое шлепанье по воде, которое означало, что часть табуна пришла в движение. Когда путешественники достигли восточной оконечности островка и снова увидели отдаленные, подернутые дымкой холмы, они обнаружили, что табун несколько переменил свое положение, снова преградив им путь.

Убедившись в справедливости того, о чем им рассказывали, Симна кивнул собственным мыслям:

— Обезьяна была права. Они никого не пропустят. Мы можем идти на восток, на запад или назад, но только не через болото.

— Нам необходимо пересечь его. Я и так уже слишком далеко забрел от дома, и к тому же мы не знаем, сколько еще топать до Хамакассара. Мне не хочется терять месяцы, обходя это место, тем более что наполовину мы его уже прошли.

Симна поковырял ногой влажный песок.

— А ты поинтересуйся, почему они не желают никого пропускать…

Пастух кивнул:

— Да. Пожалуй, так и надо сделать.

— Эй, долговязый брат, я же не в буквальном смысле…

Северянин и Алита, напрягшись, следили, как высокий пастух двинулся вперед, пока не зашел по колено в теплую воду. Два-три коня из тех, что были поближе к пастуху, настороженно на него поглядели. Большинство же либо игнорировали Эхомбу, либо продолжали вращать глазами.

— Он может с ними разговаривать? — Черный кот запустил когти во влажную, бесчувственную землю.

— Не понимаю как. До сегодняшнего дня Этиоль утверждал, будто никогда даже не видел лошади. — Симна глядел в спину своему другу. — Однако я научился не недооценивать нашего скотолюбивого спутника. Он кажется простаком — пока не сделает что-нибудь необычное. — Северянин показал на котомку, которая висела на высоких худых плечах. — Может, какой-нибудь деревенский старейшина снабдил его зельем, позволяющим беседовать со зверями…

Но Эхомба не полез в мешок. Он просто стоял в полный рост в мелкой воде, крепко сжимая в руке копье. Симна знал, что при умелом использовании это копье способно сеять панику и ужас. Но такие действия могли только ухудшить положение, принимая во внимание, что путники оказались бы прямо на пути панически несущегося табуна.

Подняв левую руку, Эхомба обратился к лошадям на человеческом языке, громко и четко выговаривая слова:

— Нас предупреждали, что вы никому не позволяете пересечь болото. Нам говорили, будто это происходит из-за того, что вы психически неуравновешенные. Я вижу необузданность и великую красоту, но не сумасшествие. Лишь растерянность и сопутствующую ей скрытую ярость.

Услышав пронзительный голос пастуха, некоторые лошади начали нервно двигаться, и Симна приготовился бежать, хотя бежать было решительно некуда. Тем не менее в целом табун сохранял спокойствие. Никакого ответа на слова Эхомбы не последовало.

Любой другой повернулся бы и ушел, побежденный всеобщим молчанием. Но только не Эхомба. В его голове уже скопилось слишком много вопросов. Она была битком набита ими — до такой степени, что больше он терпеть не мог. Поэтому перед лицом неминуемой смерти пастух предпринял еще одну попытку.

— Если вы не разрешаете нам пройти, то по крайней мере объясните почему. Я думаю, что вы не безумны. Мне бы хотелось уйти, зная, что вы и не глупы.

И снова никакого ответа — во всяком случае, словесного. Однако вперед выступил конь невиданной породы. Его белая шкура блестела, как металл, а необыкновенно длинная грива напоминала тонкие полоски кованого серебра. В лучах солнца он больше походил на произведение скульптора, нежели на живое существо, на что-то придуманное, нарисованное и затем высеченное из камня.

— Я — Аргентус. — Конь говорил нежным голосом, хорошо поставленным сопрано. — Порода, которой еще не существует. — Его прекрасные и печальные глаза смотрели на потрясенного Симну.

Вот бы на таком жеребце, думал северянин, прогарцевать по развеселому Сабаду или въехать во Вьоралу-на-Баке! Девушки от восторга прямо выпрыгивали бы из окон. К сожалению, он понимал, что этот восхитительный конь не для езды. Ведь он сам признался, что его еще нет. Почему-то Симну это не удивляло.

— Лошади не могут говорить, — решительно заявил северянин, отрицая свидетельство собственных органов чувств.

Прямой и проницательный взгляд животного смутил воина. У Симны возникло неприятное ощущение, что это создание не только умно, но и гораздо умнее его самого.